Возвращение - Литтл Бентли
— Ладно, подождите минутку! — Старик бросился бегом по коридору, и до них донесся звук открывающихся и закрывающихся ящиков. Он что-то бормотал себе под нос раздраженным голосом. Потом вернулся с двумя белыми билетами размером с игральные карты. — Вот! — Нейт вручил каждому билет. — Постоянные пропуска. По ним вы в любое время можете бесплатно попасть в музей. Бессрочные. Так что когда в следующий раз будете тут проезжать, заходите!
Глен подумал о музее, и ему вдруг стало стыдно, что они с Мелани смеялись над экспонатами. Конечно, музей был примитивным и любительским, но этот человек относился к нему серьезно. Он посвятил ему всю жизнь, и Глен почувствовал, что уже немного иначе относится к таким «ловушкам для туристов». Это не китч, а американская культура, и ее нельзя презирать.
— Обязательно. Спасибо! — Благодарность его была искренней.
— Дадите мне знать, чем все закончится, а?
— Конечно, — пообещал Глен.
Нейт проводил их во двор, остановился у двери своего японского гаража, махал рукой, пока они выруливали на подъездную дорожку, и кричал:
— До свиданья!
Они махали ему в ответ, пока ехали к шоссе.
— Похоже, мы едем в Уикенберг, — сказала Мелани.
— Очень похоже.
Ночь они провели в Холбруке, рядом с огромной, уродливой электростанцией, постоянно выбрасывавшей в небо облака дыма. По какой-то неизвестной причине свободных мест в гостиницах Холбрука почти не было, и они смогли снять номер только в жалком мотеле под названием «Шангри-Ла». В номере пахло дезинфицирующим средством с ароматом хвои, а на покрытом толстым слоем пыли подоконнике валялись дохлые мухи. В ванной в унитазе постоянно текла вода, причем так громко, что заглушала звук включенного не на полную громкость телевизора.
— Очаровательно, — сказала Мелани.
— Но у меня есть ты, а у тебя — я.
Она рассмеялась и взяла его под руку.
— Да, у меня есть ты, а у тебя — я.
Глен открыл бачок в туалете и отрегулировал слив. Мелани вытерла пыль влажными салфетками, и комната приобрела если и не приятный, то, по крайней мере, терпимый вид.
Ночью ему снилась мать, и во сне она была молодой, моложе, чем он теперь, в том возрасте, когда Глен был мальчиком, а она развозила газеты. Мать сидела, скрестив ноги, на каменном полу испанской церкви в Нью-Мексико и вышивала. На квадратном куске желтой ткани, который мать держала в руках, было изображено поселение анасази, наводненное ордами существ со всклокоченными ярко-рыжими волосами. Все они были разного размера, от карликов до гигантов, и хотя это была вышивка, существа как будто передвигались, стоило ему лишь отвести взгляд. Он стоял в центральном проходе церкви лицом к матери, а за ее спиной находился алтарь, который освещали несколько десятков свечей. Это было приятное, успокаивающее зрелище, но Глен остро ощущал сгустившуюся за его спиной тьму и боялся оглянуться.
— Все кончено, — сказала мать. Голос у нее был печальный, глаза грустные, но губы растянуты в безумной, как у клоуна, улыбке. — Ты опоздал. Ты проиграл.
Глен увидел, как одно из существ с прической «под африканца» соскочило с желтой вышивки, вскарабкалось по платью матери, проскользнуло между ее губ и проникло в горло. Послышался громкий звук, механический щелчок, и из печальных глаз матери полились слезы. Ее голос, слетавший с растянутых в безумной улыбке губ, внезапно стал напоминать запись на старой пластинке, которая с шипением и треском повторяет одно и то же: «Ты проиграл. Ты проиграл. Ты проиграл. Ты проиграл…»
Следующим утром Мелани с Гленом выехали поздно. В убогом номере не было будильника, и они попросили портье разбудить их в шесть часов. Но либо тот не предупредил сменщика, либо новый портье забыл, поскольку никто их так и не разбудил, и проснулись они почти в восемь.
Пока Мелани одевалась и собирала вещи, Глен быстро принял душ, а потом они торопливо погрузились в машину, решив ехать без завтрака. Мелани перед уходом взяла из номера рулон туалетной бумаги и неиспользованный пластиковый стаканчик.
— Должна же я хоть что-то с них получить, — сказала она.
На карте был обозначен более короткий путь, проселочная дорога между Прескоттом и Уикенбергом, но Глен сомневался, что так ближе. Узкая двухполосная дорога, казавшаяся бесконечной, проходила по такой глухой местности, что они не видели ни одной машины. Мелани попыталась позвонить Маккормаку по сотовому телефону, просто проверить связь. Ее подозрения и страхи сбылись — они находились вне зоны приема.
— Все будет в порядке, — заверил ее Глен.
— Да. Наши совместные путешествия всегда проходят гладко и без происшествий.
Они благополучно доехали до Уикенберга без всяких аварий и даже намеков на неисправность машины, но на этом их удача и закончилась. Престона Альфонса оказалось не просто трудно найти — он исчез! Уикенберг был маленьким городом, но такого имени не было в телефонном справочнике, а ни один из владельцев антикварных магазинов, к которым они обращались, не знал такого человека — или все они просто не хотели признаваться. Глен подозревал второе. Один старик проявил открытую враждебность, когда его спросили об Альфонсе, и хотя Глен и Мелани это отрицали, он явно подозревал, что они копы. Остальные, вероятно, тоже, — хотя совершенно непонятно, почему торговцы антиквариатом должны бояться полиции.
Они уже были готовы ходить по домам, когда Глен заметил белую картонку, прибитую гвоздями к телефонному столбу: ЕЖЕГОДНАЯ РАСПРОДАЖА ПОДЕРЖАННЫХ ВЕЩЕЙ У МОРМОНСКОЙ ЦЕРКВИ. Внизу была указана дата: СБ. 8–3.
— Какой сегодня день? — спросил он Мелани.
Она нахмурилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Я сбился со счету. Какой сегодня день недели?
— Суббота.
Глен указал на объявление.
— Ежегодная распродажа подержанных вещей. Я не специалист, но разве торговцы антиквариатом не добывают бо́льшую часть товара на гаражных и прочих распродажах, а потом задирают на него цену? Подозреваю, что он бывал там прежде, возможно, каждый год, и если нам повезет, мы найдем тех, кто его знает.
— Хорошая идея, — признала Мелани.
Мормонская церковь оказалась внушительным зданием из желто-коричневого кирпича, слишком большим для такого города. На парковке устроители распродажи расставили столы с грудами одежды, коробками грампластинок, книгами и детскими игрушками. На улице перед церковью было довольно много машин, и несколько семей перебирали выставленные на продажу вещи. Глен нашел свободное место между новым «Кадиллаком» и старым джипом, и они с Мелани пошли по размеченному асфальту к одинокому столику с двумя пожилыми женщинами, перед которыми стоял металлический ящик для денег и груда использованных пакетов из-под продуктов.
— Здравствуйте, — приветствовала их маленькая старушка с высокой прической, напоминавшей улей. — Ищете что-нибудь конкретное?
— Честно говоря, да, — сказал Глен. — Мы ищем человека по имени Престон Альфонс. Он держал антикварный магазин в Уикенберге. Вы, случайно, его не знаете?
— Престона? Конечно, знаю.
— Отлично. Можете сказать, где он живет?
Женщина прищурилась.
— Зачем?
Интересно, что за тайна окружает торговца антиквариатом? Будучи жителем Калифорнии, Глен испытывал искушение ответить: «Потому что мы агенты налоговой службы», но сдержался.
— Наш друг, — сказал он, — пару лет назад продал мистеру Альфонсу одну вещь, и мы хотели бы ее выкупить, если она еще у него.
— Какую вещь? — с подозрением спросила женщина.
Глен не видел причины лгать.
— Мумию. Индейскую мумию.
— Мумию?!
Он кивнул.
— Она выставлялась в маленьком музее недалеко от Белтейна, на сороковом шоссе. Ее нашли в заброшенном городе в районе Рио-Верде. Парень по имени Джек Карпентер наткнулся на нее во время охоты.
Женщина все так же подозрительно смотрела на него, но внезапно ее взгляд смягчился. Вероятно, история показалась ей правдоподобной, и она больше не боялась, что Глен окажется частным детективом, федеральным агентом, грабителем или еще бог знает кем.
