Эльмира Нетесова - Ее величество-Тайга. РЫСЬ КУЗЯ
Кузя понимала, что через пару недель рысята могут прогнать ее со своих участков и решила не дожидаться такого расставания, а уйти самой. Рысята поняли ее. Обрадовались. Взрослеть и крепнуть рысь должна самостоятельно. Ибо нет в тайге понятия маленькой и большой рыси. Есть зверь. Сильный или слабый, опытный или глупый, — это покажет дальнейшая его судьба.
Кузя сидела на границе участка второго рысенка. Здесь она оставляет нового молодого хозяина. Вон как основательно, совсем по-взрослому, метил он границы своего владения. Не торопился.
Знает, первые его метки увидит и запомнит вся живность угодий. По ним о новом хозяине мнение сложится. «А значит, нужно сразу себя проявить», — старался рысенок.
Увидев мать, сидящую поодаль, понял. Примчался к ней еще ее котенком. Лизнул в морду, прижался теплым боком. Потерся о плечо. Кузя лизнула его милую пушистую мордашку. Посидела с ним тихо рядом, чтобы запомнить тепло первенца-котенка.
Она первой решила ускорить разлуку. За спиной уже торопила еще одна молодая хозяйка соседнего владения.
Кузя, напоследок, лизнув котенка, в несколько прыжков вскинулась на дерево и вскоре исчезла вместе с последним рысенком.
Расставание с ним было грустным и недолгим. Того требовала сама тайга. Не могла Кузя долго отсутствовать в своих угодьях. Иначе дом займут другие. Попробуй потом выгнать их.
Кузя бежала знакомыми путями. Скакала по вершинам, развилкам, веткам и лапам. Уже одна. Вроде совсем немного времени прошло, а как заметно изменился ее участок! Наливаются соком ветки и почки деревьев, готовые к жизни, — они проснулись от зимних холодов. А вот ива не сегодня завтра распустит почки. Похорошела, принарядилась тайга.
Кузя спешила. Скорее в лежку, за прошедшие дни она получила много укусов в драках. Они еще не зажили. И болели.
Но что это? Чужой запах на ее участке. Кто посмел? Кузя принюхалась. Запах кота. Ну, этого она быстро выкинет из своих владений.
Рысь подскочила на ель, где в густых лапах пряталась лежка. Ее дом. Но он занят. Вытянувшись во всю длину, там лежал большой кот. Кузя крикнула. Пришелец не пошевелился. Рысь вскрикнула громче, грозно. Кот и ушами не повел.
Кузя потянула носом. Стала осторожно спускаться вниз.
Друг на друга рыси нападают часто. По не па спящих. Противника встречают стоя на лапах. Но коты и кошки никогда в своих отношениях не доходили до свирепых драк. Могут, порычав, разбежаться. Случается, кошка прогонит кота, когда уже имеет дружка либо беременна. Потому и Кузя хотела просто согнать кота со своей лежки, а тот, поняв, что хозяйка вернулась, уйдет сам и займет свободный участок. Тайга большая, сыщет себе приют.
Кузя подскочила к незваному гостю вплотную. Зашипела: мол, до зимы далеко, чего пришел? Убирайся отсюда.
Но кот даже не дрогнул. Кузя задела его лапой но хвосту, самому чувствительному месту у рысей. Тот не пошевелился. Кузя подошла к морде.
Глаза кота были открыты. Он виновато смотрел на хозяйку. С трудом открыл пасть, пожаловался на боль. И только тут рысь поняла, что кот умирает. Но отчего? Ведь не старый. Ему пошел четвертый год. Сильные лапы, грудь. Ни одной царапины на боках и спине. Но из пасти его уже идет гнилостный запах холодеющей крови.
Не обидно умереть на охоте или в драке. Эта смерть звериная. Самая что ни на есть — рысья. Здесь же… В лежке, по весне, даже не от холода или голода. Не соперник в свадебное время порвал.
Кот пытался поднять голову. Из пасти зловонная слюна текла. Лапы кота вдруг задергались, глаза округлились. Он закричал хрипло, проклиная тайгу за легкую добычу, подаренную три дня назад. Позарился кот на куропаточий выводок. Много их в эту весну развелось. Эти — почему-то улететь не могли. Пятерых всех съел. Решил отдохнуть в лежке. Тут его и прихватила боль. Почти сразу. Опомниться не дала. Сытостью насладиться. Встать уже не смог…
Кота рвало черным мясом последней добычи. Кузя отскочила подальше от запаха. Куропатки были больны чумой. Теперь она пойдет гулять по тайге. Никого не пощадит, не пожалеет.
Кузя смотрела со страхом на умирающего кота. Красивый зверь. Но даже его беда настигла. А может, он уже не первый?
Вспомнились рысята. Их совсем недавно оставила хозяйничать. Нет у них опыта. А что, если и они… Ведь тоже любят куропаток. Да разве только птицы опасны? Сожрет лиса легкую добычу, соболи и куницы не упустят лакомства, так и начнут дохнуть. От них — другие. И почему беда пришла именно сюда? Хотя, как знать, откуда появилась.
Рысь поняла, что лежку эту ей придется оставить и уйти с участка. Но болезнь пойдет дальше.
Кузя смотрела на кота. Он мертв. В лапе застряло перо куропатки. Кому-то в зиму дружком был, рысята имеются. Теперь какая-то в зиму одна останется. Без любви, без котят. Ну почему не старый кот сдох! Его бы и не жаль было. Хотя тоже сородич. За долгую жизнь своею смертью должен сдохнуть, в рысьей жизни радости не длинней куцего хвоста.
Тайга расцветала. А кому она теперь будет в радость? Как оборвать эту чуму? И Кузя все дальше удалялась от своих владений. Нет ей места в них, нет у нее ни лежки, ни дома. Нет тайги. Но где же жить теперь?
Она и сама не знала, как оказалась у зимовья. Лесник собирался уходить. За плечами ружье. Кузя вскрикнула. Лесник увидел ее. Позвал к себе. Говорил ласковые слова, присев с нею на крыльце. Рысь беспокойно смотрела в лес. Кричала. Звала лесника в тайгу. Тот долго не понимал. Приглашал ее в дом. Кузя крутилась на крыльце, но в зимовье не заходила, Она жаловалась старику на беду в тайге, но тот не понимал. А рыси так хотелось поделиться с ним горем, и теперь Кузя досадовала: ну почему она понимала старика, а он ее — нет! Ведь не должно быть так. Живое должно понимать друг друга. Если не по голосам, то по глазам, сердцем чувствовать, что сказал другой. Ведь сердце у всего живого имеется. Это она, как рысь, хорошо знала.
Но почему старик считает, что она пришла к нему за жратвой? У лесника у самого в доме давно нет мяса. Вон какие постные помои вылила девчонка.
Кузя отскочила, мяукнула, заманивая своего лесника в тайгу. Тот подошел к ней, она опять отскочила, подождала его, снова сделала прыжок и опять ждала.
Лесник понял. Крикнул девчонке, что пошел в обход своего участка, и побрел в тайгу вслед за Кузей.
Кузя злилась, что лесник идет не так быстро, как ей того хотелось. Чтобы он не сбился, не свернул куда не надо, она звала его с вершин деревьев, указывала путь.
Приведя его к своей лежке, Кузя указала на дохлого кота. Лесник перевернул его и, всплеснув руками, вскрикнул:
— Батюшки, чума завелась!
Вскоре он сжег мертвого кота на костерке. Выгреб листья, мох с лежки, — бросил в огонь. Горящей головешкой обжег лежку и с тревогой оглядел тайгу.
Кузька ты моя! Беда пришла в лес. Черная беда. Надо людей сюда звать, пока не поздно. Иначе вымрут все. Ни одной живой души не останется, — сокрушался лесник.
Кузя повела его на участки рысят. Ведь человек сможет помочь, уберечь ее котят. Ведь не зря живет он тенью в рысьих глазах.
Старик шел за Кузей, не понимая, что еще хочет показать ему рысь в тайге.
Кузя обнюхала участок своего рысенка. Позвала. Голос услышан. И молодая хозяйка примчалась к матери со всех ног. Соскучилась. Но, завидев человека с ружьем, остановилась недоверчиво, настороженно.
Кузя успокоила. Позвала ласково.
— Что ж ты, Кузька, дите так рано отделила? Его тебе еще уму-разуму учить надо, а ты покинула. Покуда снег не ляжет, должна была при себе держать. Там она и ушла бы с другом. Семейной бы сделалась. А ты ее, вовсе малышку, на тайгу одинешенькой оставила. А зачем так? Не совестно тебе?
И тут же, вспомнив свою вину перед Кузей, что лишил ее матери в раннем возрасте, умолк.
Взрастить лесник сумел. По научить зверя не дано человеку. Вот и поступила рысь с котятами так, как самой довелось. Другого — не знала.
— Прости меня, дурака. Виноват я. Думал, научат тебя в тайге звери. А и ты, приглядевшись к сородичам, не оступишься, ан вот как стряслось. Когда ты сама в тайгу ушла, звали мы тебя с внучкой. Искали. Но не нашли. Выходит, горе посеяли.
Кузя вылизывала рысенка. Старательно. Во всей красе показала дитя старику. Тот хвалил котенка и тут же сокрушался:
— В эту пору она могла бы лишь играть с тобой. Но и обидеть уже может. Вон зубешки у ней какие острые. Иные матери на пару днем уже оставляют рысят одних. Приучают к взрослости. Но от своих лежек не гонят. Сами себе находят новые места. Ты ж — согнала. Не стоило торопиться. А может, она тебя уже обижала? Росточком уже не мала. Видать, хорошо кормила. А почему у тебя одно дитя? Иль кот старый попался? — спрашивал дед.
И, словно услышав вопрос человека, из кроны сосны мяукнул второй котенок. Он издалека услыхал голос матери. Кузя поспешила к нему навстречу. Обнюхала, облизала.
— И его отделила? — качал головой лесник, глядя на Кузю с укоризной. — Кто ж их к тайге приучит, горемычных, что ж не пожалела малышей?
