Сергей Самаров - Молчание солдат
3
Аббас первым замечает впереди новый след. Он идет ведущим, сменив на этой трудной работе сильного и выносливого Раундайка, и издали видит почти дорогу – так сильно наст протоптан, так много людей прошло.
– Дукваха! – зовет Аббас самого опытного в маленькой группе человека.
Дуквахе тяжело. При быстрой ходьбе кровь в теле бегает быстрее и заполняет рану. В группе уже кончаются перевязочные пакеты, а Дуквахе нужны все новые и новые тампоны, потому что старые пропитываются кровью очень быстро. И силы он теряет на глазах, вместе с безостановочно текущей кровью. При таких ранениях лежать надо спокойно, не волноваться, чтобы рана засохла и перестала кровоточить. А приходится идти и идти, причем в таком высоком темпе, что не каждому здоровому это может оказаться по силам...
Аббас порой смотрит на эмира с жалостью, но и с уважением. Глаза потускнели, лицо уже не кривится в пугающей улыбке и не обнажает торчащие вперед зубы. Дукваха придерживает раненую руку здоровой рукой. Ему кажется, что так кровь бежит по венам медленнее. И боль так приглушается.
– Дукваха, – повторно, теперь уже громче, зовет Аббас и останавливается, поджидая эмира.
Рядом с молодым командиром останавливаются Раундайк и Николай. Тоже смотрят вперед – след видно хорошо. Подтягивается и Дукваха, но не останавливается, а устремляется к следу, выходя на роль ведущего. Дукваха держится неестественно прямо. Так прямо, как никогда не ходит обычно, а обычно он слегка неуклюже косолапит. Сейчас прямой корпус и непривычность положения заставляют его лучше на ногах держаться. Только около широкого следа эмир останавливается и в раздумье замирает.
– «Волкодавы»... – предполагает Николай.
Что солдаты федералов, что боевики – все носят одинаковую, удобную для войны обувь. И по следу трудно определить, кто здесь прошел. Дукваха с натугой, но не издавая ничего похожего на стон, приседает. Трогает следы пальцем. Точно так же делает Раундайк. И как всегда часто моргает. К его морганию все уже привыкли настолько, что в другом виде журналиста не представляют.
– Похоже, два джамаата прошли, – говорит вдруг не Дукваха, опытный эмир, а именно Раундайк, до этого вообще не воспринимаемый как серьезный боец и тем более как человек, умеющий читать следы.
– Почему так думаешь? – уже Дукваха спрашивает.
– Федералы не так ходят.
– «Летучие мыши» так ходят, – вслух размышляет Дукваха. – Они строй не любят. Если это офицеры, то вполне могут так идти. Никакого строя... Но... Но для «летучих мышей» их слишком много... Может, ОМОН?
– Вот. – Раундайк показывает пальцем. – И здесь тоже... И здесь... По крайней мере, три следа. Это сапоги, а не башмаки. И не солдатские сапоги. Носок узкий. И отпечаток. Подошва странная.
– Арабские сапоги, – подсказывает Аббас. – Я видел такие следы. Арабы, которые не наемники, такие носят. С калошами. К Руслану Ваховичу приезжали...
Дукваха рассматривает долго. Потом поднимается, раздумывая, к другим следам проходит, здесь уже смотрит не наклоняясь – наклон обошелся ему сильным головокружением.
– Да... Федералы минометы с собой не носят. Вот, – показывает он пальцем. – Миномет ставили. Один устал, другому передал. Это свои. Но... Но здесь никого больше не должно быть.
Он вытаскивает карту из-за пазухи. Осторожно вытаскивает, чтобы раненое плечо не потревожить. Аббас помогает эмиру развернуть ее. Смотрят вместе, вчетвером.
– Никого не должно быть, – повторяет Дукваха. – Но есть. А если есть, то на счастье нам, потому что нас, думаю, поджимают, а у нас и отстреливаться нечем... Вперед, надо их догнать!
След отряда, состоящего из двух джамаатов, придает беглецам силу и надежду. И, словно подтверждая право на надежду, из-за дальних гор, из-за хребта, вдоль которого они идут, выходит солнце, обещающее ясный день. Значит, пурга свернула в сторону.
* * *По проторенной дороге, даже не по тропинке, идти несравненно легче, чем по снежной целине, и это даже при том, что дорога начинает становиться заметно круче. Но направление пути определяется легко – два случайно попавших сюда джамаата идут, несомненно, в сторону лагеря Руслана Ваховича Имамова. Да туда, если прикинуть, все местные дороги сейчас ведут. И дороги эти проложены за последние несколько лет. Раньше только пастухи со своим скотом посещали такие далекие горы, теперь же здесь стабильно пролегают пути уходящих на зимний отдых боевиков и преследующих их федералов.
– Внимание! Нас заметили, – предупреждает Раундайк. Он опять оказывается хорошим разведчиком.
– С чего ты взял? – спрашивает Дукваха. Голос эмира стал совсем хриплым и плохо узнаваемым. Силы, должно быть, его уже покинули, но осталась воля, которая и переставляет непослушные ноги.
– Блеснуло что-то на том перевале... Там засада...
– Может, бинокль? – предполагает Николай.
– Мы на солнце идем, – укоризненно говорит Аббас. Как бинокль может блеснуть, если на нас смотрят с той стороны?
– Какая-нибудь железка. Пряжка... Нож... – предполагает Раундайк. – Они поставили на перевале засаду. Ждут. Поторопимся...
Но прибавить скорость трудно. Дукваха еле ноги переставляет и голову почти не поднимает. Тем не менее через десять минут беглецы добираются до небольшого перевала, который им никак не миновать.
– Стоять! – звучит команда. – Оружие в снег...
Из-за камней выходят шестеро боевиков.
– Ха-ха! Я этих парней, кажется, знаю, – говорит один. – По крайней мере, двоих... Вот уж хорошая, очень хорошая встреча. И кстати. Попутчики подвернулись... Оружие в снег, вам сказано! И не суетиться под клиентом.
Для наглядности следует удар прикладом по рукам Раундайку, который запутался в ремне своей винтовки.
* * *Уж чего-чего, а такой неприветливой встречи среди своих четверо беглецов никак не ожидали. Аббас держит голову гордо и в негодовании поднятой, Дукваха совсем опускает свою. И даже стоит еле-еле. Немудрено с таким ранением... Как только он сумел пройти в высоком темпе довольно приличное расстояние – остается лишь удивляться. Но здесь его хотя бы перевязывают по всем правилам. Среди бойцов джамаатов оказывается врач-араб.
У пленных отбирают оружие, несмотря на то, что патронов у них нет, и даже ножи забирают. Сажают в середину бивуака. Часового, правда, не выставляют. Но куда здесь сбежишь? Сами сказали, что узнали, но тогда почему такая враждебность? Аббас совсем не понимает ситуацию. Но терпеливо ждет прояснения.
По одному их подзывают для беседы. Первым разговаривают с Дуквахой. О чем говорят – разобрать трудно. Командует джамаатами седой араб с точеным лицом. Он же допрос проводит, сидя в снегу. Задает вопросы, сесть Дуквахе не предлагает, хотя видит его состояние. Потом знак рукой делает, и Дукваху отводят в сторону, но не туда, где остальные. Зовут Раундайка. С Раундайком разговаривают очень долго. Европейская внешность араба, видимо, смущает. Но после разговора журналисту отдают его рюкзак. Он проверяет свой ноутбук, которым очень дорожит. Раундайка не провожают в сторону. Он сам отходит, но опять не к Николаю с Аббасом. Николая зовут. С этим разговор короткий. Короткие вопросы и короткие ответы. Странно, но наемнику возвращают автомат и дают патроны. Николай садится в стороне и набивает патронами спаренные рожки. Дуквахе патроны не предложили. Должно быть, потому, что раненый... Аббаса зовут. И подталкивают в спину, чтобы поторапливался.
– Говорят, ты воспитанник эмира Имамова? – спрашивает араб на хорошем чеченском языке.
– Я, эфенди[19], воспитанник детского дома. – Аббас старается говорить с немолодым арабом уважительно. – Когда попал в отряд к Руслану Ваховичу, он отнесся ко мне как отец. И учил воевать, как подобает каждому правоверному мусульманину. Учил, как отец учит своего сына...
– Ты любишь своего воспитателя?
– Я отношусь к нему с большим уважением.
– А он как к тебе относится?
– Думаю, и он имеет право считать, что не зря потратил на меня время.
– Когда эмир Имамов уходит из лагеря?
– Должен сниматься в шестнадцать часов. Через сутки он планирует быть в Грузии... Советую вам поторопиться, если хотите успеть с ним.
Араб смотрит на Аббаса с насмешкой:
– Где твои дневники?
– Дневники? – удивляется Аббас. – Я, к сожалению, потерял их вместе с рюкзаком во время боя... А зачем вам мои дневники?
Он умышленно не уточняет, где оставил последнюю тетрадку дневника, чтобы не подставлять под непонятную еще опасность Анвара. А что опасность от этого араба исходит, Аббас уже чувствует по взгляду командира отряда.
– Ладно, – араб поднимается во весь рост и оказывается очень высоким, хотя и костлявым, – мы посмотрим, насколько ты дорог Имамову. Мы поведем тебя к нему. Эй, там... Наденьте на него наручники!
Аббас по-прежнему не понимает, что происходит, делает шаг назад, но его берут под руки с двух сторон и тут же защелкивают на запястьях стальные наручники. Он смотрит в сторону Дуквахи. Дукваха тоже встал, собираясь шагнуть в сторону Аббаса, но и самого Дукваху также берут под руки. Сопротивляться раненый эмир не может, и через несколько секунд его руки тоже скованы наручниками. Оба они – пленники.
