Андрей Воронин - Ночной дозор

— А вы разве не знаете, кого именно ищут? — усмехнулся Прохоров, допивая шампанское и пододвигая к себе тарелку с легкой закуской.

— Откуда, помилуйте? Я бы вообще не интересовался этим неприятным делом, если бы до меня не дошли мерзкие слухи, будто я заказал Малютина. И теперь, как последний идиот, расспрашиваю всех. Знаете ли, неприятно будет узнать, что ваш начальник запросил ордер на мой арест.

— Да, к сожалению, у нас не такое государство, чтобы законопослушный человек мог спать спокойно.

— Я не законопослушный, — покачал головой Короедов и состроил горестную гримасу. — Я часто вынужден нарушать закон, но делаю это аккуратно.

— Я в курсе.

— Правда, одно дело, если тебя обвиняют в финансовых махинациях, и совсем другое, если обвиняют в заказном убийстве.

— Вас никто не обвиняет.

— Пока не обвиняют, — Короедов поднял палец, длинный, немного узловатый. От этого холеный ноготь казался приклеенным. — Конечно, если хотите, можете не говорить мне, кого именно ищут…

— Это не такой уж большой секрет, и при желании вы бы могли узнать это сами.

— Зачем? Я начну расспрашивать…

— Вам об этом расскажут.

— Вот так и рождаются нездоровые сенсации. Я же привык по возможности действовать в рамках закона. Да, я не отпираюсь, у меня к Малютину имелись свои счеты, и у Петрова тоже. Но чтобы убивать человека… У меня такого и в мыслях не могло быть. Я, конечно, не прокурор, не судья, но, по-моему, во всем виноваты кавказцы. Не было бы их в городе, мы бы с вами существовали мирно. Славяне со славянами всегда договорятся.

Капитан Прохоров хотел было заметить, что славянское происхождение Короедова вызывает у него некоторые сомнения.

— И евреи со славянами договорятся, — тут же вставил Короедов, словно прочел мысль своего собеседника, — потому что мы люди одной цивилизации. Нам не нужно убивать друг друга, а у них, мусульман, как мне рассказывал один знающий человек, за честь почитается убить неверного. Я сам заинтересован в скорейшем расследовании. Пока идет следствие, работа порта почти парализована, и не только мы с Петровым несем убытки, несут убытки область, город.

— Я не вижу в этом проблемы.

— В убытках? — ухмыльнулся Короедов.

— Нет, в том, чтобы вы помогли следствию. Мы тоже заинтересованы как можно скорее найти женщину-фотографа.

— Вы уже знаете ее имя?

— Мы знаем больше, — Прохоров полез в карман и вытащил вчетверо сложенный лист бумаги, развернул его и положил на стол.

Это была цветная ксерокопия, снятая с разворота журнала. Короедов, склонив голову набок, развернул лист пальцем, сделал это немного небрежно, будто его не очень-то интересовала бумага с фотографиями и текстом.

— Катерина Ершова, если я правильно прочел.

— Правильно.

— Фотограф из Москвы, лучший фотограф года в Восточной Европе, — Короедов переводил текст. — Я с подозрением отношусь к женщинам не только в бизнесе, в политике, но и в искусстве, — продолжал Короедов. — но Катерина Ершова, по-моему, достойный кандидат на звание человека года. Мне ее работы нравятся. Я постараюсь вам помочь.

Короедов еще подлил шампанского.

— Ни вам, ни мне не интересно, если азербайджанцы доберутся до нее раньше нас. У них разговор короткий: мужчина ли, женщина ли, ребенок ли. Труп не нужен ни вам, ни нам. А сейчас, извините, — Короедов поднялся, — мне нужно срочно ехать по делам. Если желаете пригласить кого-нибудь в ресторан, пожалуйста, зал оплачен до самого утра. Еда, выпивка…

Капитан Прохоров кивнул. Он знал, что если захочет, ему будет предоставлено и большее. Он был не простым милицейским офицером, а помощником самого полковника Барышева. Стоило ему только намекнуть, ему бы привели и девочек, организовали бы номер.

— Нет, спасибо, — сказал он, вытирая губы салфеткой, — дел много. Пока не закрыто расследование, приходится работать, считай, круглые сутки.

— Мы и сейчас с вами на работе, — ухмыльнулся Короедов, складывая лист бумаги и отправляя его в карман пиджака. — Всего хорошего, — он бегло пожал Прохорову руку и через черный ход вышел на улицу.

Машина стояла вплотную к крыльцу. Он сел на заднее сиденье и поднял трубку сотового телефона. «Чертов Толик, — подумал он. — нужен мне срочно, а позвонить не могу, лишь сбросить информацию на пейджер».

Он набрал номер:

— Диспетчерская?

— Да.

— Передайте абоненту три нуля четыреста пятнадцать следующее сообщение…

— Записываю.

— «Толик, срочно ответь Короедову».

— Правильно ли я записала, — переспросила девушка, — Короедову? Или Короедов — это подпись?

— Нет-нет, Короедову. Я лишь передаю чужое поручение.

— Сообщение принято.

— Спасибо, — Короедов повесил трубку и тронул водителя за плечо. — Езжай к офису, но только не очень слеши.

Стоять во дворе и ждать, пока ответит Толик, ему не позволяла гордость. Но в то же время ехать не имело смысла, все равно встречу пришлось бы назначать где-нибудь в городе, чтобы не терять времени.

Телефон ожил буквально через несколько минут после того, как диспетчер сказала, что сбросила сообщение на пейджер.

— Короедов?

— Да.

— Это я, Толик. Что-нибудь случилось?

— Нужно срочно встретиться.

— Заказ или старые дела?

— Продолжение старого.

— Я могу быть в офисе через двадцать минут.

— Хорошо, подъезжай.

Связь прервалась.

Короедов посмотрел на трубку. Автоматический определитель не смог засечь номер, с которого говорил Толик.

— Хитер, подлец! — выругался Короедов.

Глава 15

В планы Толика, привыкшего к тому, что во всех начинаниях ему способствовал успех, не входило вновь искушать судьбу. По его мнению, лучшей тактикой сейчас было не предпринимать никаких действий. Следствие он умело направил по ложному следу, отведя подозрения от себя и своих подручных. Но если неприятность может случиться, она непременно случается, это Толик знал твердо. «Вот она и произошла», — подумал он после разговора с Короедовым.

Ему предстояла нелегкая работа — искать человека в огромном городе, женщину, которая, скорее всего, так же боится контактов с милицией и ФСБ, как и он сам.

Правда, в отличие от Короедова, в самом существовании фотографий, сделанных на месте убийства, Толик большой беды не видел. Лица нападавших скрывали шарфы, шапки. Единственное, что могло быть видно точно, так это одежда, а ее он ловко сумел всучить азербайджанцам.

Так что еще предстояло подумать, как лучше распорядиться полученной от Короедова информацией. Она могла вполне сыграть и на руку преступникам.

Толик не знал, что минут за двадцать до убийства Катя Ершова умудрилась сфотографировать его, Сашка и Шурика возле белого «Опеля» стоящими во весь рост и с открытыми лицами.

Толик привык доверяться интуиции, она его подводила редко Сейчас внутренний голос ему подсказывал. «Лучше не спеши, обмозгуй все как следует, постарайся заполучить в свои руки фотографии. Л когда ты их увидишь, решай сам, как поступать дальше».

Возможно, грабежи, убийства, запугивания были не единственным призванием Толика. Из него вполне мог бы получиться неплохой актер, способный почти мгновенно перевоплощаться. В течение дня таких перевоплощений происходило несколько. С утра он выходил из дома самым что ни на есть примерным семьянином, человеком небогатым, ведущим размеренный образ жизни. Мирно раскланивался с соседями, интересовался здоровьем, сетовал на высокие цены и низкие зарплаты. В скромных «Жигулях» он отъезжал от дома, а затем происходила первая метаморфоза.

Стоило ему пройти сквозь дырку в заборе между одним гаражным комплексом и другим, как перед людскими глазами представал совсем другой человек. Из уставшего взгляд становился напряженным и злым, теперь та же одежда выглядела на ее владельце по-другому — дороже, престижнее. Он расправлял ссутуленные плечи, гордо поднимал голову.

У Толика существовал своеобразный тест на то, как ему удалось перевоплощение. Он выбирал из прохожих мужчину примерно равной себе комплекции и возраста и шел прямо на него, глядя в глаза. Если встречный метров за десять уже уступал ему дорогу, значит, метаморфоза произошла. И это радовало бандита. Выходя же из дома или возвращаясь туда, Толик, наоборот, радовался, если встреченный им человек упрямо держался прежней траектории.

Новенький джип «Ниссан» Толик оставил в переулке, неподалеку от кафе «Аврора». Он уже знал, в образе кого предстанет перед людьми, и образ, как всегда, соответствовал задаче. Ему не нужно было, чтобы люди задавали ему вопросы, он должен был задавать их сам и получать ответы. Толику требовалось, чтобы о разговоре с ним люди потом старались не вспоминать. Существует одна организация, принадлежность собеседника к которой сразу отбивает желание задавать ему вопросы. Ее название засело в голове у каждого короткой аббревиатурой из трех букв — КГБ. И пусть буквы со временем изменились, но их все равно осталось ровно три — ФСБ, и чувства они вызывают те же, что и в прежние времена.