Сергей Коротков - На острие победы
Внимательно изучив обстановку в селении, разведчики распределились по периметру, четко уяснив задачи каждого и отведенное на их выполнение время. И начали диверсии.
Сначала в трех местах Ауловенена вспыхнули грузовые машины, причем у одной бензобак рванул так, что осветил полгородка и перекинул пламя на соседний дом. Три по-тихому снятых часовых покоились мертвым сном в придорожном кювете, еще одного, наиболее ретивого, Пешкова застрелила из пистолета. Поселок начал просыпаться, не успев заснуть, неразбериха и темнота шла в угоду диверсантам, продолжившим уничтожать живые ресурсы вермахта и его матчасть.
Сергачеву отводилась самая простая часть операции – поджечь стоявший загруженным какими-то ящиками «Опель Блитц», ликвидировать прикорнувший у дома бургомистра мотоцикл «БМВ», последовательно забросить в окно гранату и чесать на соседнюю улицу, завести грузовой фургон и выехать на нем за пределы селения, ожидая там остальных. Это, казалось бы, простое для разведчиков задание ветеран выполнил с трудом, потому как дикое волнение и нерасторопность пожилого железнодорожника тормозили его действия, придавали ногам и движениям ватность. Грузовик все никак не хотел загораться с первого и даже с третьего раза. Пальцы дрожали, руки тряслись, спички ломались, брезент не зажигался. Мелькнувшая здравая мысль в лопавшейся от страха голове подсказала попробовать воспламенить то место машины, где виднелись подтеки масла или горючки. Сработало. Автомобиль стал разгораться, и вскоре его охватил всепожирающий огонь, тогда как на других улицах уже пылали машины, подожженные товарищами.
Отбежав пару десятков метров и вспомнив короткие наставления Машкова, Сергачев принялся пробивать штык-ножом бак и колеса мотоцикла. Лезвие застревало в металле и резине, спина вспотела, будто он пробежал два километра по лесу, выскочивший из сеней сонный часовой залепетал что-то нечленораздельное, от испуга и вида диверсанта никак не мог передернуть затвор винтовки, стуча по нему трясущимся кулаком. Вместо того чтобы вскинуть свое оружие и выстрелить в немца, Сергачев выдернул «маузер», снабженный штык-ножом, из брюха изувеченного транспорта и бросился за угол здания. Он напрочь забыл про уничтожение фрицев в доме и гранату, про опасность на крыльце в виде очумелого охранника, бранившего заевшее оружие, а лишь, спотыкаясь и ударяясь обо все препятствия, побежал вокруг дома.
На соседней улице раздались выстрелы, гулким эхом прозвучал взрыв. В окне появилось лицо заспанного гитлеровца, встревоженного звуками пальбы, и только тут Сергачев вспомнил про отдельную деталь своего задания. На глазах ошарашенного немца в нижнем белье ветеран вынул из-за ремня трофейную гранату и стал крутить колпачок на ее рукоятке. Сонливость с физиономии фашиста как рукой сняло, он что-то заверещал за окном и метнулся в глубь комнаты. Сергачев дернул шнур, постучал набалдашником гранаты в стекло, разбил его и закинул «колотушку» внутрь, да так аккуратно и легонько, словно боялся кого-то задеть ею и сделать больно.
Взрыв в здании раздался уже за спиной бегущего диверсанта, он запнулся и растянулся во весь рост на клумбе с яркими цветами. «Кажется, астры!» – подумалось вдруг мужику, но когда позади него грянул выстрел совладавшего с оружием часового, а пуля просвистела рядом с ухом, ветеран помчался строптивым бегуном прочь.
Испуганный охранник не стал преследовать диверсанта, бросившись спасать из дома начальство, кругом стреляли и ухали взрывы, кричали и гудели клаксонами.
Обезумевший Сергачев выскочил не на ту улицу, где стоял запланированный для побега фургон, винтовка в его руках тряслась в такт шагам и прыжкам, перед ним очутились «Хорьх» и фигура гитлеровца в серой униформе. Ветеран на бегу нечаянно всадил штык в живот фрица, вскрикнул вместе с ним, брезгливо выдернул оружие из тела скорчившегося врага и отшатнулся. Немец с искаженным от боли и удивления лицом завалился возле машины и засучил ногой. До ума железнодорожника вдруг дошло, что длинная легковая офицерская машина тоже годится для заключительной стадии операции, а нужные ему грузовик и улица находятся где-то очень далеко, в темных уголках Вселенной или его мышления.
Сергачев с трудом втиснулся вместе с винтовкой в автомобиль, стал лихорадочно искать ключ, но не увидел его. Вместо этого через боковое стекло увидел белые силуэты, появившиеся из здания напротив. Это офицеры в подштанниках и сорочках выскакивали на крыльцо с пистолетами в руках. Сергачев выругался и вывалился из машины наружу, стал обшаривать умершего немца, догадываясь воспаленным мозгом, что это был водитель «Хорьха». Связка ключей нашлась, но нужный он никак не мог вставить в систему зажигания, бренчал и охал, изредка матерясь.
Снаружи гитлеровцы не заметили копошащегося в их машине диверсанта и труп водителя возле колеса, благо автомобиль стоял к ним другой стороной. Да и некогда обезумевшим офицерам было бросаться к авто, когда кругом началась паника, звуки боя приближались, зарево пожара осветило середину Ауловенена.
Пенсионер завел машину, облизнул пересохшие губы и надавил акселератор. «Хорьх» взревел и устремился по булыжной мостовой.
Сбор бойцов прошел удачно, хотя и с задержкой во времени, потому что опоздала Лиза, тащившая мешок с тряпьем. Удивленные товарищи недоумевали, зачем она занималась мародерством, когда нужно было наносить максимальный вред противнику другими способами. Оказалось, что радистка успела уничтожить двух гестаповцев, бегавших в неглиже по двору одного из домов, а их форму, сложенную на комоде, она прихватила с собой. Искала рацию, нашла только телефон, но ее потревожили и пришлось ретироваться, потому как на международную связь необходимо было потратить уйму времени.
Машков сначала отругал Сергачева за транспорт, захваченный им вместо нужного и более вместительного грузовика, но друзья заверили, что и этот офицерский лимузин подойдет с лихвой. Они спешно закинули в авто свои пожитки и трофеи, набились в него сами и поспешили скрыться с окраины Ауловенена. Один из мотоциклов увязался было за ними, но выскочивший на повороте Селезень ловко снял из снайперской винтовки водителя. Серебристый «Хорьх» продолжил путь и вскоре скрылся в кукурузных полях.
* * *– Пока они не опомнились и не стянули в этот район дополнительные силы, пока не закупорили дороги, нужно чесать отсюда на Шлиссенгард, через него на Радшен, – предложил Машков, зажимая окровавленной ладонью бок, но в темноте салона машины никто не заметил его раны.
– Через городишко нельзя, там придется шухер устраивать, а нам лишняя буква в ребусе не нужна, – заметила Пешкова, – лучше в обход, по полям и мимо населенных пунктов.
– Точно. Правильно, Лизок! – Селезень на очередном ухабе нечаянно толкнул раненого товарища, отчего тот застонал и грязно выругался.
Теперь все узнали, что сержант схлопотал пулевое в область левого нижнего ребра и теряет много крови. Остановились, принялись оказывать ему медпомощь, Сергачев тем временем выполз на карачках из машины, и его начало рвать.
– Ничего, отец, это только начало! – постарался приободрить ветерана Селезень, разбиравший оружие и укладывавший его в салоне удобнее. – Вижу, пришлось тебе пободаться с фрицем?!
– Животину… ему… вспорол… Кишки все… – блеял сквозь тошноту ветеран, громко рыгая и бранясь.
– Ну вот. А говорил, что не приемлешь резню этих собак, что непутево кромсать их!
– Так я ж… я не специально… Случайно я… Вышло так.
Бойцы недоуменно переглянулись, бледный Машков утер пот со лба, поблагодарил Лизу за перевязку, отпил глоток шнапса из офицерской фляжки, подумал и выпил еще.
– Все, харэ тут слюни и сопли жевать! Все в машину.
Селезень сменил ослабевшего Сергачева за рулем, и «Хорьх» снова стал набирать скорость. Пешкова подсвечивала фонариком карту в руках сержанта, а тот внимательно смотрел топографию и изучал все окольные дороги вокруг Шлиссенгарда.
– Радшен – это промежуточная станция на маршруте между Тильзитом и Инстербургом, – пробурчал вдруг Сергачев, утиравший взмокшее лицо, – можно будет повредить их эшелоны и пути, стрелочные переводы искорежить. Я помогу.
– Серега, сколько у нас взрывчатки осталось?
– Ну… Пару локомотивов попортить точно хватит. Есть же еще гранатомет, сколько его можно таскать?!
– Сколько надо, столько и будем таскать! Все, слушаем меня, – сержант уселся удобнее, морщась от боли, – из меня маленько не боец сейчас, очухаюсь, встану в строй. Пока я буду водилой на этом лимузине. Достигнем Радшена, Степаныч занимается ликвидацией стрелок, семафоров, прочей железнодорожной атрибутики. На все полчаса. Лизка ищет связь, по пути устраняя солдат и обслугу. Селезень, тебе шумнуть порядком нужно. Взорвать все, что можно. Чтобы завтра газеты немецкие орали на всю их Германию о налете и ущербе от советских партизан. Ясно?
