Персидская гробница. Тигровая Луна. Ребе едет в отпуск - Джеймс Мэйо
— Я поеду в кузове.
— Мы поедем ночью. Будет холодно.
— Мне и раньше бывало холодно.
Он сомневался, следует ли уезжать без девушки. Но та бесследно исчезла. Он нигде не заметил следов насилия и был уверен, что она покинула его в расчете на свои собственные силы. Ему было любопытно, что об этом скажет Ханниган. Тегеранский центр будет рвать и метать. Но изменить уже ничего нельзя. Он наблюдал, как худой араб бродит по оазису среди мусорных куч и что-то резко и сердито выкрикивает. Полный ковырялся в зубах и ждал, разговаривая с женщиной. Араб вернулся, и его худое перекошенное лицо потемнело от ярости. Иранцы вдруг одновременно заговорили на диалекте, которого Дюрелл не понимал.
— Что случилось? — спросил он на фарси.
— Исчез третий верблюд.
— Разве их было три?
— Наверняка его забрала женщина — ваша подруга.
Толстяк приставил к носу свой короткий пухлый палец.
— Когда животных трое, они лучше бегают. Тогда они дороже, сэр. Ваша женщина его украла. Вы должны заплатить нам.
— Хорошо. — Дюрелл вдруг почувствовал себя лучше. — Я заплачу вам в Тегеране.
— Заплатите нам что-нибудь сейчас, сэр.
— В Тегеране, — настаивал он.
— В большом городе нас обманут и не обратят на нас внимания, а могут и побить или приписать преступления, в которых мы неповинны. Мы хотим получить деньги сейчас.
— Ладно. Вот все, что у меня есть.
Дюрелл отдал толстяку последние пятьдесят долларов. В сумерках было заметно, как единственный глаз у того загорелся от жадности. Он выхватил у Дюрелла деньги. Женщина что-то крикнула, протестуя, да и араб начал спорить, но толстяк внезапно начал колотить женщину, а араб опасливо попятился назад, скрывшись за грузовиком.
Через несколько минут они отъехали.
Странно, — думал Дюрелл, — что молодчики Хар-Бюри не отправились вслед за ним.
Они ехали лунной ночью по узкой и ненадежной дороге в вонючих соляных болотах. Дюрелл все время следил за направлением. Курс держали на запад, к железной дороге и шоссе, по которым он сможет вернуться в Тегеран. Сидя на каких-то грязных ящиках из-под автомобильных моторов, он разглядывал пустынные земли, проносившиеся мимо. Езда была утомительной, подстраивающейся под равномерный топот копыт привязанных к борту верблюдов. Почти всю дорогу мотор завывал на нижних передачах. Они миновали еще один оазис, а затем начали взбираться на какую-то возвышенность и свернули на дорогу, которая отклонялась на север. К рассвету появились очертания безжизненных холмов слева и глиняная стена справа. Группа тамарисков росла рядом с обнесенной забором деревней, сохранившейся, по-видимому, в первозданном виде со времен ассирийцев.
Остановив машину, араб с толстяком спустились на землю. Женщина, переваливаясь, зашагала между темными грязными лачугами. Наступило самое холодное предрассветное время.
— Сэр, Аллах велит нам сделать остановку, чтобы отдохнуть самим и дать передышку верблюдам.
— Я заплачу вдвойне, если мы сейчас же тронемся дальше.
— Невозможно, сэр. Мы должны здесь переждать день.
— Чего вы боитесь? — спросил Дюрелл.
Мужчина завращал своим единственным глазом.
— Мы мирные торговцы. Мы не боимся честных людей.
Они направились в глинобитную деревню. Дюрелл спустился вниз и обошел вокруг кабины. Ключей зажигания не было, но несложно соединить провода напрямую. Послышалось кукареканье тощих петухов, приветствующих восходящее солнце. В воздухе витал запах дыма от костра. Далеко ли еще до шоссе? Он предполагал, что миль тридцать — сорок. В центре лепившихся друг к другу грязных лачуг он заметил караван-сарай, треугольное сооружение с внутренним двориком, который заполняли спящие люди, верблюды, козы и ослы. Подойдя, он заглянул туда и остановился у входа. Одна-две из стряпавших женщин глянули на него темными возбужденными глазами и быстро отвели их. Среди животных во внутреннем дворике нелепо торчал современный грузовик иранской армии. Водителя или кого-нибудь из команды видно не было — вероятно, они заняли здесь лучшие помещения. Он шагнул назад, чтобы не оставаться на виду, и увидел толстого фарси, с поразительной скоростью мчащегося назад к грузовику. Араб несся впереди него, а женщина уже отвязала верблюдов. Они до смерти напуганы, раз решились бросить верблюдов, — подумал Дюрелл. И кинулся к деревенским воротам.
Он едва не опоздал. Одноглазый фарси уже завел мотор, а женщина и араб взгромоздились на ящики со старыми запчастями в кузове. Дюрелл подбежал к кабине со стороны водителя, вскочил на подножку и вырвал ключи. Мотор заглох. Толстяк зашипел и потянулся за ножом. Его лицо побурело.
— Вы меня покидаете? — невозмутимо спросил Дюрелл.
— Мы должны ехать.
— Потому что здесь военные?
— Нам нужно спешить.
— Что у вас под этим барахлом в кузове?
— Ничего! Железный лом — и все, сэр.
— Проверим.
Дюрелл звякнул ключами зажигания и направился к заднему борту. Араб и женщина уже вылезли из кузова. Дюрелл начал ворочать ржавые запчасти по неструганным доскам. Женщина принялась громко кричать и стенать, а в руках у араба блеснул нож. Но толстяк улыбнулся и широко развел пухлыми руками.
— Вы должны понять нас, сэр. Мы люди бедные, у нас нет земли, богатые нас считают рабами, а возможность заработать немного сверх обычного выпадает не часто.
Мелькнул бледно-голубой цвет, и Дюрелл так рванул ящик, что тот рухнул в пыль. Высвободилось платье. Оно было сильно скомкано и заляпано оружейной смазкой. Под ним лежали полдюжины новеньких винтовок М-3, находившихся на вооружении армии США. Наверняка краденый, незаконный, контрабандный товар. Но Дюрелла интересовало не столько оружие, сколько бледно-голубой шелк, который он держал в руках. Он чувствовал себя так, будто кто-то ударил его ногой под дых.
Это было Танино платье, в котором он ее видел в последний раз. В его голосе послышались угрожающие ноты.
— Откуда это у вас? Где девушка?
Щеки толстого фарси задрожали. Женщина запричитала и облила двух своих мужчин потоком брани. Араб двинулся вперед забавной семенящей походкой. Позади него всходило громадное солнце, просвечивая сквозь тамариски, росшие вокруг деревни.
— Где она? — снова спросил Дюрелл, вылезая из кузова.
— Мы ничего не знаем, сэр. Пожалуйста, отдайте ключи от моего грузовика.
— Вы бежите от военных?
— Солдаты — жестокие люди. Они нас в живых не оставят.
— И я не оставлю, — мрачно произнес Дюрелл.
Он направился к воротам. Араб издал гортанный звук и метнулся к нему с ножом. Дюрелл обернулся, отразил удар левой рукой и двинул кулаком худому по уху. Что-то сильно ударило его сзади по голове, и он зашатался, оборачиваясь. Толстяк держал в руке камень и замахнулся, чтобы вновь нанести удар. Дюрелл ударил его коленом, услышал визг, словно резали свинью, и почувствовал,
