Высокие устремления - Михаил Рагимов
* * *
Мертвый Керф лежал на нартах, смотрел ввысь. Лукас шел рядом. И даже заплакать не мог — слезы становились льдом прямо в глазах. Даже дышать было больно — ребра сводило судорогой, а в легких першило так, что еще немного, и сами вылезут.
— Нугра, капитан, мы пришли.
Про унаков и учителя из океана
Раз унаки пошли в океан кита бить. Долго плыли! Нет кита! Потом смотрят — плывет! След остался, где выныривал, чтобы продышать. Налегли на весла — только пена кругом! Ох, и хорошо гребут!
Тут видят — плавник белый!
Ахавин-охотник гарпун убрал, говорит: «То белый кит! Не хочу удавленником стать! Поплыли отсюда!».
Унаки байдару развернули, поплыли домой. Злые, голодные. Тут еще ветер поднялся, начал с волн пену срывать, унакам в лица полными горстями швырять. Еще и от берега отжимает! Совсем разозлились унаки! Кит — белый! Ветер — сильный! Вода — мокрая! Ух!
Приплыли, наконец. Вытащили байдару на песок, сидят, отдыхают. Кто трубку закурил, кто чай заварил. Хорошо все-таки, когда под ногами не покрышка моржовая, за которой вода океана промозглая, а твердость надежная.
Тут смотрят, из воды, из волн прямо, лезет кто-то. Думали, сперва, сивуч. Пригляделись — нет, не сивуч. Вроде человека, а не похож. Тупилак⁈
Взяли гарпун, копья, поближе подошли. Смотрят — ну точно тупилак! Тело человечье, голова как у ящерицы, лапы — как у калана, с перепонками. На жопе хвост торчит, как у горбуши.
Решили, раз тупилак — надо копьями проткнуть, топорами разрубить, а потом сжечь!
Кекин штаны развязал и говорит: «Сперва обоссать надо! Так надежнее! Так меня темер-нюча из Нурги учили! Сам Людоед с Кроль-Вождем и прочими боотурами!».
Тут нетупилак понял, что беда сейчас с ним приключится. Стыдная и нехорошая. Мало что топорами порубят, так еще и обоссут!
Лапы поднял, растопырил. Визжит-верещит.
Унаки прислушались — удивились. А ведь на человеческом языке говорит! Каждое слово понятно.
Поближе подошли, слушать начали. Нетупилак себя в грудь когтем тычет: «Эн-Ки! Эн-Ки!». Имя говорит, догадались унаки. Свои ему не назвали — обойдется. Очень уж морда хитрая у этого Эн-Ки. В чешуе, опять же.
Понял он, что не будут его убивать. И Ахавин штаны завязал… Начал Эн-Ки унакам обещать всякое. Учитель я, говорит! Хороший! Многому научить могу! Как из глины таблички делать, как тростником на них писать. Как на поля воду подводить, как налоги платить, как в Энлила верить. Как из кирпича дома строить! Мой народ анунаками зовется, а значит — родичи мы унакам! Родич родичу всегда поможет!'
Посмотрели унаки друг на друга. Плечами пожали. Долго плавал, вода в уши попала, совсем глупый стал. У унаков родичи — медведи, да сивучи. Тупилак унаку не товарищ, и даже не еда! Так Ворон сказал, так всегда было!
Тут Кекин спрашивает Эн-Ки: «А что ты от унаков хочешь? Что мы тебе за науку такую полезную дадим?».
Еще сильнее обрадовался Эн-Ки. Лапами захлопал. Мне, отвечает, совсем малость нужна от вас, мудрые унаки! Анунакам от унаков золото нужно!'.
«А девки нужны?» — спрашивает Кекин.
«Девки — не нужны!» — отвечает Эн-Ки. «Девки, только отвлекают! Нужно больше золота!»
Снова переглянулись унаки.
Не нужны унакам учителя такие! Сперва девки не нужны, потом еще чему плохому научит!
Сунули Эн-ки нож в печень, да за ноги в волны оттащили. Так и не научились из глины кирпичи делать. Да и где ее взять на Архипелаге, ту глину?
Глава 33
Дождаться весны
Рыцарь Ги ди Адлер охнул, задергался. Выдохнул сквозь зубы. Растянулся безжизненно на кровати. Девушка, которая до этого старательно работала языком и ртом над мужественностью рыцаря, подняла голову. Лукаво улыбнулась. Медленно облизала припухшие губы. Собрала остатки пальцем, облизала и его.
Рыцарь приподнялся, потянул девушку к себе, уложил рядом, на смятую подушку.
— Ты восхитительна!
— Я знаю! — девушка прижалась к груди рыцаря, положила прелестную голову на ладошку. — А ты еще лучше, мой лев, мой дракон!
— Мой орел, — поправил ее Ги. — Я орел, а не зверь, помни об этом!
— Ну что ты, милый, что ты? Конечно же, ты мой орел! Ты возносишь меня на крыльях любви и страсти в самые небеса!
Крепкие пальцы мужчины взялись за волосы подруги. Начали перебирать. Прядка к прядке. Золото, сущее золото!
— То ли дело, Ульрих! Он, болван, кастрат и вообще, не мужчина! Представь, — девушка села, начала размахивать руками, — он спит с какой-то Лизеттой из Корвусов! Ты можешь себе представить эту гадость⁈ «Лизетта из Корвусов!» Фи! Да она трахалась с наемниками под телегой! И она, представь, даже не знает, кто ее отец!
— А этот, как его, рыцарь Ромме? — уточнил Ги, глядя на окно. Сквозняк шевелил тяжелые портьеры.
— Какой-такой Ромме⁈ Да он сущеглупый простак! Его жена изменяла ему со всей ротой герцогской гвардии!
— Какой ужас… Как страшно жить! Трахаться под телегой! Там же грязно! Трахаться нужно на телеге! А лучше — на постели!
— Ты мне не веришь⁈ И вообще, что за тон⁈ Ги! В чем дело⁈ Немедленно объяснись!
Ди Адлер с легкостью преодолел несерьезное сопротивление, поцеловал девушку в лоб. Погладил ее по голове, улыбнулся.
— Прости, дорогая Фикке, прости! Задумался.
— О чем⁈ О своих гвардейских шлюхах⁈
— О будущем.
— О каком-таком будущем?
— О нашем, разумеется. О чьем же еще⁈
— Ой, прости… — Фикке кинулась целовать рыцаря. Тот ловко уклонился, — прости, прости, мой орел! Ты же простишь меня⁈ Пожалуйста-пожалуйста!
— Я и не обижался, — снова улыбнулся Ги, — я все понимаю. Ты же волнуешься, а от волнения нужные мысли, порою, убегают слишком далеко, чтобы вынырнуть из памяти, когда они нужны.
— Ты такой умный! Такой чудесный! Такой-претакой! Люблю-люблю!
Выдержав очередную атаку поцелуями, Адлер твердо отстранил Фикке.
— Прости, дорогая моя! Нужно идти!
— Зачем⁈ Куда⁉ Там такой холод! И дождь! И снег!
— Затем, что дела не ждут! Наши с тобой, — он провел пальцами по подбородку девушки, коснулся щеки… — наши с тобой дела! Ты же хочешь быть герцогиней, а не просто женой герцога?
— Хочу, ты же знаешь!
— А для этого, нужно не только потерпеть, но и немного больше.
— Что еше нужно? — Фикке гордо выпрямилась, выпятив грудь.
— Нужно отпускать своего любимого орла, когда ему нужно идти сквозь снег и дождь. Ведь всего два-три месяца, и океан начнет вскрываться. Смогут пройти корабли… Ты же помнишь, я же тебе все рассказывал.
— Идите, сиятельный рыцарь, идите! И не возвращайтесь без победы! И не забудь шапку!
* * *
Снег летел прямо в лицо, стегая по глазам пастушьим кнутом. Никакого сравнения с тем, что довелось пережить на Мюр-Лондроне, но все равно, приятного мало! Особенно, после тепла герцогини. Впрочем, долго лишения выносить не пришлось. Пробежав пару десятков шагов, Ги запрыгнул в карету, которая дожидалась за углом.
Упал на мягкие подушки, выдохнул облегченно. Пожал руку дожидавшемуся его гвардейцу, который сидел внутри.
— Ну и погода, чтоб ее! Привет, Пассек! Не надоело ждать?
Рыцарь Пассек только хмыкнул:
— Весь Любеч знает, что герцогиня любит долго. Поэтому, и не спешил. Приехал к самому последнему сроку. Вино будешь? Горячее. По такой погоде отлично зайдет.
— Только если немного. И только ради сугреву! И так выпил много. У нашей шлюшки новая идея в голове. Ей кто-то нашептал, что если мужчина пьян, он может еще дольше. Пришлось нахлестаться.
— И как, помогает?
— Только если думать про дохлых ежиков.
Гвардейцы засмеялись.
— Дохлые ежики выручают безотказно! Давай уж свое вино!
Пассек встал, поднял сиденье, вынул из рундука, который одной стенкой прилегал к маленькой печурке, пивную кружку, наполненную почти до краев вином. В полумраке оно показалось черным.
Адлер хлебнул, зашипел.
— Я же говорил, что горячее!
— Увлекся… Совсем вымотала эта венценосная шлюха!
Ги в несколько глотков осушил кружку, сел поудобнее, отдуваясь.
— Как она вообще?
— Когда рот занят — просто сокровище. Но когда начинает болтать, хочется задушить подушкой.
— Начинаю понимать беднягу Ульриха!
— Сам виноват! Надо не тискать Лиззету по углам, а плевать на все и жениться.
— Сейм бы утерся, соглашусь!
— А нам не пришлось бы ломать головы, придумывая, как выйти из этого положения…
— Согласись, все-таки не нам?
— Да какая, к чертям,
