Валерий Горшков - Любой ценой
– Это точно, – ухмыльнулся «боксер». – Сучки у них – что надо. Мертвого за…бут! Ха-ха!
– Не знаю, – в тон немцу хмыкнул Ярослав. – Не пробовал пока. Надеюсь сегодня ночью исправить эту досадную промашку. Я уже обещал той, кудрявой, с пухлыми губами, взять ее в номер. Судя по цене – сто реалов – она должна с гарантией возбудить даже мумию фараона. А? Что скажете?
– Думаю, ты не разочаруешься, – подал голос второй, блондин. Повернувшись через плечо на звук шагов, он проводил глазами подошедшую к их столу официантку, которая принесла не только рюмки, но и кружки для пива. Когда она удалилась, охранник сказал, медленно цедя слова и снова буравя Ярослава пронизывающим, пробирающим до костей взглядом:
– Ну что, Ганс? Выпьем? За великую Германию?
– Выпьем, – Охотник неспешно разлил по рюмкам шнапс, поднял свою. – За скорое возрождение фатерланда. Германия, как птица Феникс, восстанет из пепла. И тогда мы покажем этим дуракам с запада и варварам с востока, кто в Европе хозяин! Прозит!
– За это грех не выпить, – «боксер» и блондин снова переглянулись, носатый чуть заметно качнул веками и оба, следуя за Охотником, дружно опрокинули свои рюмки.
– Так ты немец, а не швейцарский шоколадник? – взяв с тарелки кусок сыра и бросив в похожий на камнедробилку рот, спросил блондин.
– Я родом из Кенигсберга, – кивнул Ярослав, с аппетитом жуя смазанную горчицей копченую колбаску и запивая шнапс пивом. – Проклятые русские свиньи! Они забрали у меня самое дорогое – родину!
– Воевал? – спросил «боксер», внимательно наблюдая за мимикой Охотника.
– Воевал, – кивнул Ярослав. И, чуть помедлив, добавил, понизив голос почти до шепота, но так, чтобы его непременно услышали:
– Я был в той самой команде, которая по приказу фюрера казнила адмирала Канариса и банду изменников рейха. Когда русские стояли на подступах к Берлину и запахло жареным, я сумел уйти в Швейцарию.
Над столом повисла напряженная пауза, секунд в десять.
– Вот как? Кто тебе рассказал про Вервольфштадт, Ганс? – спросил блондин. В этой паре он был явно старшим по званию.
– Кому надо, тот и рассказал, – резко дернул щекой Охотник. И так стеганул бугая взглядом, что тот сразу перестал кривить рот в надменной полуусмешке, считая себя полным хозяином положения. – Ты меня понял… Kamerad? Если я здесь, в этой проклятой глуши, значит, так нужно. Мне кажется, я ответил на все ваши вопросы, господа? В таком случае мы можем познакомиться поближе и перейти к более приятным… и менее щекотливым темам для застольной беседы. Не так ли?
– Пожалуй, – нахмурил брови блондин. И, взяв со стола графин, сам наполнил рюмки.
– Меня зовут Рихард, я вообще-то наполовину латыш, – представился он. – А это Гюнтер. Твой земляк. Тоже из Восточной Пруссии.
– Давно вы здесь комаров кормите? – спросил Охотник.
– С самого начала, – ответил Гюнтер, махнув рукой и плотоядно покосившись на дармовой шнапс. – Будь проклята эта Бразилия, эта сельва и все здешние черномазые обезьяны. Ты слышал, Ганс, что двоих наших недавно порезали, как свиней?! Одного за другим!
– Краем уха, – кивнул Охотник. – Полицейский местный сказал, на пристани. Предупредил, чтобы я ночью в одиночку не шлялся. Кошмар. Дикари. Не понимаю, как вы здесь живете? Духота. Влажность. Пираньи. Змеи. Пауки. И что, не было никакой возможности год-другой отсидеться в Европе? Где-нибудь в горах или на ферме, вдалеке от больших городов, где вовсю хозяйничали русские и янки? – продолжал допытываться Ярослав. – Ну, выпьем.
Выпили. Помолчали, двигая челюстями.
– Это слишком опасно, – наконец признался латыш. – Мы с Гюнтером служили в охране рижского еврейского гетто. Жгли и стреляли поганых жидов на полную катушку. Но некоторым из скотов удалось-таки выжить… Они могли нас опознать. У союзников тогда был негласный приказ… В общем, с такими, как мы, они особо не церемонились. Сразу ставили к стенке.
– Не повезло, – «посочувствовал» Охотник. – Ну, ничего. Скоро все уляжется. Верь мне. Есть достоверная информация, что в следующем году американцы окончательно уберутся в Штаты, передав всю власть в фатерланде немцам. Из «новых». Сможете вернуться назад, в Германию. Для начала – с местными паспортами. А дальше – поможем.
– Скорее бы, – фыркнул Гюнтер, от души припечатывая кулаком по столу. – Ненавижу эту грязную страну! Ненавижу обезьян! Ненавижу джунгли! Всех здесь ненавижу!
– Ты действительно сможешь нам помочь, Ганс? – глухо переспросил блондин. – Это не пустые слова? Знаешь, я не люблю людей, которые болтают зря…
– Я дважды не повторяю, – Охотник сделал вид, что рассержен проявленным недоверием. Прихлебывая пиво, он даже не смотрел на охранника. – И если я сказал, что есть люди, способные помочь нашим героям вернуться к нормальной жизни дома, значит, это чистая правда. Перед отъездом я дам адрес в Лиссабоне, куда ты сможешь обратиться за помощью. А сейчас… Сейчас лучше заткнись и не мешай мне отдыхать. Я не хочу сегодня ночью ничего слышать ни о войне, ни о сожженных евреях, вообще ни о чем. Кроме, разумеется, выпивки, жратвы и женских прелестей! Ха-ха! Прозит…
За ними, конечно, внимательно наблюдали все, кто в этот вечер находился в «Чайной розе». И не могли не заметить, что появившийся здесь впервые незнакомец на удивление быстро нашел общий язык с двумя известными забияками, начав угощать своих новых знакомых на дармовщинку. Денег у охраны рудника хватало, о чем недвусмысленно говорили здешние драконовские цены, но в конце концов два неизменных главенствующих стремления выпивох – к бесплатному пойлу и общению с интересным собеседником – сыграли свою роль. К столику, за которым находились Ярослав и два его собутыльника, сначала придвинули торцом один, затем второй, а после еще три стола, соорудив в результате один длинный стол, наподобие традиционных немецких пивных. Не прошло и часа, как Охотник, щедро раздающий выпивку направо и налево, перезнакомился со всеми без исключения немцами, кто в этот вечер находился в «Чайной розе», и вскоре, дружно обнявшись с эсэсовцами, раскачиваясь из стороны в сторону и надрывая голосовые связки, распевал под аккомпанемент оркестрантов традиционные германские застольные песни, плавно и органично перешедшие в сугубо нацистские гимны, вроде «Хорста Весселя». О том, что в Лас-Суэртосе появился богатый швейцарский коммерсант, «из своих», у которого денег куры не клюют, завтра утром будет знать весь Вервольфштадт. Включая, разумеется, господина генерала и доктора Шлеха…
Почуяв, куда дует ветер, не терялись и проститутки. Не менее полудюжины девиц одновременно повисли на богатеньком клиенте, но Ярослав, щедро одарив денежкой каждую из шлюх и подарив их на ближайшую ночь Рихарду, Гюнтеру и еще кому-то из новых «дорогих друзей», как и обещал, усадил рядышком с собой метиску, в перерывах между тостами вовсе уж без стеснения начав лапать ее точно так же, как это делали все остальные немцы. Желание физической близости не заставило себя долго ждать. Сказалось-таки длительное воздержание и вполне естественное желание мужчины снять напряжение и усталость в женских объятиях…
Где-то на исходе третьего часа всеобщей необузданной пьянки, когда большая часть охранников уже едва соображала, где они находятся и что с ними происходит, Охотник понял, что пора заканчивать участие в этой вакханалии. Иначе завтра утром вместо долгожданной встречи с сенсеем он будет вынужден, скрипя зубами от головной боли, валяться в постели с кружкой пива в руке и кувшином на тумбочке. Щедро расплатившись с официантками за вылаканное оравой, дав денег музыкантам и оставшись в результате практически без гроша в кармане, Охотник попрощался с теми из бывших эсэсовцев, кто еще мог его узнать, сфокусировав взгляд, и, обнимая метиску, удалился на второй этаж, в номер…
Первоначально Ярослав собирался действовать согласно предварительному плану – устроить бурную попойку с охраной рудника, взять девочку и вместе с ней удалиться в апартаменты, где, одарив шлюху денежкой, попросту сделать вид, что уснул, так и не добравшись до ее вожделенных прелестей. Но внезапная встреча с дочерью полковника, юной и очаровательной Анастасией, которая до сих пор стояла у него перед глазами, и вспыхнувшее чуть позже в хмельной голове желание внесли свои коррективы. Так что, оказавшись наедине с девушкой, Ярослав окончательно смежил веки лишь через час, выпустив семь потов, практически протрезвев и успев на личном опыте убедиться в том, что бразильские женщины действительно, мягко говоря, темпераментны: Ева ничуть не играла, отрабатывая деньги, а явно получала удовольствие от того, что вытворял с ней щедрый и неутомимый клиент…
Что же касаемо угрызений совести за впервые случившуюся измену Светлане, то, прислушавшись к своим собственным ощущениям, Охотник понял – их нет, абсолютно. И в какой-то мере это открытие стало неожиданностью для Ярослава. Ведь он по-прежнему любил свою жену, ничуть не меньше, чем раньше, и готов был, не кривя е, искренне поклясться в этом на святой православной иконе. Неужели, размышлял он, мягко проваливаясь в сон и ощущая на своей груди ровное дыхание метиски, правы те мужики, которые изначально не считают ночь, проведенную в постели с другой женщиной, изменой? И не испытывают по этому поводу ни малейших угрызений совести, продолжая любить жену, даже «еще сильнее, чем до этого»?
