Зубровский - Валерий Павлович Павликов
— Я ведь только позавчера разговаривал с грузинским президентом! — с досадой сказал Закаев. — Он же обещал!
— Вы же знаете грузин, — пробурчал Фанум. — Упрямы как ослы, Зачем-то потащились через Пихойский перевал… Я всегда говорил, что через Аландаргинский безопаснее.
— Черт знает что!
Он продолжал свои бессильные метания по кабинету, в то время как Фанум стоял в углу, не смея подать голоса. Наконец эмиссар остановился.
— Что будем делать?
Фанум молчал. Он готовился к этому вопросу, и у него была кандидатура, но… Если он озвучит ее, не вызовет ли это новый припадок гнева? Нет, пусть Закаев сам вспомнит о ней. И он продолжал молчать, преданно глядя на эмиссара.
Закаев поднялся с дивана.
— Если только… — начал он и запнулся, понимая, что как только произнесет это имя, сам может стать объектом упреков со стороны помощника.
— Но вы же знаете, это наш последний козырь! — произнес Фанум заранее приготовленную фразу. — Мы готовили его к открытию Олимпиады.
Закаев сурово посмотрел на него:
— Если нам удастся взорвать плотину, никакого открытия не будет, — сказал он.
45
— Надо и мне отдохнуть, — неохотно сказал каперанг. Сделав шаг к двери, он заколебался и повернулся к Зубровскому. — Ты тоже немного поспи… Сколько ни изучай карту, по ней ее не найдешь. А утром тебе нужно быть в хорошей форме. Мы ждем представителя.
— Какого еще представителя? — недовольно спросил майор.
— Должен приехать какой-то мулла и переговорить с ней по громкоговорителю.
— Мулла? — переспросил Зубровский.
— Или муфтий… А может, и муэдзин, — сказал каперанг. — Я плохо в них разбираюсь.
— Да и на кой черт? — спросил Зубровский.
Не отвечая, Болховитинов открыл дверь и вышел наружу.
— Номер девятнадцать занял позицию, — проговорил радист, и Зубровский судорожно затянулся сигаретой, глядя, как лейтенант втыкает желтый флажок в восточной части карты.
* * *
Машина связи стояла в верхней части полуокружности горного серпантина. Именно здесь на Зубровского вышли связисты, и поскольку все были уверены, что снайперша засела где-то неподалеку, отсюда и управляли розыском.
— Кажется, приближается вертолет, — сказал радист Зубровскому. — Что-то передает, пока не разберу.
— Чей?
Радист повторил вызов, но ответа не дождался. Зубровский услышал нарастающий грохот лопастей и, с трудом приподнявшись со скамьи, пошел к открытому заднему борту. Вертолет, зависнув над лесом, ощупывал прожектором опушку.
— Повторите, — сказал Зубровский радисту. — Передайте ему, чтоб не садился.
Но вертолет уже был на земле, винт потоками воздуха причесывал влажную траву. Шум мотора постепенно затих. Какое-то время винт еще вращался, все медленнее и наконец остановился. В кабине зажегся свет, отъехала в сторону дверца, и из полумрака блеснула физиономия пилота. Затем он спустил лесенку. По ней на землю осторожно спустился мужчина в показавшемся майору мешковатым костюме. Когда он шел через поле, Зубровский, еще не разглядев одежду, увидев что-то белое на голове, понял, что это не репортер, и даже не спецназовец. Видимо, тот, о котором говорил Болховитинов.
Он медленно слез с грузовика и, хромая, приблизился к краю дороги. Мужчина, почесывая затылок, приблизился.
— Вы Зубровский?
— Я.
— А я Мурадов.
— Ну и что?
— Муфтий… Вам разве не говорили?
— Хвала Аллаху, только вас нам и не доставало…
Мимо прошли еще три грузовика, и в свете их фар Зубровский разглядел черную сутану Мурадова и его белую чалму, аккуратно покрывающую голову.
— Что вы хотели?
— Помочь.
— Сами справимся.
— Вы не понимаете. Она правоверная мусульманка… Последнее, что я слышал, это что она уложила здесь с десяток. — Хотя мулла проговорил все это ясно, отчетливо, без лишних эмоций, но в его голосе прозвучало и нечто другое. Зубровский не сразу это понял, а когда понял, удивился:
— Похоже, вы ею чуть ли не гордитесь, — сказал он.
— Ошибаетесь, я вовсе ею не горжусь. Просто она изучала Коран в моем медресе в Махачкале, и, если она неверно поняла его, значит, в нашей школе не все ладно. Но дело не в этом. Я хотел бы с ней переговорить.
— Вы говорите так, будто вы здесь главный. Кто допустил вас к операции?
Мулла передернулся, словно от удара, и майор понял, что сказал это излишне резко.
— Извините, — поспешил он загладить свой промах. — Не обращайте внимания.
Мурадов приблизился к Зубровскому, и майор увидел, как плотно облегает его прямое и гибкое тело черная сутана священника. У него были короткие черные волосы, зачесанные назад, хищный нос, острый, немного выдающийся вперед подбородок. Майору вдруг вспомнились те, которых он видел полузасыпанными в братской могиле в горах — настоящие боевики, люди, бывшие на «ты» со смертью. Зачем его вызвали?
— Спасибо, что намерены помочь.
— Не уверен, что дело будет легким. Она фанатичка и прошла обучение в Кандагаре. Я знаю, они выпускают отличных специалистов.
— Откуда?
— Сам там учился.
Зубровский удивленно посмотрел на него.
— Вы?
— Да. По молодости увлекся фундаментализмом, не понял, чем он отличается от истинного ислама.
— По мне все одно — что ислам, что ваххабизм, — заметил Зубровский. — И там и здесь — Коран.
— И в Библии тоже ничего не сказано о Крестовых походах, — возразил Мурадов.
— Но что может заставить взрывать себя?
— Многое… Вспомните — Зоя Космодемьянская, Лиза Чайкина… Немцы называли их бандитами, а мы — героями. Этими движет то же самое. Пока народ будет гордиться их поступками, такие люди будут появляться и дальше, независимо от того, как их называть — боевиками, или террористами. Кстати, раньше таких, как она, называли бойцами национально-освободительного движения.
Зубровский был прижат убедительностью аргументов к стенке и в первую минуту не нашелся, что возразить.
— А бесланские дети? Вам их не жалко? — наконец нашелся он.
— Оставим это, — спокойно сказал Мурадов. — Не будем заходить так далеко. Мне нужно, чтобы в горы сбросили рацию, которой она могла бы воспользоваться. Я свяжусь с ней и попробую уговорить сдаться, пока она еще не привела свои замыслы в исполнение.
* * *
Завывая сиреной, машина МЧС пронеслась мимо фургона, за ней прошли два «Урала», полные солдат — те что-то громко прокричали гаишникам, стоящим на обочине, и вслед за этим раздался
