Андрей Воронин - Комбат против волчьей стаи

— Дороги в этом мире, полковник, часто пересекаются. Вот и моя дорожка с дорожкой Леонида Васильевича пересеклись. Сильно пересеклись. Стали мы с ним близкими людьми.

— Ты выполнял кое-какие его поручения?

— Да, приходилось, — Комбат толкнул в плечо Подберезского. — Вот с ним мы полковника пару раз крепко выручили. За это он нам и благодарен.

— Послушай, а что тебя сейчас толкает заниматься этим делом?

— А что, полковник, я должен сидеть, сложа руки?

У меня с этими гадами свои счеты. Они моих ребят там, под Серпуховом, возле моста положили. Таких хороших парней! Ты б видел, полковник, их батьку, старик совсем не в себе. Двух сыновей потерял в одночасье. Ты себе представляешь, парни Афган прошли, в таких передрягах я с ними бывал — живы-здоровы, а тут на тебе, в мирное время какие-то бандюги пристрелили. Этого простить не могу. И вообще, как я понял, Курт — форменная мразь. И я обязательно до него доберусь. Ты уж мне не мешай, полковник. У меня с ним свои счеты.

— А он знает о тебе? — усмехнулся полковник Савельев.

— Меня это абсолютно не волнует. Знает, не знает — это его проблемы. Пусть не знает — узнает.

Кстати, я не ел уже суток двое. Здесь чем-нибудь в самолете могут покормить?

— Вот это вопрос, — такого поворота полковник Савельев не ожидал. — У меня есть немного мяса и склянка с коньяком. Хочешь, поделюсь?

Подберезский оживился:

— Поесть всегда в радость. Неизвестно, когда еще к столу сядем. Давайте, полковник!

Быстро был сооружен импровизированный стол, фляга с коньяком пошла по рукам, мясо, порезанное крупными кусками, огурцы, помидоры, хлеб, густо намазанный маслом — вот и все, что оказалось на столе.

Мужчины ели с аппетитом. Савельев смотрел на них И удивлялся.

«Странные люди афганские ветераны! Ничто их не берет. Едят так спокойно, словно впереди их ждет увлекательная поездка в горы или на рыбалку».

Комбат толкнул соседа в плечо:

— Чего-то, Андрей, не хватает.

— Ты, наверное, чаю хочешь?

— Когда это я от чая отказывался?

— Я знал, что ты захочешь чайку. Термос захватил.

— Так чего ты кота за хвост тянешь? Давай скорее свой чай. Конечно, хочу.

— Он вообще предпочитает всем напиткам чай, — сказал Подберезский, обращаясь к Савельеву.

Тот пожал плечами:

— А почему именно чай, Борис?

— Сам не знаю, полковник. Люблю! Всем напиткам предпочитаю. Пить могу его с утра до вечера. Наверное, армия приучила. Могу пить из котелка, приготовленный на огне, могу пить из чайника, мне без разницы, главное — чтобы заварка была хорошая.

Андрей вытащил из своей сумки большой пестрый термос.

— Ты знаешь, Иваныч, сколько я туда заварки бухнул?

— Ну, и сколько же? — улыбнулся Рублев.

— Да полпачки. Настоящей, цейлонской, не лишь бы какой.

— Лучше бы индийской.

— Индийского дома не оказалось.

— Взял бы у меня. Я себе купил по случаю целый ящик.

— Помню. Так ты его, наверное, уже выпил.

— Еще есть. Вернемся — зайдем, отсыплю.

Подберезский засмеялся, показывая крепкие белые зубы:

— Ну ты, Иваныч, даешь! Нам еще туда добраться надо, а ты про обратную дорогу загадываешь.

Самолет тряхнуло, но Комбат со стаканом в руке не пролил ни единой капли горячей дымящейся жидкости.

— Ловок ты, — заметил Савельев.

— А что мне? Я к таким штукам привык. Кстати, что это такое? — Комбат посмотрел в иллюминатор. — А, грозовые тучи, бывает. Помнишь, как в грозу прыгали? — спросил он у Шмелева.

Тот ответил:

— Как же, как же, вам всем было хорошо. Кроме парашютов да автоматов, ничего не тащили. А я со своим птурсом…

— Ладно тебе, Пехота, — Комбат кивнул. — За твое здоровье чаек пью.

— Как я их ненавижу! Из-за них в милицию попал.

— Ты уж на милицию зла не держи. Мои ребята тебя немного побили, но они же не знали, — Савельев говорил извиняющимся голосом. — Думали, что ты торговец.

— Какой я на хрен торговец? Я ненавижу наркотики, наркоманов и ту мразь, которая вокруг крутится.

— Вот и поквитаешься с ними. Думаю, наркотиков там будет столько, сколько ни я, ни вы не видели.

— Мне б до Курта добраться, — пробормотал Комбат, отхлебывая горячий, как огонь, чай. — Кстати, полковник, ты не обессудь на меня.

— За что, Борис?

— Я посплю пару часов. Судя по всему, нам еще махать крыльями два с половиной часа, так что я вздремну.

Полковника Савельева это удивило. Впереди неизвестно что ждет, а Борис Иванович собирается поспать.

— Спи, если можешь, я что, против?

Комбат утроился поудобнее, его голова склонилась на плечо, и он почти мгновенно уснул.

Подберезский с Пехотой сидели и негромко переговаривались, вспоминая дела давно минувших дней, вспоминая товарищей, оставленных в неприветливых горах Афганистана, и тех, кто жив, но, к сожалению, сейчас не с ними.

— Слушай, а кто у нас был из казахов? — спросил Шмелев Подберезского, и тот принялся перечислять… Кое-кто жил в Караганде, пару ребят было из Алма-Аты.

— Вот бы им свистнуть, — сказал Шмелев.

Подберезский уже про это думал:

— Командир скажет — сразу приедут.

— Думаешь, приедут? — засомневался Пехота.

— Ты же полетел с нами.

— Так я — это другое дело.

— А что ты думаешь — они Комбата забыли? Да никогда в жизни! Скажи им Комбат собраться — и весь батальон построится — все те, кто через него прошел. Ну, может, пара-тройка и не смогут приехать, а так, много парней соберется.

— Да какие, Андрюха, они уже парни! Они уже мужики. С семьями, женами, с детьми. Это там мы были пацаны.

— Вот потому и приедут, Саша, что мужиками стали, отцами. Во многом, благодаря Комбату, они живут. Был бы другой командир — лежали бы их кости где-нибудь глубоко. Может, в Подмосковье на кладбище, или в Смоленске, Рязани, Туле, на деревенских кладбищах. Помнишь летчиков, что гробы возили?

— Помню, помню, Андрюха.

— Ну вот, а ты говоришь. Только я думаю, что Комбат звать никого не станет. Сами справимся.

— Слушай, а сколько их там?

— Кого?

— Бандитов.

— Хрен их, Саша, считал. Думаю, больше, чем нас.

— Да, — Пехота покачал головой, — я им покажу!

— Не горячись прежде времени.

Пока полковник Савельев просматривал бумаги, а Шмелев с Подберезским ударились в воспоминания, Комбат видел сон. Видел то утро, когда он во время бритья порезал щеку. И во сне он понимал, что этот порез был неслучайным, что именно в тот день он узнал о смерти своих ребят. А еще он видел серо-желтый пейзаж, желтые афганские горы и длинную вереницу машин, спускающихся по серпантину дороги в ущелье. А он со своим батальоном шел по краю ущелья. Над ними и рядом с ними кружились орлы. «Кружатся, кружатся, — думал Комбат там, в Афганистане, — свежую кровь ждут, будь вы неладны». Его батальон шел молча, растянувшись почти на километр. Бойцы двигались цепочкой, один за другим. Все молчали. Понимали, что впереди их ждет тяжелый бой. Многим было уже суждено не вернуться на базу.

Илью Даниловича Сивакова в Казахстане встречали так, как не встречают самых дорогих гостей — прямо на взлетную полосу аэродрома прибыло два микроавтобуса, два джипа и серый «мерседес». Илья Данилович вышел из самолета третьим, лишь после того, как его люди убедились, что на взлетной полосе их встречают свои.

После того как Сиваков убедился в том, что это те самые люди, с которыми он всегда имел дело, от него поступило распоряжение выносить чемоданы и не забыть портфель.

Трое его людей с тяжелыми чемоданами в руках, а четвертый похожий на инкассатора с портфелем, спустились на бетон взлетной полосы.

— Вот и мы, — сказал Илья Данилович, пожимая руки своим встречающим.

Публика была такая, что даже невооруженным глазом было видно, эти люди знают себе цену.

— Ну что скажете, любезные? — отойдя чуть-чуть в сторону, чтобы не слышали его люди, спросил Сиваков.

— Что скажем? Ваше предложение неожиданное, даже, честно говоря, мы подумали, что вы блефуете.

— Нет, все чистая правда. Поменялись обстоятельства, и мы вынуждены поторопиться, а заодно, естественно, поторопить вас, мы же партнеры, — вполне добродушно усмехнулся Сиваков.

— Да, партнеры, Илья Данилович, — те, кто встречал гостя из Москвы, были люди видные.

Сивакова знали давно, встречались с ним не в первый раз, встречи как правило, происходили без лишних свидетелей и не афишировались.

— Я, друзья мои, при деньгах, а у вас как дела?

— Мы при товаре, — сказал широколицый мужчина с узковатыми глазами, но не казах, это Сиваков знал прекрасно, — давайте быстро отсюда, нечего здесь задерживаться.

Из самолета вышел пилот.

— Будет ждать нас здесь, — сказал Сиваков то что говорил раньше, — мы позвоним. Пусть никто из команды не отлучается, можем в любой момент полететь назад.

— Ясное дело, — сказал летчик, словно бы уже держал в руках пухлую пачку американских долларов.