Дмитрий Дубинин - Золотой иероглиф

— Иди сюда, — он отозвал меня немного в сторону. — Браконьер? Нерест уже кончился.

— Никак нет, — отозвался я. Проклятье, стоит начать общаться с человеком со звездами на погонах, как откуда-то обязательно вылезает этот армейский уставной жаргон!

— Охотник?

— Тоже нет.

— Хм, ко мне только за этим обращаются… Какого черта тебе нужно от меня?

— Мне нужно срочно попасть на Кунашир, — сказал я. — По личному делу.

— На Кунаши-ир? — протянул офицер таким тоном, что я решил: накрылись мои шестьдесят «рябчиков». — Это, парень, сложновато будет.

— Да уж догадываюсь. Если бы туда ходили теплоходы и летали самолеты, разве я стал бы вас беспокоить?

— Стой, погоди. Завтра в бухту Провидения отправляется наш транспорт с пополнением.

— Это на Чукотку?

— Именно. Пойдет, наверное, через пролив Лаперуза. То есть, будет относительно недалеко от того места, куда тебе надо.

— Так это совсем здорово…

— Погоди, здорово… Я, конечно, могу пару слов черкнуть для командира, но с ним договариваться придется тебе. Потому что делать остановку там явно не входит в планы.

— Ну что ж, придется…

— Транспорт военный, кают для пассажиров нет. Двое суток на палубе и свои харчи. Один едешь?

— С женой.

— Жену придется оставить. Там, на корабле, сплошь мужики, которые женщин месяцами не видят — это раз. Матросский гальюн — это два, женского туалета нету… Ты представляешь, что это такое — матросский гальюн?

— Представляю.

— А твоя жена?

Я пожал плечами.

— Ладно, я тебя предупредил. А ты предупреди жену. Впрочем, командир скорее всего не согласится.

— Но вы же шепнете ему пару слов? К кому и куда мне обращаться?

Капитан третьего ранга Стрекалов прищурил левый глаз. Я понял.

— Сколько? — шепотом спросил я. Тот показал два пальца. Сердце у меня екнуло. Это какую же сумму запросит командир?

— Двести? — осторожно спросил я. Офицер кивнул. Слава богу…

К счастью опять же, это оказалось двести нашими, а не американскими. Иначе я не мог даже и представить, что произошло бы, скажи я Таньке о моих расходах. И без того я с ужасом подсчитывал, во что обходится мне моя дальневосточная эпопея. Офицер удалился с моими денежками, но когда вернулся, взамен двухсот рублей протянул мне запечатанный конверт.

— Вручишь капитан-лейтенанту Каштанову. Где находится база, знаешь?.. — Я не знал, он объяснил. — Желательно ехать туда прямо сейчас, вечером ты его можешь не найти, а завтра утром будет поздно… И помни насчет гальюна.

Советом я пренебрегать не стал и уже через полчаса оказался на КПП базы флота Тихоокеанского пограничного округа. Матрос согласился сообщить о моем визите капитану Каштанову (на этот раз обошлось бесплатно), и скоро я увидел человека, от которого зависело — попаду ли я в обозримом будущем на Курилы.

Сей офицер выслушал меня очень внимательно, а потом начал выставлять встречные требования, среди которых первым было, чтобы я не дурил и не тащил жену на военный транспорт.

— Ладно, парень, считай, что ты уже на Кунашире. Но только один. Я не желаю никаких эксцессов, а они запросто могут возникнуть, например, когда женщина зайдет в гальюн — дверь изнутри не закрывается! На баке будет холодно, а в кубриках я вас разместить попросту не могу. За свой экипаж я отвечаю, но у меня на борту будет пятьдесят человек солдат, которые уже по полгода оттарабанили, получили военную специальность и уверены, что они теперь самые крутые. Возможно, среди них окажется какой-нибудь кретин, который станет провоцировать матросов на драку… Ладно, это уже наши дела.

Получается, что проблема гальюна все-таки основная.

— Хорошо, капитан. Давайте говорить теперь как деловые люди. Сколько вы возьмете за то, чтобы доставить меня в Головнино?

— Сотню.

— Баксов?

— А ты как думал?

— Это с человека?

— Естественно… Э, нет. Твою жену я не повезу ни за какие деньги.

— Послушайте… А как выходят из положения, когда, допустим, на борту жена кого-нибудь из офицеров?

— Она находится с мужем в каюте, чего тут непонятного… И почти никогда оттуда не высовывается.

— А не получится договориться с кем-нибудь из офицеров, который согласился бы потесниться?

Каплей взглянул на меня, как на идиота.

— Это действительно твоя жена?

— Ну да, а что?

Он хмыкнул.

— Я бы не рискнул оставить свою супругу в каюте наедине с морским офицером.

— У вас в команде имеются потенциальные насильники?

Каштанов вдруг рассвирепел.

— Кончай херню собирать! Баба на корабле — всегда к неприятностям. Если ты едешь — жду тебя здесь завтра в десять ноль-ноль. Опоздаешь хоть на полминуты — твои проблемы. Все, у меня дела.

Пора было возвращаться в гостиницу: во-первых, я чувствовал, что еще надо отлеживаться, а во-вторых, и без того уже сделано почти невозможное, и довольно быстро при этом.

Однако, я еще посетил барахолку, где практически в открытую торговали военным имуществом (разве что оружия и боеприпасов тут не было видно, да и то, если поспрошать, наверняка найдешь), где приобрел несколько вещей, которые посчитал необходимыми для навигации и поисков.

Татьяны в номере не оказалось; в записке она сообщала, что ей надо пробежаться по близлежащим магазинам. Женщина есть женщина. Впрочем, я отлично знал, что ничего она тут не найдет из того, что нельзя приобрести у нас дома. Это раньше, говорят, кто на Дальний Восток ездил в командировки, счастливчиком был — красная рыба и икра на столе у тех редко переводились. А сейчас кого этим удивишь?

Таня купила не очень красивые, но прочные сапожки — себе и десантные ботинки — мне («неизвестно ведь, по каким горам придется лазить, верно?») Она оценила ту быстроту, с какой мне удалось устроить дело. Правда, ей совершенно не понравились условия, поставленные мне моряком-пограничником. Те, согласно которым на Кунашир я должен ехать один.

— Еще чего! А как же я?

— Но ведь это же не я придумал! А другого выхода нет. Надо действовать быстро, иначе мы оставим во Владике все наши сбережения и пойдем домой пешком.

— Ладно. Пусть это придумал не ты, но завтра мы пойдем вместе. Если уж у меня самой не получится уговорить твоего капитана, значит, я возвращаюсь домой одна. И при этом тоже завтра.

Ну до чего хорошо иметь дело с разумной женщиной!

Капитан-лейтенант Каштанов, наверное, не поверил своим глазам, когда вопреки нашему уговору мы явились-таки вдвоем.

— Послушай, парень, я ведь ясно тебе сказал, что повезу только тебя одного… Что за новости?

Я развел руками. Момент был опасный, офицер сейчас мог послать меня на три буквы и, развернувшись, уйти, но он успел взглянуть на Татьяну.

А она сейчас не была похожа сама на себя: одетая в длинную и мешковатую мужскую куртку, в обычные джинсы, с волосами, тщательно убранными под шапочку, натянутую почти до глаз, без грамма косметики, Таня выглядела как существо, у какого не сразу можно определить пол. Перед выходом я ей сказал, что она стала похожа на гомосексуалиста, но шутка не получила высокой оценки.

Похоже, офицер слегка растерялся. Видимо, услышав от меня слово «жена», он вообразил, что со мной едет сексуальная красотка, из-за которой любой корабль вмиг пойдет ко дну, либо деспотичная мегера, но тоже с выраженными половыми признаками.

Во всяком случае, он не стал сразу отдавать нам команду: «Кру-гом! Бегом — марш!», а немного задумался. Я все еще был уверен, что Таньке светит только одна дорога — в аэропорт, а оттуда — в Новосибирск, но у моей супруги язык подвешен не хуже, чем у меня, а порой даже лучше. Плюс жуткое упрямство, которого ей не занимать.

…Словом, славный командир даже и сам не заметил, как согласился приютить почти на двое суток хода настырную и обаятельную особу.

В собственной каюте.

За те же сто долларов, что и меня на главной палубе.

Нет, Танька никогда, наверное, не перестанет меня удивлять. Может быть, именно поэтому я и живу с ней столько времени, поскольку не знаю, что она еще может выкинуть, а узнать хочется?

Трудно сказать, насколько комфортно чувствовала Татьяна себя в капитанской каюте, но для меня постоянное торчание на главной палубе и при этом отнюдь не на теплом ветру стало сущим наказанием. Непонятно, почему командир так против размещения гражданских пассажиров мужского пола в матросском кубрике, но все пограничники-срочники — что матросы, что солдаты, которых везли на Чукотку — оказались вполне нормальными ребятами, несмотря даже на то, что предстоящая служба в этом суровом крае представлялась многим настоящим адом. Не случайно, видимо, бухту Провидения, куда их везли, не без толики богохульства солдаты называли «бухтой Привидений».