Михаил Нестеров - Игра по своим правилам

– Языком подолби, – сквозь зубы бросил Блинков. – Расскажи Пауле, как ты познакомился со своей толстухой.

– Так то случилось при схожих обстоятельствах! – Никто не видел глаз Николая. В них ничего, кроме холода. Он снова прятал истинное настроение за вечным словоблудием. Он рассыпал по отсеку легкомыслие, сжимая и разжимая пальцы, перекатывая желваки из одной щеки в другую. – Лечу я спецрейсом в Бангладеш. По борту надпись: «Агент: особое задание». Мысленно к выброске готовлюсь, запалы к гранатам приворачиваю. Вижу, катит по проходу тележку пухленький ангелочек. Останавливаю ее, спрашиваю: «Как зовут-то тебя, безумная?» Она говорит: «Карла». Ну надо же, отвечаю, как моего прадеда – герцога Бургундского имею в виду…

– Сколько?

– Много. Полторы минуты. Успею досказать.

Блинков отбросил нож и взял в руку пистолет.

– Кок, помоги Пауле надеть кислородную маску. Сейчас тут будет не продохнуть.

Брилев допил кофе, бросил взгляд на часы и перевел его дальше, на занавеску, за которой скрылся командир экипажа. Генерал встал. Прихватив с собой пустую чашку, он повторил маршрут Лихачева. Поставив грязную посуду на поднос в камбузе, он ответил на благодарственную улыбку бортпроводницы сухим кивком.

И снова он воспроизвел жест Лихачева, пригладив волосы ладонью. Открыв дверь в кабину и шагнув мимо штурмана, сидящего за креслом второго пилота, Брилев коснулся плеча командира экипажа.

Лихачев обернулся, не отрывая рук от штурвала.

– Здравия желаю, товарищ генерал.

– Виделись уже. – Пауза. – Открывай люк в скрытом отсеке.

– Но…

– Выполняй приказ, – ровным голосом поторопил его Брилев. Видя колебания пилота, он чуть повысил голос: – Если я сам поверну тумблер, тебе придется ответить не только своей головой.

Лихачев и второй пилот обменялись взглядами. Прежде чем щелкнуть тумблером, командир экипажа успел отметить время: с момента подачи сигнала прошло ровно – секунда в секунду – пять минут.

– Вот так-то лучше, – пробасил генерал. Он крепко впился пальцами в спинку кресла, гася противную дрожь. Он был бледен, глаза часто-часто смаргивали и совпадали с мерцанием лампы. Под ней не было надписи, но она кричала, предупреждая: «Люк открыт! Люк открыт!»

Генерал вторил этому призыву:

– Продержи люк открытым десять минут.

– Слушаюсь, товарищ генерал.

Брилев развернулся и вышел из кабины. Заняв свое место, он попросил бортпроводницу принести ему чашку кофе и рюмку коньяку.

Джеб отстрелял в оставшиеся лохмотья обшивки. Пули прошли навылет и оставили отметины на контейнере. Отверстия получились ровные, но чертов алюминий цеплялся уцелевшими промежутками.

Блинков оперся руками о пол и ударил в образовавшуюся крышку ногой. Она с треском сорвалась, влетев в багажное отделение. Чижик, экономя драгоценные мгновения, нырнул следом. За ним пролез Джеб и принял Паулу. Потом помог Тимуру и протянул руку Николаю.

– Давай, Кок.

– Погоди, я штаниной за рычаг зацепился.

В этот миг в отсек ворвался с оглушительным свистом настоящий ураган. Кока потянуло к выходу. Его ноги нырнули в пропасть. Он схватился одной рукой за кожаную стяжку, другую руку вытянул к командиру:

– Тащи меня, Джеб!

Самолет тряхнуло. Линия горизонта на пилотажном дисплее накренилась. Лихачев не стал гадать, что произошло.

– Разгерметизация багажного отсека! – выкрикнул он, бросив взгляд на прибор давления воздуха в самолете. Он среди прочих находился на потолочном пульте.

– Точно, командир?

– Точнее не бывает.

Он с большой долей вероятности представил место разгерметизации и даже его приблизительную форму. В его представлении отсек походил на огромную консервную банку, вскрытую ножом. До этого мгновения он все же думал, что команда покинет борт на запасных парашютах. Надеялся, что диверсанты выживут, приняв его посильную помощь. Лишь сильнейшее напряжение не позволило ему выжать на лицо усмешку: «Все же мы поняли друг друга с полусигнала».

Лихачев щелкнул тумблером. По мере закрывания люка турбулентность уменьшалась. Полет снова стал ровным. Стрелка указателя угла крена и шкала обрели прежнюю гармонию.

Лихачев пробежался глазами по приборам: индикаторная скорость 430 узлов, высота полета 8100, направление полета 41 градус.

– Попали мы! – покачал он головой в массивных наушниках, представляя четверку разъяренных диверсантов, выпущенных из бутылки.

– Доложить на землю?

– О чем ты хочешь доложить? Еще ничего не известно.

– Что случилось? – раздался позади голос.

Лихачев обернулся. Он ожидал увидеть Брилева. Но позади стоял старший офицер охраны подполковник Егоров.

– Разгерметизация багажного отсека, – повторился командир экипажа. – Сейчас все вроде бы нормализовалось. Я пошлю в отсек второго пилота.

Офицер несколько секунд провел в раздумье.

– Не нужно, я сам.

Выйдя из кабины пилотов, Егоров поманил за собой товарища.

– Осмотрим кормовой отсек.

Руки Джеба мгновенно застыли, как будто их обдало из огнетушителя. Через несколько секунд они бы разломились, как у терминатора. Он тянул Кока к себе и покрикивал на Чижика:

– Тащи, тащи меня, Чижик! Живее!

Он мог лишь извиваться, торча в проеме и ощущая на ребрах каждую неровность вырубленного отверстия. Не мог помочь себе рукой, ухватив запястья Николая. Тот бросил держаться за стяжной ремень, в свою очередь вцепившись в Джеба. Он бесстрашно смотрел в глаза командира:

– Быстрее, Женек, мне холодно.

– Не смеши меня, урод!

Блинкова вытягивали уже два человека. Теперь он перестал петлять, лишь удерживал товарища. Он не отпускал его, оказавшись в грузовом отделении. Продолжал держать, когда Николай целиком выбрался из люка. Глядя в рваный вырез, Джеб покачал головой:

– Видит бог, мы этого не хотели. – Он повернул голову в обратном направлении. Боевые действия в Колумбии продолжились на территории России. Джеб сказал устало, думая о том, что ни этот день, ни эта чертова операция никогда не кончатся: – Работаем…

Интервью Алексея Федорова журналисту «Российской газеты» было прервано резким толчком самолета и, как заметил бывший военный, его незначительным уходом с курса. Минуту-другую лайнер болтало так, как если бы в хвосте самолета заработал мотор, направленный в обратную сторону.

Приведя в порядок разлетевшиеся по столу бумаги, Федоров продолжил отвечать на вопрос. Непредвиденная неисправность в самолете вызвала в груди беспокойство и понудила его расстегнуть еще одну пуговицу на белой рубашке.

– Мы уже не в первый раз посещаем Латинскую Америку, однако следует признать, что мы более активны в других регионах: это Европа, исламский мир, Азия, Африка, США, Ирак, Кавказ. Создано около тридцати двусторонних рабочих групп по борьбе с терроризмом и новыми угрозами.

– Кто представлен в этих группах?

– Спецслужбы, правоохранительные органы, военные ведомства, таможни, погранслужбы, Министерство по атомной энергии, МЧС и другие, – перечислил Федоров и предвосхитил очередной вопрос корреспондента. – Если говорить конкретно о Латинской Америке, то здесь из всех вызовов на первый план выходит наркоугроза. «Родиной» наркотерроризма, как известно, является Колумбия. Пятнадцать лет назад я спросил в Службе по борьбе с наркотиками в США: сколько лет выстраивалась американская антитеррористическая система? И мне ответили, что семнадцать лет. Что касается борьбы с терроризмом…[6]

И снова Федорову стало душно. Он отчетливо представил себе приборы потолочного пульта в кабине пилотов, где находились аварийное управление электропитанием, пульт записи переговоров экипажа, пульт внутренней связи, но главное на данный момент – система кондиционирования. Он отыскал глазами бортпроводницу и жестом подозвал ее. Она миновала несколько рядов кресел и вдруг остановилась как вкопанная. Федоров обернулся, проследив за ее взглядом. Он успел отметить усмешку Брилева; ему показалось, генерал что-то прошептал, глядя перед собой. «Молится? Да, нервишки у него ни к черту».

В грузовой отсек, который вентилировался непосредственно с пульта в кабине пилотов, подполковник Егоров вошел, вооруженный пистолетом. Он чувствовал угрозу, но пока не мог понять, откуда она исходит. Вроде бы ничего подозрительного во время стоянки самолета не произошло. За исключением разве что вызова орнитологов. «Птичники» подкатили лихо, разудалой толпой высыпали из салона и спросили, где та несчастная птица, попавшая в мотор. Собственно, никакой птицы не было. В воздухозаборнике и на лопатках вентилятора техник обнаружил «пух и перья» и доложил об этом командиру экипажа. Если и была птица, то очень маленькая, и вылетела пичуга по обводному каналу через сопло. Может быть, ветром нанесло, предположил орнитолог, собирая перья для экспертизы. Защитные чехлы с моторов к тому времени были сняты.