Сергей Гайдуков - Ядерный будильник
— Кхм, — сказал наконец Харкевич и осторожно двинул правую руку к цели.
— Приехали, — внезапно произнесла в этот миг Морозова. Харкевич на всякий случай поспешно отдёрнул руку, а потом переспросил:
— Кто?
— Мы, — мрачно ответила Морозова. — Левша покончил с собой. Сегодня утром.
— Как?! — Харкевич моментально забыл про свои похотливые планы. Это было важнее.
— Я сама не видела, но скорее всего разнёс себе башку какой-нибудь из своих игрушек. У него было из чего выбирать.
— Я не про то… Я имел в виду — с чего бы это он?
— А с чего люди пускают себе пулю в башку? Жить надоело.
— Вот мерзавец, — разочарованно сказал Харкевич. — Вот ведь подонок. Ну нет чтоб как порядочные люди — доделай работу, а уж потом стреляйся… Хочешь себя убить — пожалуйста. Но зачем же другим людям проблемы создавать?! Так я на него рассчитывал…
Морозова согласно кивнула.
— Все теперь коту под хвост… — сокрушался Харкевич. — Я даже не знаю… — Он какое-то время ошарашенно смотрел перед собой, вполголоса высказывая своё неодобрение поступком Левши, но потом всё же спохватился: — Откуда информация?
— Мальчик позвонил.
— Что за мальчик?
— Помощник его. Утром пришёл, а Левша уже холодный. Мальчик позвонил нам. Начальство в курсе. Они рвут и мечут.
— Я их понимаю.
— И у них вопрос — кто контролировал Левшу?
Только теперь до Харкевича в полном объёме дошло — чем для него это может закончиться.
— Кхм, — он встал из-за стола и прошёлся по комнате, как бы разминая затёкшие мышцы, а на самом деле выстраивая линию защиты. — Ну вообще-то… Как ты понимаешь, письменного распоряжения по этому вопросу не было…
— Как я понимаю, мы работаем не на швейной фабрике, и если бы по каждому вопросу издавались письменные приказы, то ты бы сейчас находился совсем в другом месте и писал оттуда сорок восьмую просьбу о помиловании.
— Ну да…
— Кому было сказано присматривать за Левшой?
— Мне, — неохотно признался Харкевич.
— Давно ты с ним общался в последний раз?
— Э-э… Кажется… Месяц назад?
— Ты завалил это дело, — подвела черту Морозова.
— Кто же мог знать, что он…
— Ты должен был знать. Ты должен был знать о нём все. Ты должен был давать ему лекарства, кормить его завтраком, чистить ему ботинки, читать ему сказки на ночь — всё, что угодно, пока он не закончит работу. Он не закончил работу. И теперь очень трудно будет доказать, что в этом нет твоей вины.
Харкевич основательно задумался и не нашёл у себя в голове ни одной утешительной мысли. Он подошёл к зарешеченному окну, которое и без того наводило на него пессимистические мысли, и тихо выматерился в пространство. Потом он обернулся к Морозовой:
— И что? Меня вызывают?
— Тебя вызовут потом. А сейчас надо ехать к Левше и вытащить оттуда все.
— Все?
— До последней железки и до последней бумажки. Никаких следов не должно остаться.
— Может быть, — оживился Харкевич, — он оставил какие-то указания по своей работе? Может, мы всё-таки сумеем доделать?
— Тебе лучше думать, что никаких указаний Левша не оставил, — сказала Морозова и пояснила свою мысль: — Чтоб потом не разочаровываться.
— Да-да, — механически согласился Харкевич. Но мысли его уже мчались в другом направлении. — И там же этот мальчик… Этот его гребаный помощник, который не уследил… Он тоже может кое-что знать…
— Разумно рассуждаешь, — Морозова соскользнула с крышки стола. — Остальное додумаешь по дороге. Поехали.
— Поехали, — Харкевич кинулся вслед за Морозовой, прекрасно понимая, что спасением для него могут быть только быстрые и успешные действия по ликвидации проблемы, которую он сам себе создал.
В коридоре Морозова пропустила его вперёд, а сама свернула в свой кабинет, где сменила лёгкие итальянские полуботинки на серьёзную армейскую обувь, когда-то безвозвратно потерянную на складах НАТО. Расположенная за Кольцевой дорогой резиденция покойного Левши была окружена местами столь непролазными и дремучими, что в иной обуви туда соваться и не стоило. Поверх майки Морозова надела кожаную куртку, в одном из карманов которой лежал глушитель к «парабеллуму». Сам «парабеллум» находился в чёрной наплечной сумке, которую Морозова намеревалась взять с собой. Помимо оружия, в сумке имелась видеокамера, и если про видеокамеру Морозова знала точно, что та ей понадобится, с оружием были возможны варианты.
Потому что инструкции, данные ей сверху, гласили — действовать по обстановке.
И именно Морозова должна будет решить, что там за обстановка. И сколькими выстрелами эту обстановку можно улучшить.
3
Джип съехал с дороги и осторожно втиснулся между сосен. По крыше и бокам застучали ветки. Метров через двадцать Морозова заглушила мотор — теперь машина была невидима со стороны дороги.
— Пошли, — скомандовала она, потянув к себе сумку. Харкевич энергично выпрыгнул из джипа, сделал пару шагов и вляпался по щиколотку в вязкую, влажную грязь. Морозова усмехнулась и прошла мимо. Харкевич громко высказал своё мнение по поводу этого незапланированного выезда на природу вообще и насчёт грязи в частности, но никто не обратил внимания на его слова. Поэтому Харкевичу пришлось торопливо вытаскивать туфлю из грязи, наскоро счищать с неё чёрные комки и бежать вдогонку за остальными. Остальных, не считая Морозовой, было трое — Мамонт, Алексей и худой бородатый мужчина лет сорока, который запрыгнул в джип в последний момент перед отъездом и имел при этом очень кислое выражение лица. Судя по всему, подобные выезды не входили в круг его обычных обязанностей.
Мамонт шёл первым, прокладывая путь посреди леса. За ним шёл Алексей, который совершенно не имел понятия — куда они идут и зачем. Но раз уж он попал в эту команду, ему оставалось только подчиниться общим правилам игры. Чем-то это было сродни армейской дисциплине, и Алексей даже почувствовал некоторое облегчение — не нужно было думать самому: просто делай, что говорят. И все.
Было немного странно, что командиром маленького отряда является женщина — та самая, что шла за Алексеем и не спускала с него глаз. Та самая, что когда-то встретила Алексея в «Макдоналдсе» и поразила его своей немыслимой самоуверенностью. Та самая, которую Алексей совершенно заслуженно обозвал стервой.
Теперь она быстро и почти бесшумно шагала за ним, и Алексею начинало казаться, что Морозова — так её звали — имеет некоторое право на такую самоуверенность. Во всяком случае, за рулём джипа или посреди леса она выглядела столь же собранной, спокойной и подготовленной, как и в стенах своего офиса. Харкевич и тот тощий бородач производили куда более жалкое впечатление. С лица бородатого мужчины не сходило страдальческое выражение, он то и дело спотыкался и норовил отстать. Харкевич раз и навсегда был выведен из себя трагедией с туфлей. Алексей пока не понимал, зачем нужно было тащить в лес этих двоих, но, видимо, начальство имело свои резоны. И не дело Алексея было об этих резонах выспрашивать.
Вдруг Мамонт остановился. Алексей тоже замер, а Морозова обошла его, приблизилась к Мамонту и спросила:
— Пришли?
— Угу, — сказал Мамонт. Харкевич, нещадно лупя себя по щекам в тщетных попытках изничтожить особо надоедливых мошек, встал рядом с Морозовой, уставился куда-то вперёд и решительно кивнул:
— Точно. Пришли. Это здесь. Чего встали, пош…
Морозова резко дёрнула его назад.
— Чего? — удивился Харкевич.
— Ты слепой?
— Нет. А что?
— Там люди.
— Люди? Ну да, люди. Там должны быть люди. Ты же сама говорила — пацан этот, помощник Левши…
— Мне отсюда видно троих, и они как-то не смахивают на пацанов.
— Менты? — предположил Харкевич, постепенно выдвигаясь вперёд и вытягивая шею для лучшего обзора. — Нет, в штатском.
Он говорил ещё что-то, а Морозова уже повернулась к Алексею, окинула его оценивающим взглядом и сказала:
— Сходи узнай, кто это.
— Ага, — сказал Алексей.
— Просто узнай.
— Я понял, — сказал Алексей, но тут Морозова резко обернулась назад и издала шипящий звук, который должен был означать крайнюю степень раздражения. Сквозь ветки была видна спина человека в светлой рубашке — это Харкевич походкой праздного дачника, неся пиджак на согнутой руке, приближался к двухэтажному кирпичному дому, который служил резиденцией покойному Левше.
— Идиот, — негромко сказала Морозова, вернувшись к человеческой речи. Она положила руку на плечо Мамонту. Тот чуть согнулся, и Морозова прошептала ему несколько слов на ухо. Мамонт подумал, медленно кивнул и внезапно исчез, будто был бесплотным духом, а не тушей весом в сотню килограммов.
Сзади Алексею тяжело и взволнованно дышал в шею бородач. Морозова посмотрела на него, и бородач словно вообще перестал дышать. Они смотрели на поляну перед домом, и Морозова медленно расстёгивала «молнию» на своей чёрной сумке. Было видно, как Харкевич подошёл к дому и встал рядом с незнакомцами. Они разговаривали меньше минуты, а потом Харкевич вдруг сделал странную вещь.
