Белая кровь Тавриды - Александр Александрович Тамоников
– Ну, нас еще надо найти! – возразил Серьга все так же равнодушно.
– А ты думаешь, что это так сложно? – вступил в разговор Гадюкин. – Станут шарить по селам и найдут. Тем более что мы на виду. Так сказать, примелькались. Так что не укроемся. Ну а что будет дальше, каждый из нас понимает и без моих объяснений.
– И что же будем делать? – встревоженно спросил Хитрый.
– Воевать будем! Стрелять будем! Всех убивать будем! – рубанул рукой воздух Жених. – Много людей убьем!
– Дурак, – скривился Хитрый.
– Почему дурак? – спросил Жених.
– Потому, что их будет много, а нас всего пятеро, – пояснил Хитрый. – Значит, убьют и нас. Положат, как куропаток. Всех рядышком, по росту. Ты этого хочешь?
– Э-э! – яростно взмахнул рукой Жених, не зная, что ему ответить на резонные слова Хитрого.
– Разбегаться надо, вот что, – лениво произнес Серьга. Он лежал на спине, смотрел в летнее горячее небо и теребил во рту былинку. – Разбегаться, говорю. В разные стороны. Пускай нас ловят поодиночке.
– Так ведь все равно поймают! – с отчаянием сказал Крот.
– Кого поймают, а кого и нет, – сказал Серьга. – Тут уж как подфартит. Если умеешь бегать, то и не поймают.
– Можно, конечно, и попробовать, – сказал Гадюкин. – Разбежаться в разные стороны. Какие-никакие документы у нас имеются. И деньги тоже. Да вот только…
– Что? – насторожился Крот.
– Никто нам не давал такой команды – разбегаться, – сказал Гадюкин.
– Да пошли они с их командами куда-нибудь подальше, – лениво отозвался Серьга. – Я и без их команды…
– Я вот что думаю, – сказал Гадюкин. – Нам нужно дождаться ночи и связаться с базой. Доложим немцам об обстановке – так, мол, и так… Думаю, что они вышлют за нами катер. И мы в Констанце. Там-то будет понадежней, чем здесь. Там нас никто не будет искать…
– А что, это идея! – вдохновился Крот. – Так и надо поступить. Да вот только…
– Что? – спросил Гадюкин.
– До ночи-то еще далеко. А вдруг они уже нас ищут?
– Вот потому и нечего тут загорать, – сказал Гадюкин. – Значит, делаем так. Сейчас возвращаемся в село, собираем манатки, и ходу.
– И куда же? – спросил Серьга, все так же глядя в летнее небо.
– Туда, где наш схрон, – ответил Гадюкин. – Куда же еще? Там у нас и рация…
– И будем мы сидеть в тех развалинах, как слепые, – хмыкнул Серьга. – Сутки, двое, трое… Пока еще наши хозяева соизволят выслать за нами катер, если они вообще соизволят… Будем сидеть и сидеть, пока нас не найдут или пока все не сдохнем.
– Ты это о чем? – спросил Гадюкин.
– Спрятаться в древних развалинах, может, и неплохо. – Серьга перевернулся со спины на живот и выплюнул былинку. – Как говорится, за неимением ничего лучшего. Да вот только все равно нам надо знать, что творится в мире. Что говорит народ, что затевают красноперые вместе с этим чертовым СМЕРШем… А для этого нам нужно иметь в окрестном мире свои глаза и уши. То есть кто-то один из нас должен остаться. Зарыться, затаиться, но остаться.
– Оно и вправду, – согласился Крот. – Предложение дельное. Да вот только каким таким способом можно затаиться?
– Ну, чему-то тебя в Констанце же учили! – усмехнулся Серьга. – Вот и применишь свои знания на практике!
– Кто – я? – спросил Крот, и в его голосе послышался откровенный испуг. – Но почему я?
– А почему я? – хмыкнул Серьга.
– И я тоже не хочу, – сказал Хитрый. – Уж лучше сидеть среди развалин, чем…
Что касается Жениха, то он и вовсе не сказал ничего. Но по выражению его лица было понятно, что и он не горит желанием оставаться на виду у СМЕРШа и милиционеров.
– Понятно, – мрачно произнес Гадюкин. – Вояки… Бойцы невидимого фронта… Мне что же, назначить кого-то приказом?
– А пошел бы ты со своим приказом! – злобно ощерился Крот. – Плевать мне на твои приказы! Хочешь, так оставайся сам!
– Вам тоже плевать на мои приказы? – спросил Гадюкин у остальных диверсантов.
Никто ему ничего не ответил. Лишь Серьга хмыкнул и стал насвистывасть какую-то легкомысленную мелодию.
– Так… – протянул Гадюкин. – Что ж, я останусь. Да, я останусь! Зароюсь, закопаюсь… Несмотря на то что СМЕРШ уже знает обо мне от Ивана Федотыча. Но я все равно останусь и буду докладывать вам об обстановке, пока за нами не прибудет катер. А вот когда мы вернемся в Констанцу…
– Когда мы вернемся домой, мы радостный праздник устроим… – пробормотал Серьга.
– Что? – глянул на него Гадюкин.
– Ничего, – ответил Серьга. – Просто есть такая песня…
* * *
Вернувшись, диверсанты тотчас же принялись собираться. Собрали вещи, прихватили автоматы, пристроив их под полами верхней одежды, и стали дожидаться вечера, чтобы под покровом темноты незаметно для чужих глаз переселиться в развалины – туда, где была рация, по которой можно было связаться с заморскими хозяевами.
Гадюкин безучастно наблюдал за лихорадочно-возбужденными сборами своих подчиненных, а затем и за нетерпеливым ожиданием ими темноты. Он не испытывал к ним ничего – ни злобы, ни раздражения. Он просто сидел на потрепанном ветрами камне-ракушечнике, бессмысленно глядя куда-то вдаль. Каким-то краешком то ли души, то ли ума он понимал, что так оно и должно быть. Все они не люди, а звери. Загнанные звери, по следам которых идут неумолимые охотники. А загнанному зверю следует спасаться – таков его самый главный звериный инстинкт. Вот они и пытаются спастись. Все правильно, все логично, все по-звериному… Он и сам – такой же зверь, да вот только так получилось, что ему бежать некуда. Нет у него такой возможности – бежать. У зверей так оно бывает…
– Да ты не беспокойся! – подошел к Гадюкину Крот. – Свяжусь с хозяевами и тотчас же сообщу тебе – что и как. Этой же ночью и сообщу! Думаю, все будет нормально!
– Да, – кивнул Гадюкин. – Сообщи…
Как только сгустились сумерки, четверо диверсантов тотчас же вышли и растворились в темноте. А Гадюкин остался.
Глава 25
План, который разработали смершевцы, не отличался особой оригинальностью. Чтобы выдумать какой-нибудь особо хитроумный план, необходимо было время, а времени как раз и не было. Смершевцы опасались, что, узнав об аресте двух своих исполнителей-боевиков, диверсанты скроются, залягут на дно, растворятся в присивашских степных просторах – и попробуй их тогда найди. Значит, нужно действовать немедленно и, как выразился Белкин, внаглую. То есть примерно так же, как и в предыдущем случае, когда изобличали учетчицу.