Илья Рясной - Ночь длинных ножей
— Ты хотел, чтобы меня освободили. Я здесь. Что хочешь теперь от меня?
— Забрать то, что принадлежит мне.
— А что принадлежит тебе?
— Не шути так. Волк.
— Что может принадлежать тебе, бросившему своих воинов. Хромой?
— Закрой свою зловонную пасть! — Хромой в ярости подался навстречу своему бывшему помощнику. Но тут Синякин зааплодировал:
— Прекрасно. Греет душу. Передача «Найди меня». Встреча давних друзей!
Хромой зло оглянулся на него, и тут взгляд его уперся в «стечкина», ствол которого, поднимаясь, теперь глядел прямо ему в переносицу.
— Цыц, сволочь! — прикрикнул Синякин. — Волк, отдай по-хорошему. Все равно отдашь. Гадаев кивнул и спросил:
— А что потом?
— Потом подкину тебе деньжат. И двинешь с нами в Турцию. Или останешься здесь. Неверных резать. Их на твой недолгий век хватит.
— Обещаешь?
— Обещаю. Что в том тайнике?
— Это тебя пусть не волнует.
— Хорошо. Только, Волк, я тебе не завидую, если хитрить задумал. Не стоит.
— Не стоит, — кивнул Гадаев. — Я все отдам.
— Где тайник?
— Километр от Гачи-юрта.
— Ты туда все, что тебе передали, кинул?
— Да.
— Кто еще знает?
— Кто знал, тех русские свиньи убили. Снаряд в «Ниву» угодил. И Махмуд. И Асламбек. И Баянт. Все там были.
— Баянт, — задумчиво протянул Хромой. — Жалко.
— Врешь, пес. Никого тебе не жалко! — все-таки взорвался Гадаев, выпучив налившиеся кровью глаза, на миг в них проглянула его легендарная ярость, способная Испепелить врагов на месте.
— Ох, Волк, — укоризненно покачал головой Хромой, невольно подавшись назад и теперь устыдившись своего мимолетного страха.
— Кончай базар! — прикрикнул Синякин. — Хожбауди, Махмуд! Руслан! В машину! До Гачи-юрта полтора часа ходу.
На летном поле застыли вертолеты. Рядом с полем располагались машины связи, вокруг которых было солидное свободное пространство, — ближе сотни метров к работающей станции стратосферной связи приближаться небезопасно. Вся местность была изрыта траншеями, в землю вкопаны БТРы Рядом стояли три двухэтажных здания, со стороны которых доносился стук отбойного молотка — там шел ремонт и вскоре там будут теплые казармы, где в приличных условиях можно будет зимовать. Пока же солдаты жили в палатках. Здесь было расположение бригады внутренних войск.
— Знаешь, что с нами сделают, если мы упустим их? — осведомился полковник ФСБ в отличного качества легком и влагонепроницаемом камуфляже войск НАТО без погон и в их же вражьих легких ботинках, невысокий, приземистый и мощный, как танк, с плоским, будто сковородкой выровненным, лицом и сонным взглядом. Он сидел на расшатанном, из металлических трубок стуле в небольшой комнате одноэтажного здания штаба бригады. Просторный стол перед ним был засыпан картами и фотографиями аэрофотосъемки, на нем стоял семнадцатидюймовый компьютер. В углу на тумбочке расположилась большая армейская рация. Полковник зевнул. Он походил на человека, который последние годы периодически недосыпал.
— Не расстреляют же, — отмахнулся Алейников.
— Не расстреляют.
— И дальше фронта не сошлют.
Полковник хмуро кивнул. Он Прилетел из Москвы неделю назад и теперь возглавлял операцию, инициатором которой был Алейников. Сейчас в его руках была сосредоточена серьезная сила — ему подчинялись войсковые подразделения, бронетехника, подразделения спецназа, ждавшие своего часа. По мановению его руки в небо готовы были сорваться транспортные «Ми-8» с боевыми группами на борту и вертолеты огневой поддержки «Ми-24», знаменитые «крокодилы». И по нему трудно было понять, что его волнует больше — собственно успех операции или же возможность во весь голос отрапортовать о ее успешном завершении, прикрутить еще один орден, одолеть еще одну ступеньку служебной лестницы, а с каждым шагом ступени на ней имеют обыкновение становиться все более скользкими и крутыми, и получить наконец генеральские лампасы, которые ему прочили уже давно. Алейников мог сказать только за себя. Он сейчас думал об одном — «раздавить гадину». Его душа рвалась в бой и жаждала победы. И хорошо, если цена за эту победу будет не слишком высока.
— Эх, Лев Владимирович, ты не представляешь, насколько нам нужен результат, — оживился полковник.
— Что, политики опять требуют? — спросил Алейников.
— Требуют… Нужны наглядные достижения в борьбе с терроризмом.
— А откуда они будут, если нам опять вяжут руки, затевают какие-то переговоры за спинами у всех с бандитами? — недовольно кинул Алейников.
— А что прикажешь делать? — полковник снова зевнул. — Окончательное силовое решение сегодня вряд ли возможно. Западные братья не позволят.
— Совет Европы. Красный Крест. «Милосердие без границ»…
— Во-во.
— Мутанты либеральные, чтоб им пусто было!
— Помню, на заседании Совета Европы вопрос о терроризме стоял после вопроса о нарушении прав голубых. Оказывается, маловато заводов выпускает смазку для занятий любовью, — хохотнул полковник. — А вообще. Западу позарез нужно, чтобы у нас резали головы. Терроризм — козырная карта в мировой политике. А мы, к сожалению, в этой политике сегодня игроки не из сильных… Так что нужно здесь замиряться с теми, кто способен замиряться.
— Только не надо подставлять им под клыки открытую шею. А мы подставляем.
— Это ты наверху объясни, — вздохнул полковник.
— Я бы объяснил. Но меня туда не пускают.
— Меня тоже.
Алейников усмехнулся и произнес:
— Значит, мы оба — пешки.
— Нет, — покачал головой полковник. — Мы офицеры. А офицер — сильная фигура в шахматах.
— И в жизни тоже.
— Да. Когда ладьи и ферзи падают под ударами противника, остается офицер.
— С дымящимся автоматом, — кивнул Алейников. — И назойливыми иллюзиями, от которых ему до смерти не избавиться, — о чести и Родине.
— Точно так… Черт, — полковник нервно постучал по рации. Она молчала. И должна была молчать. Режим радиомолчания будет до самого последнего момента. Но все равно это молчание угнетало.
Сейчас операция была в стадии, когда техническое и численное превосходство над противником ничего не решает. А все зависит от нескольких спецов, коим суждено оказаться в нужном месте в нужное время. Это самое трудное в контртеррористической работе — знать, где эти нужные места и когда там надо быть.
Алейников вытер носовым платком лицо. Жара. В штабе пили холодную отвратительную кизлярскую воду, которую извлекали из старенького, жалобно дребезжащего, но упорно продолжающего производить холод холодильника «ЗИЛ». В жару лучше пить зеленый чай, но рука сама тянется к бутылке с холодной водой.
Начальник криминальной милиции сидел, расслабившись, на стареньком дерматиновом диване и пытался не злиться, что время тянется так смертельно медленно. Он знал, что ждать еще долго. И все-таки чувствовал, что дождется своего часа. Столько сил и нервов вложено в эту операцию. Столько надежд.
— Они опять начали движение, — доложил зашедший в кабинет технарь — подполковник-москвич из ФСБ, уже пожилой, спокойный, уверенный в себе и своей сложнейшей аппаратуре.
— Хорошо, — кивнул полковник. Ближе к вечеру фээсбэшные технари сообщили долгожданное известие:
— Порядок! Сигнал прошел!
— По машинам! — воскликнул полковник. С него вмиг слетела сонливость, и он на глазах превратился в устремленного к цели волкодава, каким и был на самом деле.
Вертушки начали раскручивать винты. Алейников, невольно пригнув голову, запрыгнул в салон. «Восьмерка» оторвалась от земли и, накренившись, устремилась вперед.
Глава 36
ЛЮДИ ГИБНУТ ЗА МЕТАЛЛ
Три сумки из дешевого светло-серого кожзаменителя, старые, с пластмассовыми молниями, были плотно набиты и достаточно тяжелые. Одна из них лопнула по шву, и из нее туго выпирал синий целлофановый пакет, однако его содержимое рассмотреть было невозможно.
Джамбулатов взял сумку и бросил наверх, в квадрат, очерчивающий кусок яркого синего неба и темный силуэт человеческой фигуры.
— Эх, — крякнул рябой, поймав сумку.
— Из-за этого все затеяно? — спросил Джамбулатов. Рябой равнодушно пожал плечами:
— Хозяину видней.
— Видней так видней. Золото там, что ли?
— Нет. Золото тяжелое, — возразил рябой.
— Точно. Золото куда тяжелей. Сумки были спрятаны в схроне, очень похожем на тот, что отдал Джамбулатов Синякину. Видимо, строили его для тех же целей — хранить оружие, которое со временем может понадобиться для очистительного джихада. Но оружия здесь не было. Здесь вообще ничего не было, кроме этих трех сумок.
— Готово, — сказал Джамбулатов, становясь на деревянный, скрипнувший под его весом и закачавшийся угрожающе ящик и передавая рябому фонарь.
— Все, больше ничего нет, — крикнул рябой ждущему около машины Синякину.
