Юрий Гаврюченков - Доспехи нацистов
Похожий в полевой форме на немецкого часового, наш соратник раскорячился под кустом неподалёку от стоянки. Фельдграу была залита кровью. Древолаз зарезал его как охотника: полоснул ножом по горлу и рассёк вместе с артериями голосовые связки, чтобы страж предсмертным воплем не поднял тревогу. Разрез был очень длинный и глубокий – от уха до уха. Чувствовалась умелая рука. Чтобы научиться так пластать, надо было пройти большую практику.
Кто-то с огромным опытом смертоубийств за спиною неприметно ходил рядом с нами, постепенно сжимая круги.
– Иду по следу, – стал рассказывать Пухлый, поглядывая главным образом в мою сторону, – вижу, он с телом возится. Такой весь в масксети, в лохмах, ветках, бесформенный, как большая кочка, даже винтовка зелёными тряпками обмотана. Вот ты какой, думаю, деточка! Выстрелил в него – он пропал. Отшагнул и исчез, я не заметил, куда он спрятался – далеко было, да и темно уже. Жахнул повторно туда, где он мог находиться. Промазал, ебучий случай.
– Как теперь поступим? – поинтересовался Дима.
– Будем уматывать, и так потери несём, – сказал Пухлый. – Преследовать засадного немца слишком опасно, он сейчас вдесятеро бдительнее стал. Поэтому сваливаем. Враг отступил, время у нас есть. Скоро стемнеет – никаких следов не отыщешь.
Мы помчались собираться и оправляться. Переобуться, кому надо. И прочее, что необходимо перед маршем. Идти придётся далеко, без остановки и быстро.
Достав из рюкзака АПС, я отошёл облегчиться по большому. Терпеть не могу справлять нужду прилюдно. Я всё-таки джентльмен, и даже в обстановке повышенного риска стараюсь соблюдать приличие.
Чтобы не испачкать штаны, я забрался на величественный пень с трухлявой сердцевиной и нагадил ему в душу. Автомат стоял прислонённый рядом. В руке я держал пучок широкой травы.
Звенели комары. Сгущались сумерки. Приглушённо журчал впереди ручей. Даже безгласный организационный шум нашей кодлы казался не столь уж громким.
Пользуясь случаем, я рассмотрел рассаженные утром колени. Царапины покрылись грязной коркой, словно я лазил на четырёх костях, как минимум, неделю. Вообще-то мои внутренние часы примерно столько же и отстучали: наполненный вереницей запредельной остроты приключений день стоил обычных семи суток моей чрезмерно богатой впечатлениями жизни.
Сделав дело, я встал, застегнулся и взял автомат. Уходить почему-то не хотелось. Я вдруг понял, что остался наедине с Лесом. А Лес был нечто большим, нежели скопище деревьев, выросших на костях мертвецов. Он звал меня, и я шагнул вперёд.
Я полностью отдавал отчёт в том, что делаю. Знал, что в лагере меня покамест не хватились, а если хватятся – тотчас поверну назад. Однако, время в запасе имелось.
Влекло меня к ручью. Едва он показался из-за деревьев, как я остановился. Сделал ещё шажок и замер не дыша. Весьма кстати.
Из зелёной копны, которую я поначалу принял за растительный сгусток, выбрался человек. Он был высок и налысо брит. Лицо его показалось мне смутно знакомым. Человек снял заляпанную кровью милитари, оставил ружьё, напоминающее толстую замшелую ветку, и принялся отмываться в ручье. Правую половину спины и плечо покрывала сложная вязь татуированного кельтского узора. Я ни у кого из знакомых не мог припомнить такой.
Не рискуя далее испытывать судьбу, я опустил глаза. Люди чувствуют, когда на них смотрят, а, заметь меня этот человек, – одним трофейщиком станет меньше.
Вот я и стоял, ждал, когда он завершит омовение. Внутри у меня царило странное оцепенение и покой. В подобный коматоз, наверное, впадает птичка, когда мимо проползает змея. Древняя защитная спасительная реакция.
Человек так и не допёр, что за ним подглядывают. Стемнело, да и мой КЗС обладал неплохими камуфлирующими свойствами. Но, главное, я сохранял неподвижность.
Пока купальщик облачался в маскировочный прикид, я отвалил задом наперёд, потерял его из поля зрения и, сделав вывод, что он тоже не видит меня, поспешно ретировался.
Наш старый друг древолаз засадный действительно оказался нашим старым другом. В особенности, другом Пухлого. Мои догадки подтвердились.
– Ты видел Вову Богунова, – уверенно заключил Пухлый, выслушав описание остроконечного кельтского орнамента. – Татуировку он наколол после армии, тебе простительно не знать.
– Что же ты его не шлёпнул? – укоризненно спросил Боря. – У тебя же «стечкин» был.
– Я о нём даже не вспомнил, – честно признался я.
Навьюченные трофейщики обступили меня, опасливо поглядывая в сторону ручья.
– Может быть, и правильно, что ты не стал за пистолет хвататься, – задумчиво произнёс Пухлый. – Нас и так мало осталось.
– Ну, Рыжий, какая сволочь, – возмутился Дима. – Зачем же он своих друзей долбит?!
Трофейщики пребывали в непонятках. Я помалкивал насчёт Доспехов Чистоты и охотящихся за ними «светлых братьев», подозревая, что от следопутов можно ожидать чего угодно. Ребятушки способны во своё спасение привязать меня к дереву, оставив на съедение диким зверям и цивилизованным арийцам. Либо договориться с «братьями» о капитуляции с последующей выдачей смутьяна. Такой обмен был бы вполне в их духе. Соответственно, пока наши цели (выйти живыми из Синявы) совпадали, я не спешил ставить их в известность.
– Между прочим, своих друзей он как раз щадит, – заметил Чачелов.
Действительно, Вова Рыжий меня, Пухлого, Крейзи и Диму не тронул, хотя мог пристрелить ещё утром, за компанию с Акимом. Валил он только тех, кого не знал, за исключением старого приятеля – лесника, к которому испытывал вполне заслуженную ненависть.
– Зачем он этим занимается? – продолжал гадать мент. – Устроить такую бойню – это каким же отморозком надо быть?!
– После армии Вова сильно изменился, – пробормотал Пухлый, словно оправдывая дружка. – За бутерброд способен Родину продать, и вообще он – аморальный типус.
Я же всё никак не мог взять в толк, каким образом на меня вышли. Да ещё отыскали в проводники моего товарища. Интересно, сколько Рыжему заплатили, чтобы он вписался в такую затею? Наверное, много – такая работа стоит дороже бутерброда.
Иногда мне казалось, что в «Светлом братстве» есть подлинные сверхлюди.
– Пошли посмотрим, – сказал мне Пухлый.
Он проверил наличие патрона в казённике ганс-винта.
– А вы, исчезающее племя, – обратился он к остаткам отряда, – сидите очень тихо. Помните, что Глинника ёжики вовсю точат.
У ручья мы нашли мину. К воде между кустов открывался удобный проход и там стоял натяжник. Иди я без Пухлого – обязательно бы подорвался. Чачелов же словно знал, где будет шнур. Похоже, древолазом действительно был Вова Богунов. Старые друзья мыслили одинаково.
Чачелов снял мину и убрал её в рюкзак. Я такие изучал на военной кафедре: противопехотная осколочная мина заградительная ПОМЗ-2М. В рубчатый корпус вставлялась 50-граммовая толовая шашка и взрыватель без замедлителя. Стоит выдернуть чеку – и мгновенно становишься фаршем.
– Хуёвая хуйня, – поделился Вован результатами наблюдения. – Он заметил твои следы. Вот, – показал он, – Рыжий подходил к тому месту, где ты стоял, и смотрел. Теперь он знает, что ты его видел.
– Чем это плохо? – осведомился я.
– Он будет стараться ликвидировать тебя как единственного свидетеля. Тебе не помешало бы переобуться. Это поможет, если только он уже не установил, кому конкретно принадлежат следы. А вообще-то нам нужно уходить как можно быстрее. Одним натяжником Рыжий не ограничится.
– Это точно, – согласился я.
Следопуты ждали нас в полнейшем безмолвии.
– Уносимся как бешеные сайгаки, – не стал вдаваться в подробности Пухлый.
Тон его был настолько серьёзен, что желающих получить разъяснения не нашлось. Пухлый торопился, понимая, что теперь мы лишены даже того жалкого иммунитета неприкосновенности, который был как у друзей, пока древолаз не понял, что идентифицирован. Устроенное им мочилово – штука слишком зверская, чтобы выпускать из леса очевидцев, пусть и товарищей по детским играм. Теперь Рыжий перехлопает нас поодиночке. «Вот и вся любовь».
Корявая твердь под каблуками известила, что мы выбрались на дорогу. Вокруг было не видно ни зги. Разумеется, ни о каких следах речи уже не было, что страховало от снайпера. Нам оставалось усердно пешедралить, осязая ногами путь, чтобы не сбиться.
На заднице у Димы снова запиликала «Моторола». В прозрачном оконце футляра загорелась надпись «Call.»
– Выруби телефон, – бросил на ходу Пухлый. – Сколько раз тебе можно повторять, дурья башка, Кузьмин недоделанный!
Пухлый шёл впереди, за ним Боря, далее: Дима, я, и Крейзи – замыкающим.
– Понял, не бухти, – мент дал отбой вызову. Просто нажал кнопку сброса, не обесточивая аппарат, о чём свидетельствовал зелёный огонёк индикатора настройки.
Через несколько минут мобил засигналил вновь. Очевидно, кому-то срочно нужно было до мента дозвониться.
