Михаил Нестеров - Формула боя
Гость посмотрел на него неодобрительно.
– Надеюсь, вы приготовили кипяченую воду? А теперь мне нужно вымыть руки. И приготовьте полотенце. Чистое.
Обезболивающий укол и местная анестезия сделали свое дело: Андрей почти не чувствовал боли. Только иногда к горлу подкатывала тошнота. В голове слегка шумело, губы и небо были сухими, хотя, как ни странно, Андрея не мучила жажда и не хотелось смочить пересохшее горло. Как сквозь сон, он слышал обрывки фраз склонившегося над ним человека: «Так, еще немного… вот она… хорошо, что так… я так и думал… его счастье… можно зашивать». Потом его довольно бесцеремонно потрясли за здоровое плечо.
– Молодой человек, я понимаю, что покой вам будет только сниться, и тем не менее прошу учесть, что отдых вам просто необходим. Пейте больше крепкого чая – обязательно сладкого. Обязательно. Пересластите его. Руку держите на перевязи. Я оставлю вам… три ампулы обезболивающего, инъекции будете делать только в крайнем случае, когда терпеть станет уже невмоготу. Хотя вы крепкий человек. А лучше всего воздержитесь от уколов. Нашу с вами встречу постарайтесь забыть. Это все. – На прощание он вложил в руку Андрея маленький прохладный цилиндрик.
Фролов опустил глаза: на ладони лежала пуля.
Уже от порога врач вернулся. Несколько секунд он пребывал в некоторой нерешительности.
– За свою практику я извлек немало пуль и невольно приобрел некоторые навыки, соприкасаясь по роду деятельности… с правоохранительными органами. Дело в том, что пуля, которая угодила вам в руку, самодельная. Вернее, модифицированная. Я без ошибки могу назвать вам вид оружия, из которого она была выпущена: «браунинг» калибра 6,35 миллиметра. Человек, выпустивший эту пулю из пистолета, немало потрудился над ней, и я, ей-богу, не понимаю, почему она не разорвалась, попав в кость. Просто ума не приложу. Я бы понял это, если бы она просто застряла в мышечной ткани, и то сильно бы сомневался. Одним словом, вам повезло.
– Ты о чем? – спросил Гурин, внимательно слушавший гостя.
– А вот о чем. – Врач решительно подошел к столу и попросил газету. Расстелив ее, он положил пулю, достал скальпель и начал соскабливать с овального наконечника пули свинцовый слой. – Если только я не ошибаюсь…
Через три-четыре минуты он с торжествующим видом показал всем пулю и осторожно постучал ей по столу. На газету выкатились несколько блестящих шариков.
Гурин, сидевший все это время напротив врача, склонил голову и всмотрелся.
– Ртуть.
– Она самая, – подтвердил врач. – Человек, изготовивший эту пулю, был невероятно жесток. Он сточил наконечник пули, снимая мельхиоровую оболочку и обнажая свинец. А в нем высверлил небольшое отверстие. Вот оно, видите? Затем заполнил его ртутью и запаял свинцом. После этой операции – обычно напильником – пуле придают прежнюю форму. Когда-то такие пули изготавливались, так сказать, фабрично, они куда опаснее знаменитых «дум-дум», которые на выходе образуют страшную рану. Такие пульки подобны маленьким гранатам, и я, повторяю, не пойму, почему она не разорвалась. Это просто везение. Ваша рана могла быть куда более серьезной. – Он помолчал, глядя на Андрея. – Конечно, это не мое дело, но я все же спрошу: я не ошибся, назвав марку пистолета? Вы видели, из какого оружия стреляли в вас?
Он уловил движение с другой стороны и повернул голову.
На столе лежал «браунинг» 6,35.
Антон подвинул его к врачу.
Тот глазами спросил: «Можно?» – и, не дожидаясь ответа, взял пистолет в руки, быстро вытащив магазин. Извлечь из него пулю было делом одной секунды. Доктор внимательно осмотрел ее.
– Да, эта тоже разрывная. Как, впрочем, и все остальные. Думаю, проверять нет надобности. – Он внимательно всмотрелся в лицо Антона, но вопрос, который вертелся у него на языке, так и не задал. «Это их дело, – подумал он. – Хотя не похоже. Не по-хо-же… Однако у этого, с осветленной челкой, знакомая физиономия. Несомненно, я его где-то видел».
В некоторой задумчивости врач сдержанно попрощался и направился к выходу.
В прихожей, за закрытой дверью, между ним и хозяином квартиры завязалась беседа, из которой Антон, как ни вслушивался, не разобрал ничего: просто голосовой фон.
Андрей чувствовал себя после операции совсем неплохо. Антон, указывая глазами на картину, спросил его:
– Франц Николаевич моряк?
– Нет, – тихо ответил Андрей. – Моряком был его отец. На этой картине изображен корабль «Н. Книпович», на котором ходил Николай Евгеньевич. В 1930 году была организована экспедиция для изучения температур Нордкапского течения, ее возглавил профессор Зубов. Я слышал об этой экспедиции десятки раз, поэтому говорю так уверенно. Франц Николаевич родился в сентябре 1930 года, как раз в то время, когда экспедиция находилась у берегов Земли Франца-Иосифа. А спустя некоторое время Николай Евгеньевич вернулся в Петербург и узнал, что жена назвала сына Николаем. Отец не согласился и «перекрестил» новорожденного во Франца. – Андрей кивнул на дверь. – Старик потом шутил: «Хорошо, что не во Франца Иосифовича». Вот такая история.
Антон невольно улыбнулся.
– А я думал, он моряк.
– Нет. Когда-то он был, как принято говорить, цирковым, но рано получил травму позвоночника. С тех пор он только ставил номера, работая с иллюзионистами, эксцентриками, клоунами. Мой отец работал на заводе, у него был шестой разряд слесаря-лекальщика. Они дружили с Францем Николаевичем и вместе осуществляли некоторые замыслы. Один придумывал, другой воплощал в металле; делали хитроумные устройства, приспособления и так далее. – Он обвел взглядом комнату. – Когда-то я целый год прожил здесь.
– Твои родители живы? – спросил Антон.
Андрей молча кивнул.
В коридоре щелкнула замком входная дверь, и в комнате появился хозяин.
– Итак, друзья, – обратился он к гостям, – что бы вы ни задумали, в первую очередь отдых. Тем более что передвигаться в ночное время, да еще после всех этих событий лишено здравого смысла. До утра у вас есть четыре-пять часов, так что отдыхайте. – Видя нерешительность на лице Антона, он успокоил его: – Я разбужу вас ровно в восемь. Обещаю. Честное слово.
Антон посмотрел на своего нового партнера: тот спал. Бледность с его щек пропала, дыхание стало ровным. Теперь можно было и самому отключаться. Антону словно вкололи лошадиную дозу снотворного: он еле успел дойти до кровати в комнате и упал в небытие.
Это было не простое отключение. Он словно анализировал свои действия. Перед ним промелькнули события дня, ошибки, обусловленные слабостью. Слабость была оправданной, она граничила с отчаянием. В первую очередь это желание сообщить о себе матери. И, как следствие, выход на Рябова. Подполковник четко определил действия Антона. Он все верно продумал: парень устал, в безвыходном положении, стремится к встрече со следователем, который не только ведет его дело – он держит в руках его жизнь.
А положение беглеца оказалось действительно безвыходным. Не случайно, едва Антон произнес свое имя в будке телефона-автомата, перед ним, словно из-под земли, возник невзрачный силуэт старика с пистолетом в руке. Потом появляется еще один человек, посторонний, который спас ему жизнь и получил ранение. Этим Андрей как бы доказал свою преданность. Затем последовало предложение укрыться у его знакомого – это продолжение темы преданности. Однако, как ни крути, Андрей Фролов – человек посторонний. Затем в этой череде появляется врач, лицо также постороннее, он приходит на помощь по просьбе другого постороннего, хозяина квартиры Гурина. Это нагромождение посторонних в осторожных и проработанных до того действиях Антона казалось лишним и неумным.
У Антона не было даже сил проанализировать происшедшее. Падение в беспокойный сон закончилось коротким воспоминанием о капитане Романове. «Интересно, – пронеслась обрывком мысль, – есть ли такой ангел на небесах, который покровительствует людям, звонящим из телефона-автомата?» Губы Антона тронула улыбка, и он уснул. Правда, Антон сделал слабую попытку, исходившую из подкорки головного мозга: приподнял руку и потянулся к поясу; рука тотчас упала. Так что Франц Николаевич Гурин без труда вытащил пистолет немецкой фирмы «Heckler & Koch» с глушителем, который хоть и был прикрыт майкой, но от этого не стал менее заметен. Впрочем, старик Гурин знал о существовании пистолета от своих же поздних гостей. Теперь, сидя за столом, он разглядывал грозный «хеклер» и не менее грозный, с разрывными пулями, «браунинг».
Франц Николаевич встал и, открыв бюро, вынул из ящика девятимиллиметровый «вальтер». Это был именной пистолет, который вручил отцу командующий Тихоокеанским флотом 3 сентября 1945 года, на следующий день после подписания акта о безоговорочной капитуляции Японии на борту американского линкора «Миссури». Пистолет на вид казался боевым, но произвести выстрел не мог.
