Андрей Воронин - Инкассатор: Черные рейдеры
– Сергей Борисович, что с вами? Что, сердце прихватило? – нагнувшись к уху фармацевта, встревожено спросил Филатов.
– Да, Юрочка, все будет нормально, – дрожащим голосом едва прошептал Барулин, – жалко, таблеток моих нет, – эти изверги у меня их сразу отобрали. Мне бы легче стало.
– Вы держитесь, Сергей Борисович, полежите вот так. Я уверен, что скоро здесь будут наши друзья. Но мне надо осмотреться, бандиты могут быть где-то рядом.
– Я понял, Юрочка, – как-то совсем поникшим голосом произнес Барулин, – я все понимаю.
Делайте, что необходимо. И еще, – Барулин привстал после некоторой паузы, – я, вероятно, был не прав тогда, в подвале... извини!
– Да, полно, Сергей Борисович, сейчас это закончится, и я уже знаю, что мы с вами будем делать. Поедем на рыбалку, у меня к этому случаю хорошая настоечка припасена. Все будет хорошо, Сергей Борисович!
Филатов оставил Барулина и осмотрелся. Вокруг было тихо. По-прежнему горели те же окна особняка. А где-то в лесу, который начинался сразу за забором, щебетали птицы. Все это было очень странно. «Почему люди Аганесяна оставили их в покое?» – не переставал задавать себе вопрос Юрий.
И в самом деле, здесь, у входа в здание, которое являлось замаскированной тюрьмой, хотя по виду напоминало недостроенный сарай, было тихо. Зато появились какие-то отчетливые звуки, которые доносились со стороны фасада особняка, – это были непонятные хлопки, а также крики. Юрий надеялся на то, что это люди Шевцова пытаются вызволить заложников. Однако и на настоящий штурм это непохоже. «А может быть, старый лис Шевцов придумал что-нибудь неординарное, – ведь так, с кондачка эту контору не возьмешь. И юридически хозяева, если ментов не пустят, будут правы – с какой стати ночью здесь что-то делать правоохранительным органам? Возможных аргументов у Шевцова было немного – стандартное «поступила оперативная информация» в данном случае не проходило». Все эти мысли не давали покоя Филатову. На втором плане возникала и другая проблема – Аганесян, смекнув, что время его сочтено, мог просто поспешно выехать отсюда – вместе со своими подельниками. В этом случае ему и заложника можно было бы вздохнуть свободно, но основной фигурант заварушки, в которую вот уже более двух недель был втянут Филатов, мог избежать заслуженного наказания, оказавшись или где-нибудь в Великобритании как «жертва политического террора в стране», или на Кипре, где руки Интерпола слишком коротки.
И все же было бы очень странно, если люди такого уровня, как Аганесян, просто так бросали все и оставляли свидетелей. Да и зачем таким респектабельным авторитетам или бизнесменам, как Аганесян, куда-то бежать? Люди такого уровня редко идут на этот шаг. Ведь огромные деньги, которыми они распоряжаются, а также связи во властных структурах дают им как бы карт-бланш и возможность опередить правоохранительные органы. Они только в крайнем случае скрываются за границей, уже заблаговременно зная свою судьбу. Аганесян был очень заметной фигурой, поэтому было бы тем более странно, чтобы представители «Петровки» могли просто так приехать и упечь его за решетку. Получался замкнутый круг. Если Шевцов или кто-нибудь другой даже добились санкции, их противник уже это знал, а поэтому был подготовлен. А другие действия, не санкционированные прокуратурой, могли бы обернуться против тех, кто их затеял, нешуточным скандалом.
Такая операция могла быть под силу только ФСБ. Но и им нужны были дополнительные аргументы. И они вполне могли быть в тех ящиках, которые разгружали солдаты неизвестной Филатову части.
Филатов понимал, что был просто стрингером, который волей судьбы оказался в самой гуще событий, да и еще не зная многих обстоятельств, пытался на них повлиять. Справедливо ли это, или правильно, для Юрия не являлось главным вопросом. Он понимал, что просто попал в гущу событий, и сейчас беспокоился только за жизнь заложников. Будет обидно, если и Рита, и Барулин не дотянут до освобождения.
Смахнув пот со лба, он решил перенести Риту подальше во двор особняка. Он поднял девушку на руки и понес ее в сторону стоявших берез, которые находились как раз посередине между оказавшимися тюрьмой бараками. Рита по-прежнему не приходила в себя, и Филатову показалось, что она замерзла. Уложив ее на траве, он предварительно постелил там свой спортивный костюм так, что остался в одной майке. Несколько минут он растирал Рите руки и ноги, не переставая оглядываться по сторонам и прислушиваться к шорохам улицы. После этого он решил помочь Барулину перейти в то же место, которое ему показалось более безопасным. Как раз в этот момент работник «Фармацеи», лежащий до этого молча, сейчас сильно раскашлялся. Это был сухой, непроходящий кашель, который мог продлиться еще бог знает сколько времени. В этом не было ничего хорошего для их положения, так как сводило на нет все усилия Филатова, который всячески хотел скрыть их присутствие.
Но упрекать Барулина не было никакого смысла. Он был очень плох и, как показалось Филатову, почти потерял сознание. Десять минут назад Филатову пришлось оставить Риту и вынести на поверхность старика, который пренебрегал советами Филатова и наверняка наглотался газа. Поначалу Юрий злился на работника «Фармацеи», но потом успокоился – Барулин не виноват. Не всякий даже подготовленный человек, как показывает реальная практика, может правильно действовать в подобной ситуации, тем более после перенесенного шока или нервных и физических нагрузок. Однако заместитель директора «Фармацеи» отделался относительно легко. Действие непонятного вещества было направлено на то, чтобы временно вырубить или усыпить жертву. Филатов же ожидал поражения слизистой глаз. Впрочем, подобные побочные действия могли проявиться и позже.
– Что вы чувствуете? – спросил у Барулина Филатов.
Но Барулин не отвечал, мотая головой из стороны в сторону, как будто находился где-нибудь в спортивном зале и разминал шейные позвонки. Делал он это как-то неуклюже, и Филатов стразу вспомнил, как под Кандагаром в Афганистане, после того как обстрелянная колонна с советским контингентом прорвалась-таки в город, несколько контуженых ребят точно так же вели себя, пытаясь прийти в себя. Однако позже оказалось, что это была вовсе не контузия, а действие какого-то непонятного вещества или яда. Тогда поползли слухи о применении «духами» химического или бактериологического оружия. Была вызвана специальная комиссия из Москвы, которая изучала этот вопрос. Но результаты ее работы остались засекреченными. Впрочем, на той войне Филатов больше и не встречал подобных фактов и вообще сомневался в системности применения «духами» такого оружия. Слишком это было рискованно даже для самих афганцев, а последствия были бы не предсказуемы.
Была и другая сторона – по утверждению западных источников, советские войска в Афганистане тоже применяли химическое оружие. Но советская пропаганда уверяла, что это грязная ложь и происки Пентагона. Дескать, иностранные журналисты намеренно «сгустили краски» с целью еще раз подчеркнуть «жестокость советских солдат». Юрий знал, что гораздо проще было использовать выхлопные газы танка или БМП для «выкуривания» душманов из пещер и подземных укрытий. Но о применении химического оружия не было и речи.
– Кружится голова? – переспросил Филатов и посмотрел не на Барулина, а вокруг, как будто ища помощи со стороны.
На этот раз его собеседник с трудом, но все же кивнул и, подняв правую руку, принялся растирать глаза.
– Что с глазами? – спросил Юрий, придерживая собеседника.
Однако Барулин помотал головой, показывая, что, скорее всего, с этим все в порядке. Но и после этого коллега Юрия по «Фармацее» продолжал растирать себе лицо.
Действие газа напоминало Филатову вещества, которые российский спецназ использовал в последнее время в антитеррористических операциях. Однако его название было тайной за семью печатями даже для многих специалистов, которые догадывались о его составе по клиническим признакам пострадавших. Откуда оно могло быть у братков, оставалось только догадываться. Учитывая хорошие связи Аганесяна с военными, такой вариант не казался совсем фантастическим.
Как ни странно, но именно Барулин, который в этот момент прилагал все усилия, чтобы прийти в себя и был занят чем угодно, только не отслеживанием ситуации, заметил, как что-то блеснуло в нескольких метрах от него. Он хотел сказать об этом Филатову, который пытался его приподнять, чтобы отвести в сторону подальше от света, но не смог вымолвить ни слова. Язык его как будто онемел, а в груди сдавило так сильно, что он начал задыхаться.
Внутри него все кричало и ему казалось, что Филатов заметит его волнение. Однако этого не произошло. Барулин вспоминал, что ощущал подобное перед инфарктом. Он почувствовал этот знакомый холодок, который ощущают все сердечники. И немного опустил голову – мысли об опасности покинули его, и сейчас он думал, как бы принять правильное положение, чтобы легче было дышать.
