Лицо под вуалью - Ренделл Рут
Когда телефон опять зазвонил, инспектор поднял трубку и сердито произнес:
– Да?
Это звонил Клиффорд Сандерс.
– Можно мне вас повидать? – попросил он.
– Зачем? – спросил Бёрден.
– Поговорить. – Молодой человек не упомянул, когда он хочет встретиться, но Бёрден уже знал, как он обходится с временем. – Вы меня заставили вчера очень рано закончить, а я еще много хочу вам рассказать. Я просто хотел узнать, когда мы сможем начать снова.
«Когда я сам выберу время, парень, – подумал Майкл. – Может, на следующей неделе или в следующем месяце». Но сказал он другое:
– Нет, мы закончили. Это всё. Ты можешь возвращаться к работе. Продолжать прежнюю жизнь – понятно? – И, не дожидаясь ответа, он положил трубку.
Через десять минут телефон зазвонил снова. К этому времени тот из двух мужчин, который был моложе и смелее, взобрался на верхнюю перекладину лестницы и стал вешать провод с лампочками на самые высокие ветки. Бёрден подумал, какая это будет катастрофа и как ее раздует пресса, если этот человек упадет и покалечится. Он произнес в трубку «да?» более мягким тоном и услышал голос Клиффорда, который нетерпеливым, настойчивым тоном высказал предположение, что их прервали. Полицейский ответил, что, по его мнению, их не прерывали. Все, что следовало сказать, уже сказано, не так ли?
– Я бы хотел приехать и повидаться с вами сегодня во второй половине дня, если вам удобно, – настаивал Сандерс.
– Мне неудобно, – ответил Бёрден, сознавая, что разговаривает с этим парнем, как раньше, будто он ребенок, но ничего не может с этим поделать. – Во второй половине дня я занят.
– Тогда я могу приехать завтра утром.
– Клиффорд, я сейчас повешу трубку. Ты понял? Нас не прервали, я закончил, больше я не могу это обсуждать. До свидания.
Почему-то этот второй звонок встревожил Майкла. Он вызвал у него странное чувство, очень напоминающее то, которое испытывают люди, редко сталкивающиеся с умственно отсталыми людьми, когда неожиданно вступают в контакт с человеком, который пускает слюни и судорожно цепляется за них. Они отшатываются, ахают, и это непростительно и возмутительно, и Бёрдену стало немного стыдно, когда он резко бросил трубку и отступил назад, глядя на телефон, словно Клиффорд или какая-то его часть вселилась в коричневый пластмассовый аппарат. Какой дурак! Что с ним такое? Он опять взял трубку и распорядился, чтобы его больше не соединяли, если будет звонить Клиффорд Сандерс – и более того, чтобы отслеживали все входящие звонки.
* * *Обыскивать дом было бесполезно. У Лесли Арбел имелось две недели, чтобы это сделать, и хотя, возможно, у нее было меньше опыта в этом деле, чем у полицейских Вексфорда, но зато было больше времени и, надо полагать, личной заинтересованности в том, что она искала, чем бы это ни было. Завещание? Гвен Робсон нечего было завещать. Нечто такое, что скомпрометировало бы виноватого, испуганного человека? Вексфорд не мог представить себе, что убитая шантажировала свою собственную, наверняка любимую племянницу. И все же Лесли отчаянно пыталась отыскать эти бумаги – если это вообще были бумаги.
«Я потеряю работу!» – крикнула она старшему инспектору. Это казалось совершенно неоправданным. Стоило ему спросить ее, почему она не сказала ему о своем приезде в Кингсмаркхэм в тот четверг, как она заплакала, что потеряет работу.
Полицейский прошел по дорожке к дому миссис Яго и позвонил в дверь. Хозяйка быстро подошла к двери – большая, улыбающаяся, семенящая легкой походкой. Ее улыбка выглядела несколько принужденной, но причина этого была не в том, подумал он, что здесь не хотят видеть полицейского.
– Вы сегодня в одиночестве? – спросил Вексфорд.
– Нина по вторникам не работает и не ездит за покупками. Я виделась с ней вчера, – ответила Дита, когда они устроились в гостиной, в джунглях из вязаных цветов и деревьев. Старший инспектор заметил, что рукописи на столе уже не было, и миссис Яго проследила за его взглядом. – Я не захотела сегодня видеть ее; с меня достаточно, я чувствую, что больше не выдержу.
Она имела в виду жалобы брошенной жены? Несчастной молодой женщины, покинутой и вынужденной одной растить двоих детей? Полицейский не стал задавать этот вопрос. Вместо этого он спросил у пожилой женщины, где, по ее мнению, Гвен Робсон могла спрятать то, что ей нужно было спрятать, и уже задавая этот вопрос, вспомнил, как она утверждала, что была едва знакома с покойной. Она взяла круговые спицы, с которых свисал замечательный тропический пейзаж, и ее гость увидел, что она добралась до неба, голубого пространства с крохотными облачками. Но вместо того чтобы возобновить работу, Дита осталась сидеть неподвижно, сжимая в руках два прочных конца круговых спиц. Она взглянула на него и отвела глаза.
– Я так мало ее знала… Как я могу сказать?
– Не знаю, – ответил Вексфорд. – Дом у них такой же, как этот. Я подумал, что в нем может быть некая особенность, некое место, хорошо известное обитателям, но совершенно неизвестное посторонним.
– Потайная панель?
– Не совсем это.
– Возможно, убийца унес эту таинственную вещь, чем бы она ни была. Хотите выпить?
Полицейский покачал головой, и сделал это слишком поспешно, так что хозяйка дома удивленно подняла брови.
– Что случилось с книгой? – спросил он, чтобы что-то сказать. – Вы ее закончили и отослали издателю?
– Я ее не закончила. И никогда не закончу. Я чуть не сожгла ее вчера ночью, а потом подумала – кому нужны эмоциональные жесты, драмы? Просто убери ее в ящик стола – что я и сделала. Вчера у меня был такой день, он меня так расстроил… Забавно, но мне бы хотелось вам об этом рассказать. Можно? Кажется, больше мне не с кем поделиться.
– Это что-то новенькое, – сказал Вексфорд, – все время кто-то хочет рассказать мне нечто.
– Вы мне нравитесь, – сказала его собеседница, и это не прозвучало наивно или безыскусно: это было просто откровенно. – Вы мне нравитесь, но я вас плохо знаю, а вы не знаете меня, и я сомневаюсь, узнаем ли мы когда-нибудь друг друга лучше. – Брошенный на старшего инспектора взгляд спрашивал его согласия, и он кивнул. – Может быть, это идеальная ситуация для доверительного рассказа, – добавила женщина, а потом на некоторое время замолчала. Руки ее не двигались, и в них уже не было спиц. – Моя дочь рассказала мне, что у нее была связь с мужчиной – нет, не связь, не так серьезно, просто они провели вместе одну ночь, и она имела глупость рассказать об этом мужу. Не сразу, она долго ждала. Ей следовало забыть об этом, оставить это в прошлом. Он и сам ей кое в чем признался, в каком-то мелком грешке, а она рассказала ему о том случае, и вместо того, чтобы простить, как она, он сказал, что это все меняет – это изменило все его чувства к ней.
– Как Тесс из рода д’Эбервиллей, – пробормотал Вексфорд, – а мы-то считаем, что времена изменились… Она ничего этого вам не рассказывала до вчерашнего дня?
– Нет. Я спросила у нее, есть ли надежда на примирение. Я даже зашла так далеко, что спросила, что лежит в основе их конфликта. Вы отец, и вы понимаете, что я имею в виду, когда говорю «зашла так далеко». Дети не любят, когда их расспрашивают, даже когда это… ну, проистекает из реальной тревоги за них.
– Да, – согласился старший инспектор, – не любят. – Он немного подумал и вдруг с необычной для себя неуверенностью спросил: – Могу ли я… Можно ли мне… прочесть вашу рукопись?
Миссис Яго уже взяла свое вязание, но снова уронила его на колени.
– Зачем это вам? – Внезапное волнение в ее голосе подсказало полицейскому, что он на неверном пути, что он выбрал совершенно неправильный курс. – У вас есть какие-то знакомые издатели?
Конечно, они у него были. Зять Бёрдена, Эмиас Айрленд, за долгие годы стал его другом, но Вексфорд не собирался пробуждать в Дите напрасные надежды. Как и говорить ей всю правду на этом этапе.
– Мне просто любопытно ее прочитать. – Он заметил, как изменилось ее отношение к этой рукописи, с тех пор как Яго решилась довериться ему. – Вы мне позволите?
