Берлинская рулетка - Александр Александрович Тамоников
– Командир, да это же кладезь! – заявил Нагорный. – Он ведь может знать про крысу в нашем штабе.
– Но сегодня вы занимались несвойственной вам работой, герр Каттлер. – Градов все еще сомневался. – Действовали в поле, так сказать. Разве к лицу птице такого полета бегать за какими-то русскими?
– Для британской разведки я использованный материал. Они получили от меня все, что могли, обещали, что это мое последнее задание – возглавить группу реагирования, сформированную из бывших сотрудников полиции и СД. У них не хватало исполнителей, за последние дни они потеряли многих, а у меня есть необходимая подготовка.
– Мы вас поняли, герр Каттлер. Полежите еще. – Градов захлопнул крышку багажника, пристально уставился на напарника. – Это шанс, Юрий Иванович. С немцем надо плотно пообщаться. Но везти к нашим его нельзя. Будем снова искать укромное местечко.
Допрос ценного кадра проходил в лесу, недалеко от завода. Контрразведчики позволили пленнику размять ноги, пройтись по траве. Уже светало, из полумрака проступали деревья. Сбежать человеку со связанными руками было непросто. Градов сунул ему в рот сигарету, он жадно дымил.
Беседа проходила в доверительном ключе. О том, что союзники намерены атаковать советские войска в Берлине, герр Каттлер не знал, но догадывался. О лагерях, где собирали солдат, готовых к бою, он был осведомлен.
Война ему смертельно надоела. Он был согласен на плен, тем более британский. Англичане оставили его на свободе, но связали кабальными условиями, заявили, что его родственники у них на виду. В первых числах мая они охотно отбирали на секретную службу толковых немецких специалистов, не гнушались даже членами СС.
Герр Каттлер продолжал заниматься своей основной работой – агентами в советском тылу. Теперь уже британскими.
Структура УСО была довольно запутанной. Уилсон и миссис Майерс числились в операционном департаменте, хотя приказы и распоряжения получали из главного военного штаба. Каттлер же угодил в так называемый отдел особого планирования. Эти подразделения занимались схожей работой, но у ООП имелась еще одна функция: исправление ошибок, наделанных другими службами.
Уилсон и Дженни в своей работе допустили непоправимые просчеты. Арбатов быстро провалился, выбыл из строя Краузе. Советская контрразведка вышла на объект, расположенный в лесу, заинтересовалась Дженни Майерс и Бенджамином Уилсоном.
Руководство ООП получило приказ устранить сотрудников, не справившихся с делом и ставших опасными. Желательно руками немцев. Ликвидация агента Майерс прошла криво.
Объект вблизи Потсдама британцы успели эвакуировать, но группа ликвидаторов была уничтожена сотрудниками контрразведки Смерш.
Устранение Уилсона провалилось. Исполнители получили ранения и увечья.
Еще через час погибла вся группа, работающая на ООП.
– Кого завербовал ваш отдел в штабе Семьдесят первого стрелкового корпуса? – в лоб спросил Влад. – Только не говорите, что это Арбатов. Его склонили к сотрудничеству другие люди.
– Этого человека завербовал не я, – сказал Каттлер. – Британцы начали работать с ним еще в первых числах апреля. Я несколько раз связывался с этим агентом, анализировал данные, полученные от него. Он вел наблюдение за Арбатовым, в случае провала должен был его подменить.
– Фамилия, герр Каттлер?
Немец назвал фамилию, и Градов поморщился.
– Да ну, – буркнул Нагорный. – Кто же в это поверит?
Каттлер продолжал говорить, называл частоты эфира, позывные, пароли и явки, должности и фамилии сотрудников УСО, известных ему. Недоумение проходило, офицеры запоминали все сказанное им. Через пять минут герр Каттлер выдохся, замолчал.
Эта информация имела большую ценность. Он не врал, был опустошен и подавлен. Понятие служебного долга перестало для него существовать.
– Спасибо, герр Каттлер, вы можете идти, – сказал Влад и перехватил изумленный взгляд Нагорного.
Мол, ты ополоумел, командир? Это же его компашка убила Егора Грамаря!
– Вы меня отпускаете? – спросил немец.
Не сказать что он обрадовался, но что-то живое зажглось в его глазах.
– Да, идите.
– Вы не будете стрелять мне в спину?
– Мы постараемся. Валите к чертовой матери, герр Каттлер, спасайте свою задницу, семью или что там еще. – Градов скрипнул зубами. – Или застрелитесь, нам безразлично. К своим новым хозяевам возвращаться не рекомендую. Вы провалили все, что могли. Не рассчитывайте, что вас поймут и простят. Уходите, пока я не понял, что совершаю ошибку. Веревки на руках перетрете сами.
Немец семенил прочь, через шаг озирался, облизывал губы. Идти со связанными за спиной руками было неудобно, но он старался и пропал за деревьями.
– Командир, ты не прав, – пробормотал Нагорный. – Зачем ты его отпустил? Это сволочь! Он убивал наших людей.
– Никого он не убивал, – возразил Градов. – Это делали другие сволочи, а он находился на заднем сиденье замыкающего автомобиля. Не знаю, капитан. Надоело воевать, стрелять в безоружных. Он вреда уже не принесет, свои же прибьют, если попадется. Или покончит с собой от безысходности. Тащить его на базу – не вариант. Самим бы доехать. Он сказал все, что знал. Что еще? Не смотри так на меня. Если хочешь, догони и пристрели его. Может, успокоится твоя душа. Хотя это вряд ли. Признайся, что сам не хочешь в него стрелять.
– Ладно, командир, давай покурим и подумаем. – Нагорный пристроился рядом с Владом на поваленном дереве, сунул в рот папиросу, стал чиркать отсыревшими спичками. – Нам ведь есть о чем поразмыслить.
Влад тоже искал курево, обхлопал одежду, с удивлением извлек из кармана сверток с чем-то мягким. Сегодня действительно был день вселенского склероза.
– Это еда, – напомнил командиру Нагорный. – В заведении для тебя купили, когда за Уилсоном следили. Ты же голодный вокруг кабака ходил, вот Егорка и предложил что-нибудь взять для тебя. Навынос только это вот там и было. Американская еда. Сейчас вспомню. Гамбургер, точно. Только непонятно, при чем тут Гамбург.
Влад развернул сверток, с опаской уставился на смятое кулинарное изделие и сказал:
– Это просто булка и котлета.
– Ну да, а у янки – гамбургер. Жуй, командир. Не бог весть какой разносол, но отравиться ты не должен.
Котлету с булкой они разделили по-братски, измазали пальцы в липком соусе. За неимением нормальной еды сошло и это. Офицеры сосредоточенно жевали, меланхолично созерцали светлеющее пространство.
Глубокий обморок растянулся на два часа. Сознание забрезжило, голова взорвалась адской болью. Уилсон застонал,
