Андрей Таманцев - Двойной капкан
— Полная чепуха! Никакой Пилигрим не смог бы этого сделать!
Блюмберг усмехнулся:
— Мне ли вам рассказывать, как делаются такие вещи? Взрыв устроили бы те, у кого есть для этого все возможности. А Пилигрима просто подставили бы. Мертвым, разумеется. И все. Крупнейший международный террорист. Наймит мирового империализма. Его былая причастность к «красным бригадам» придала бы делу некоторую идеологическую пикантность. Левоэкстремистский террор. После этого можно и чрезвычайное положение вводить, и закручивать гайки. Резьба, конечно, все равно сорвалась бы. Но лет на десять страна была бы отброшена назад.
— По-вашему, сейчас она отброшена вперед?
— Константин Дмитриевич, у нас нет времени для общеполитических дискуссий. Нам нужно найти ответ на вполне конкретный вопрос: кто этот господин Икс, который был автором или главной действующей фигурой в сценарии? Не в трагифарсе ГКЧП-1, а в настоящем сценарии. Только тогда мы сможем понять действия Пилигрима и его план ухода.
— Даже если вы правы, Пилигрим не мог знать этого человека.
— Да, — кивнул Блюмберг. — Его знал очень узкий круг лиц. Может быть, всего двое или трое. Возможно, не знал даже тогдашний председатель КГБ Крючков. Но один человек знал наверняка. Вам он известен под псевдонимом Профессор. А теперь знает и Пилигрим.
Голубков потер занывшую жилку на виске и спросил:
— Откуда?
— Четыре дня назад около десяти часов вечера Профессор был убит на своей даче в Старой Рузе. Ударом ножа в сердце. Перед этим его пытали.
— Как — убит?! — поразился Голубков. — А охрана? Он же носитель важнейших государственных секретов! И почему в Старой Рузе, а не на госдаче в Архангельском или в Барвихе?
— Верно, в Архангельском. Но после отставки его попросили очистить помещение. А то вы не знаете, как это у нас делается. Из князи в грязи. В Старой Рузе была дача его родителей. Там он после отставки и жил бирюком. Охрана была — двое солдат-первогодков. Оба были в отключке. На столе стояла бутылка водки. Выпили всего по стакану. Очевидно, некто третий подсыпал чего-нибудь вроде клофелина. И этот третий был Пилигрим.
— Вы уверены?
— Да. Потому что я его видел. Когда он уходил. Я приехал к Профессору задать тот же вопрос. Но, к сожалению, опоздал. И вряд ли Профессор мне бы ответил. А Пилигриму ответил. Я скажу, почему так думаю. На груди Профессора был всего один ожог от электрокипятильника. Только один. Это была не пытка, а угроза пыткой.
Этого, по-видимому, оказалось достаточно. Не знаю, на что Профессор рассчитывал.
Надеялся сохранить жизнь? Или хотел отомстить тем, кто вышвырнул его из жизни?
Нет, не знаю. И не буду гадать. Мне тяжело об этом говорить. Когда-то он был моим учителем. Я любил его, как старшего брата. Потом мы разошлись. А теперь Бог ему судья. Но не я.
— Этого случая не было в сводке МВД, — заметил Голубков.
— И не будет. Я позвонил в Федеральную службу контрразведки. Анонимно, конечно.
А ФСК такие случаи не оглашает.
Голубков отшвырнул в сторону погасший «Космос», затем всю пачку и попросил Блюмберга:
— Угостите нормальной сигаретой. Не могу больше этот навоз курить. Даже из чувства патриотизма.
— А я вам еще в Каире это советовал, — отозвался Блюмберг, протягивая собеседнику пачку «Кэмела».
Голубков глубоко затянулся и, помолчав, спросил:
— Так кто же этот таинственный господин Икс? Есть у вас какие-нибудь предположения?
— Да, есть. Из чего я исходил? Точную дату начала операции Пилигрим назначил на следующий день после убийства Профессора. Вы помните, надеюсь, план действий, который Пилигрим предложил Рузаеву во время их первой встречи в Грозном. Захват станции, минирование, предъявление ультиматума Президенту и правительству России. Это — время: переговоры, согласования, консультации. Вся ночь с воскресенья на понедельник и большая часть понедельника. Дольше оставаться на захваченной станции рискованно. И Пилигрим вполне отдает себе в этом отчет.
Значит, день ухода — понедельник, двадцать седьмое апреля. Открою вам, полковник, небольшой секрет. Мои компаньоны в Лондоне — лучшие хакеры Европы. Я дал им задание прогнать через свои машины всю информацию, которая может иметь отношение к этому дню. Защиту компьютеров президентской администрации они не смогли вскрыть. А код российского МИДа взломали. И вот что выяснили. Во вторник утром в Ванкувере состоится секретное совещание по проблемам НАТО. С участием России. Не на высшем, разумеется, уровне, но на очень высоком. Россию будет представлять делегация из пятнадцати человек. Вылет из Москвы в понедельник утром. Предусматривается остановка в Мурманске для встречи руководителя делегации с мурманским губернатором и командующим военным округом. В семнадцать тридцать — вылет в Канаду. А теперь — главное… Вы хорошо сидите, полковник? Не свалитесь?
— Не тяните из меня жилы, Доктор, — попросил Голубков.
— Извините, не буду. Так вот, главное. Среди экспертов, членов делегации, некто Деев Геннадий Степанович. Он же Пилигрим, он же Взрывник. Включен в список по личному распоряжению руководителя делегации. Этим же распоряжением оформлены служебный загранпаспорт и виза. Копия факса у нас есть. Но я не рискнул передавать ее на ваш компьютер.
— Кто руководит делегацией? — с неожиданной хрипотцой в голосе спросил Голубков.
Блюмберг извлек из кармана изящный черный блокнот и тонкую золотую авторучку. На чистой странице блокнота написал фамилию и молча показал Голубкову.
— Вы с ума сошли! — только и сказал Голубков.
Блюмберг вырвал листок и поднес к его краю пламя зажигалки.
— Вы не первый, кто назвал меня сумасшедшим, — ответил он, следя, как огонь уничтожает надпись. — Крэйзи. А вы уверены, что это я — крэйзи? А все, что происходит в России, — не сумасшествие? Расстрел из танков парламента, война в Чечне, эта дикая грызня за власть? А в мире? Та акция, которую мы проводим, — не следствие всеобщего сумасшествия? В лучшем случае это сюрреализм. Сюр, как говорят люди искусства. Если вы все это считаете нормальным, то я действительно сумасшедший. Но вы не можете считать это нормой. И мы с вами, возможно, одни из немногих нормальных людей в этом сумасшедшем мире. Хотя бы потому, что имеем дело с фактами, а не с мифами и политическими химерами.
Блюмберг бросил догорающий листок на землю и растер подошвой.
— Как Пилигрим мог связаться с ним? — спросил Голубков. — Его телефонов нет даже в правительственных справочниках.
— Вероятно, сообщил Профессор. Остальное просто. Вульгарный шантаж.
— Пилигриму не дадут даже приблизиться к правительственному самолету. Его пристрелят, как только он выйдет из вертолета.
— Пилигрим очень предусмотрительный человек, — возразил Блюмберг. — Наверняка он потребовал гарантий своей безопасности. И получил их. Скорее всего, предупредил, что в случае чего его информация будет передана в прессу. И это будет грандиозная сенсация. Признание самого Пилигрима! Даже вы, полковник, с вашими полномочиями не сможете арестовать его в Мурманске. А в Ванкувере он рассчитывает отстать от делегации и перебраться в Штаты. Для этого и потребовал часть своего гонорара наличными.
— Джеф свяжется с канадской службой безопасности, и его арестуют в Канаде.
— Но он же этого не знает. Думаю, теперь вы поняли, для чего я все это вам рассказал. Ваш куратор ознакомлен с деталями акции?
— Лишь в самых общих чертах. Он отказался вникать. «На вашу ответственность».
— Его придется информировать обо всех деталях. И это станет немедленно известно нашему господину Икс. Дальнейшее нетрудно предугадать. Последует приказ немедленно скрытно изъять Пилигрима. Не арестовать, а именно секретно изъять.
— Компромат, — напомнил Голубков.
— Скополомин, пентанол, барбамил, амфетамин, нейролингвистика, технотронные методики. Сегодня нет человека, который мог бы противостоять достижениям современной науки. Лет двадцать назад это было еще возможно. Максимум через два часа Пилигрим выложит все. Компромат будет нейтрализован, где бы он ни хранился.
— И вся наша акция закончится пшиком, — подвел итог Голубков.
— Кроме единственного варианта. Вы поняли, какой вариант я имею в виду?
— Да, — хмуро кивнул Голубков. — Если мы введем куратора в курс дела не до, а после начала операции.
— Я не вправе давать вам советы. Это решать вам. И вашему шефу. Речь идет о вашей судьбе. Увольнение с разжалованием и без права на пенсию — не самый худший вариант.
— Речь идет не о нашей судьбе, — возразил Голубков. — Мы уже оставили в Чечне сто тысяч молодых ребят. И можем оставить еще. Вот о чем идет речь.
— Я не сомневался, что вы отдаете себе в этом отчет. У меня все, полковник. У вас есть вопросы ко мне?
— Нет.
— Тогда пойдемте. Ваш водитель уже наверняка нервничает.