Андрей Орлов - Экипаж. Предельный угол атаки
Последним сунулся переводчик Миша и начал:
– Вы хотеть ремонтировать…
– Да, мы хотеть ремонтировать, – ровным голосом отозвался Карпатов, покосившись на Мишу и трех охранников у него за спиной.
Он растопырил пятерню, сунул Мише под нос.
– Пять минут. Два круга по взлетной полосе. Профилактика. Всем посторонним выйти! Там ждите, за кабиной. – Владимир Иванович подождал, пока Миша удалится за пределы вотчины пилотов, зашипел на своих: – Чего сидим как в гостях? Все по местам! Работы много! Где Валиев, мать его?
– На улице остался, – пробормотал Глотов. – Не пустили его. Ты чего так разошелся, Карпатов?
Тот облизнул пересохшие губы, повернул голову, посмотрел за плечи экипажа. Миша испарился, один из охранников ушел в заднее отделение, двое других о чем-то болтали в двух шагах от кабины.
Он вскинул голову. Глотов все понял по глазам командира и взмок от волнения.
– По местам, – процедил Карпатов.
– А ты чего тут раскомандовался? – начал Витька и осекся.
– Сел на место, быстро! – тихо сказал Глотов.
Наконец-то дошло до обоих. Глаза Вакуленко расширились, стали изумленными озерами. Летчики попадали на свои места. Карпатов защелкал тумблерами, провел проверку всех узлов. Все работало. Летчики отвечали четко, их голоса дрожали от напряжения. Загудел мотор.
– Главное – поднять!.. – прошептал Глотов. – Этих беру на себя. – Он кивнул за плечо. – Витька, подсобишь, если что. Ты умеешь под ногами путаться. Автомат выдернем, а там уж дело техники.
– Главное, чтобы техника не подвела, – пробормотал Карпатов.
– Справлюсь. Пока они сообразят!.. Давай, Карпатыч, не томи, поехали.
Тот тронул машину. Вакуленко закусил губу.
Витька судорожно вертел ручку настройки и бормотал:
– Алло, алло, Юсеф, – забормотал Витька, обращаясь к афганскому диспетчеру. – Я борт четырнадцать двадцать семь. Иду на рулежку.
Разворачивая самолет, Карпатов увидел на краю полосы фигурку Сереги. Тот стоял, сунув руки в карманы, и исподлобья смотрел на самолет. Кажется, он начинал догадываться…
Самолет уже катился по взлетной полосе. Серега стоял и смотрел. Помедлив, Карпатов положил руку на рычаг газа, двинул его вперед. Дрожь сотрясла корпус. Взвыли моторы. До чего же трепетные, черт возьми, ощущения! Словно с супругой в долгожданную постель легли.
– Мамочка ридна! – стонал Вакуленко. – Божечко! Давай, Карпатов, давай, вытягивай. Доня моя!..
Карпатов отпустил тормоза. Самолет, набирая скорость, катил по взлетной полосе. Серега исподлобья смотрел ему вслед. Обеспокоенный охранник завертел головой, неуверенно двинулся в сторону кабины.
– Двести, – шептал Вакуленко. – Двести двадцать. Давай еще чуточку, Карпатов!
Уже был виден конец полосы. Командир экипажа сжал зубы. Противоречия раздирали его на части.
– Эшелон семь-двенадцать свободен, – сообщил Витька.
– До Душанбе пойдем, – пробормотал Вакуленко. – Тут рядом. Двести пятьдесят, ой, божечка!..
Взволнованный охранник уже подходил к кабине.
– Пристегнуться! – приказал Карпатов.
– Без меня, – сказал Глотов, поднимаясь с места. – Вырублю этого парня. Лишь бы строчить не начали.
Он двинулся навстречу охраннику. Тот нахмурился, видно, что-то понял, начал стаскивать автомат, обернулся, чтобы позвать остальных на помощь. Глотов уже сжимал кулак. Всунулся в кабину перепуганный Миша. Только этого клоуна здесь не хватало.
– Двести семьдесят, Владимир Иванович, – пробурчал Вакуленко. – Давай, поехали!
Карпатов чиркнул себя большим пальцем по носу, сжал покрепче рычаг газа и резко потянул его на себя.
Самолет тормозил, дымя и визжа всеми колесами, оставляя на бетонке черные следы. Он качнулся всей своей многотонной тушей и застыл.
Глотов от резкого торможения полетел обратно, ударился о кресло радиста. Мишу вынесло из салона. Об него запнулся охранник, уже влетающий, чтобы разобраться.
– Гад, Карпатов! – ошеломленно выдохнул Вакуленко. – Який гад! Ты что творишь? Мы уже взлетали, поверили тебе.
Витька пыжился что-то сказать, передумал и сник.
Подлетел Глотов:
– Ты что делаешь, Карпатов?!
– Без Сереги не полетим, – тихо сообщил командир корабля, вырубая моторы. – Как мы его тут оставим? Или все, или никто.
– Ты… ты… – Глотов не верил своим глазам и ушам, судорожно вздохнул, захлебнулся, замахнулся кулаком.
Карпатов с грустью смотрел ему в глаза. Кулак мгновение повисел в воздухе, дрогнул, опустился.
– Сука ты, Карпатов, – прошептал Глотов. – Какая же ты последняя сука!
Владимир Иванович отвел от него взгляд, надел наушники, взял микрофон, заговорил по-английски:
– Алло, вышка Кандагар, я борт четырнадцать двадцать семь. Присылай тягач, у меня движки заглохли.
Он покосился в иллюминатор. Вдалеке виднелась маленькая фигурка Сереги. Второй пилот безотрывно смотрел на самолет. Бежали какие-то люди. Кажется, Адель проснулся. Ничего, обычная штатная ситуация. Выкрутимся.
Он выкрутился, прочтя Аделю многословную лекцию о необходимости подобных действий.
– Не пугай меня больше, Володя. – Адель бледно улыбался. – А то кончится мое ангельское терпение. Ты ведь шел на взлет, верно?
– С пустыми баками? – поинтересовался Карпатов. – Окстись, Адель, хватит мусолить одну и ту же надоевшую песню.
Летчиков увезли в тюрьму. Карпатов остался в кабине, сидел с закрытыми глазами, борясь с тоской и разочарованием.
Когда он вечером вошел в комнату, там царило тяжелое молчание.
– Нарисовался, – прокомментировал Глотов, натягивая одеяло на уши.
– Рассказывай, Карпатов, как ты докатился до такой жизни? – В голосе Сереги сегодня не было ни требования, ни привычного презрения.
– Ты все знаешь. – Карпатов пожал плечами. – Давайте не будем возвращаться к этой теме. Бегут либо все, либо никто.
– Ты просто струсил, – заявил Серега. – Дрейфуса включил в последний момент. Испугался, что не сможешь. Так ведь, Карпатов?
– Испугался, – согласился тот. – Подумал, не прощу себе до конца жизни, что бросил тебя, дурака, в Афганистане.
– Какой высокий слог! – Серега поморщился.
– Он уже почти взлетел. – Вакуленко всхлипнул. – Час до Душанбе!
Серега как-то странно покосился на него, нахмурился.
– А ты улетел бы один? – поинтересовался у Сереги Карпатов.
– Без тебя – хоть сейчас, – быстро, но как-то неубедительно отозвался тот.
– А без остальных?
– Да.
– Не верю. – Карпатов прошел в свою каморку, и через несколько минут оттуда уже доносилось утробное сопение.
– Сволочь! – Вакуленко опять всхлипнул.
Серега вздохнул, вытащил из-под матраса выпрямленную дужку от кровати, огрызок абразивного круга, который нашел в казарме под грудой хлама, убрался в угол и принялся остервенело ее затачивать. Остальные молчали.
Сгинул в пропасть последний месяц весны. Вновь невыносимая жара, скудная пища, проблемы с водой. Марк в последний раз появлялся в конце мая. Он привез немного выпивки, батарейки для приемника, буркнул, пряча глаза, что переговоры об освобождении вот-вот начнутся, собираются деньги, все такое.
Серега с упрямством ишака мастерил оружие. Он разгибал дужки от кроватей, забивал их землей, чтобы имели приличный вес, плющил концы и затачивал их. Получалось нечто вроде гигантской стамески. При этом Серега экспериментировал. Такая вот форма его не устраивала – трудно кого-то проткнуть! – поэтому он продолжал гнуть, точить и однажды учинил цирковой номер.
Вакуленко с привычными охами отвернулся от стены, когда у него над головой что-то просвистело и шумно вонзилось в стену! Серега заулюлюкал, пустился в пляс, подбежал к стене, выдрал штырь с хорошим куском штукатурки, которая засыпала Вакуленко с головы до ног.
– Неугомонный, блин! – проворчал Вакуленко, опасливо косясь на стальную штуковину.
Серега перебрасывал ее из руки в руку и шутливо заявил:
– Теперь вы все у меня в руках.
– И что прикажешь? – проворчал Глотов. – Дембельский поезд тебе изобразить?
– Нет. – Серега шмыгнул носом. – Отныне такая штуковина должна быть у каждого. И однажды мы ими воспользуемся.
В один из тихих июньских вечеров летчиков навестил сравнительно молодой еще мужчина, коренастый, рыжеволосый, с приветливой, круглой, как блин, физиономией. Одет он был вполне демократично: джинсы, немнущаяся рубаха, кроссовки с высунутыми языками. При ходьбе этот человек помахивал кожаной сумкой, беззаботной походкой пересек двор, вежливо постучал.
– Можно побеспокоить, господа? – спросил он по-русски с небольшим акцентом.
– Полагаю, вы уже побеспокоили нас, – проворчал Глотов. – Милости просим, господин хороший. Вы из гуманитарной миссии «Психиатры без границ»?
