Сергей Донской - Русский характер
То же самое проделал Олег, хотя он именно прыгнул, метя подошвами в плечи сидящей фигуры.
И пошла потеха! И началось! И пошло-поехало!
2
Упав вместе с противником, Иван выпустил две пули в пятнистый силуэт, вскинувшийся на противоположном конце двора. Даже не удостоверившись в том, что выстрелы были точны, он перенес огонь на освещенную веранду.
Одновременно туда направил ствол Олег, приземлившийся на хрустнувшую спину охранника. Оттолкнувшись от нее, как от батута, он ласточкой полетел дальше, паля из развернутого плашмя пистолета. Стрелять по беркутовцу в дальнем углу он не рискнул, опасаясь пробить бензобак вертолета. Пришлось также оставить позади оглушенного, но вооруженного врага. Не до него было. Олег стремился поразить как можно больше живых мишеней, чтобы кто-нибудь не срезал очередью одинокую женскую фигурку, застывшую посреди бетонной площадки.
– Ложись! – заорал Иван, прекратив пальбу для того, чтобы проломить рукояткой пистолета череп барахтающегося под ним охранника.
Таня упала ничком, чудом поднырнув под хлесткий град пуль, хлынувший из темноты. Вместо того чтобы распластаться на бетоне, Олег перебежал правее и открыл стрельбу по оранжевым автоматным всполохам, не прикрываемым корпусом вертолета. Очередь захлебнулась, однако и Олег вышел из строя. В левое бедро словно пару железнодорожных шпал вколотили одну за другой. Это очухался охранник, оставленный за спиной. Хватило его на эти два выстрела, а третью пулю он пустил куда-то в звезды, сраженный Иваном.
Отовсюду неслась ругань, со звоном сыпались стекла, за окнами замелькали суетливые тени.
– Брелок! – прохрипел Олег. – Брелок, Таня!
Не тратя время на осмотр ран, он пополз к «Би-флаю», оставляя за собой расширяющийся кровавый след. Таня, тоже передвигаясь на четвереньках, подобралась к голому Шарко. Схватила его за руку, занялась поискам кнопки.
Из дома выскочили двое парней, раздетые до трусов, но с оружием. Пока они лихорадочно соображали, откуда исходит опасность, Иван, схватив милицейский автомат, пустил по ним короткую косую очередь, а затем методично и спокойно, как в тире, принялся расстреливать раненых беркутовцев, подающих признаки жизни.
Одиночный выстрел – предсмертный стон. Выстрел – стон.
– Разблокировала! – крикнула Таня.
Подбодренный характерным электронным чмоканьем снятой защиты, Олег выпрямился, чтобы проскакать оставшееся расстояние на одной ноге. С полдесятка пуль, вылетевших из разбитого окна, остановили его, заставляя дергаться и приплясывать сломавшимся механическим паяцем. Он еще шатался из стороны из сторону, словно самым важным для него было выстоять, не упасть, когда Иван, выкрикивая что-то нечленораздельное, выпустил треть рожка в мерцающее красным окно.
Затем в ход пошел второй автомат, отнятый у охранника, ранившего Олега в бедро. Если после этого в доме кто-то и уцелел, то не для того, чтобы оказать яростное сопротивление.
Кто-то что-то орал, кто-то куда-то звонил по телефону, но стрельба смолкла. По двору плавала пороховая муть, прозрачная, призрачная, как кисея. Вот из чего соткан саван смерти, поняла Таня, склонившись над Олегом.
– Вер… – Он сделал передышку, собираясь с силами. – Верто…
Онемевший язык отказывался выговорить сделавшееся непроизносимым слово. Глаза смотрели сквозь Таню, видя то, что не дано видеть живым. Она заплакала, безуспешно пытаясь положить отяжелевшую голову Олега:
– Не умирай! Так нечестно! Ты обещал поцеловать, а сам… Миленький! Родненький!
Оскальзываясь на гильзах, подбежал Иван, схватил Таню за волосы, вздернул на ноги, грубо толкнул к вертолету:
– Живей! Заводи шарманку!
– Но…
– БЕГООООМ! – заорал Иван так страшно, как кричал много лет назад на полях сражений, не отмечавшихся ни на одной карте мира.
Всхлипывая, она подчинилась.
– Не надо, – попросил Олег.
Это означало многое. Не надо с ней так. Не надо меня трогать. Не надо терять бдительность.
– Что ж ты подставился, дурачина? – жалобно спросил Иван. – Какого хрена? Делать тебе было нечего, а? А?
Он чувствовал себя так, словно пули, принятые Олегом, сидели внутри его самого. Он говорил с неимоверным трудом, словно кровь хлестала из его глотки, а не вытекала изо рта друга.
– Иди к ней, – прошептал Олег. – Береги ее. Она сказала: что ей…
Он говорил голосом смертельно пьяного человека, но на самом деле был трезвее, чем когда-либо прежде. Он был смертельно ранен, и последние мысли его были невероятно ясными, четкими, правильными. Но разве дано живым понять умирающего?
– Что? – Иван не имел возможности читать слова по губам друга, потому что следил за окнами и дверью дома. Кроме того, последнюю фразу заглушил шум заведшегося мотора. Лопасти вздрогнули, описали пробный круг и врезались в ночь, слившись с ней в единое целое.
По двору закружили пыльные смерчи, со звяканьем покатились в стороны опаленные гильзы. Свободной рукой Иван протер глаза, заслезившиеся от соринок. Конечно же, от соринок, а не от чего-то другого. Бывший спецназовец не плакал, нет. Он просто восстанавливал замутнившееся зрение, чтобы держать на мушке дом, и прислушивался к затухающему голосу друга.
– Ей нужен ты, – прошелестело внизу. – Ты, а не я… Она мне сказала… Она…
– Врешь! – крикнул Иван.
– Поклянись, что вытащишь ее…
– Вместе вытащим. Ну-ка, давай я тебя немного на руках поношу.
– Поздно.
Олег обмяк. Иван, прекрасно понимая, что подобная оплошность может закончиться плохо, опустил взгляд.
– Ты нужен ей, – беззвучно произнесли губы Олега.
Он умирал. Крови в его жилах оставалось едва-едва, как раз на то, чтобы успеть повторить уже сказанную ложь.
– Мудило! – рявкнул Иван, тормоша обмякшее тело. – Думаешь, без этого я ее брошу? Думаешь, меня сейчас волнует, кого из нас она выбрала?
Ответом были сомкнувшиеся веки. Да, подтвердил Олег. А может, и не подтвердил, может, он уже ни о чем не думал. Его окровавленная грудь опала, по осунувшемуся лицу пробежала судорога, нос заострился, губы приоткрылись, обнажая зубы, прикусившие кончик языка. Тело покойника лежало на бетоне, плоское, как тень, но сам он исчез. Не стало у Ивана верного напарника, которого он стеснялся называть другом. Кончился Олег Белан. Совсем. Навсегда.
– А-а-а, с-суки!!!
Вскочив на ноги, Иван, страшный в своей ярости, опустошил магазин автомата, отшвырнул его и кинулся к вертолету. Там ждала его Таня Токарева, о которой вспомнил Олег в последние секунды жизни. Ее счастье, что, сконцентрировавшись на приборной доске, она не видела, куда разрядил автомат Иван.
– Трогай, – велел он, тяжело вваливаясь в кабину.
– А Олег? – спросила Таня.
Ее голос, пробивающийся сквозь рокот мотора, звучал неестественно громко.
– Умер, – коротко ответил Иван.
– А…
Таня прикусила губу и, не договорив, покрепче вцепилась в штурвал. Она сообразила, что чуда не будет, что Олега не воскресить.
«И даже не опознать», – мысленно добавил Иван.
Прежде чем забраться в вертолет, он изрешетил лицо напарника пулями, превратив его в кровавое месиво. Закон спецназовцев. То же самое проделал бы с Иваном Олег, поменяй их судьба местами. Судьба не поменяла. Значит, и корить себя было не в чем.
3
Миниатюрный «Би-флай» взмыл над оградой, но что-то с ним было не так, что-то мешало ему стремительно набрать высоту. Иван высунулся наружу и увидел позади характерные вспышки выстрелов, расцвечивающие мрак зловещими алыми цветами. Подразделение «Беркут» очухалось после сокрушительного поражения. Вот-вот тупоносая пуля ввинтится в борт вертолета, пронзит металлическую обшивку, воспламенит бензобак. Грохнет взрыв, огненный шар озарит ночную степь, к небу взметнутся искры, смешиваясь со звездами… Некоторые из них упадут вниз, но это будут не те звезды, которые сулят исполнение желаний.
– Выше, – попросил, а не приказал Иван. – Выше, девочка, как можно выше.
– Я стараюсь, – откликнулась Таня.
Накренившийся вертолет шел над самыми сопками, постепенно смещаясь к озеру, окруженному белесыми солончаками и гнилыми болотами. Уже можно было разглядеть темную бахрому прибрежных зарослей, когда, прислушавшись к голосу Ивана, Таня изменила траекторию полета и взяла курс на море. Туда, где пролегала лунная дорожка, протянувшаяся до самого российского берега.
Босые ноги Тани уверенно стояли на педалях, одна рука крепко держала штурвал, тогда как вторая занималась дросселем и переключателем шага винта. Движения Тани не были доведены до автоматизма, но действовала она четко – значительно проворнее и точнее, чем на тренировках. И все же вертолет тянуло к земле. Стрелки индикаторов раскачивались из стороны в сторону.
Впереди вырос пологий курган, делающийся при приближении все круче и круче. Холодея от предчувствия непоправимого, Таня потянула штурвал на себя. Коснувшись земли полозьями, вертолет подпрыгнул и рванулся вверх, заваливаясь набок.
