Сергей Самаров - Аномалия

Первая мысль, пришедшая в голову профессору, прозвучала в голове приговором:

– Прободение…

Может быть, он вслух сказал это. Показалось даже, что свой голос услышал, и голос этот вибрировал, как вибрировало в болевых ощущениях все тело. Но скоро он понял, что прободение язвы, как он, опасаясь этого всегда, читал в специальной литературе, сопровождается совсем другими ощущениями. Там и боль более сильная, и не перманентная, как при простом приступе, и сопровождается невыносимым жжением во всей полости живота, что естественно: желудочный сок в состоянии металлы растворять, а уж при прободении стенки желудка, когда растекается среди внутренних органов, он выжигает все. У Кошарски этого жжения не было. Значит, простой приступ, но очень и очень сильный.

Дрожащей рукой профессор в раздражении распахнул дверцу тумбочки письменного стола, куда поставил бутылочки с лекарством. И сделал глоток, зная, что уже поздно, что лекарство помогает только в первой, начальной стадии, а потом уже нужны другие средства – требуются уколы, которые делает квалифицированный медик. Значит, старший агент Джонс оказался прав и к врачу обращаться придется.

Кошарски сел прямо и попытался дышать глубоко. Это иногда помогало хотя бы на время и давало возможность сосредоточиться. Сосредоточиться не получилось, но все же в какой-то момент, может быть, очень короткий, он сумел оценить свои ощущения более здраво и без паники и понял, что, в дополнение ко всему, у него еще и сильный жар. Тело горело, но горело именно тело, а не внутренние органы, как было бы при прободении язвы. Однако раньше приступы никогда не сопровождались повышением температуры. Значит, началось что-то новое. Длительный перелет, нервный стресс после гибели пастора Коля наложился на нервный стресс, вызванный этой поездкой, нарушение режима питания, все это сплюсовалось и выдало результат. И в итоге профессор Кошарски не только работать не в состоянии, а даже встать и самостоятельно пройти к умывальнику.

Долго не думая, Кошарски зло и резко ударил кулаком в стенку. Но за стеной была тишина, и никто не отозвался на его старания. Тогда он ударил еще раз и еще. И только тогда услышал какое-то невнятное бормотание. Джонс, видимо, не страдал от бессонницы. Чтобы окончательно разбудить его, Кошарски слегка истерично ударил в стену еще несколько раз и только после этого согнулся, зажав руками живот. Так ему всегда было легче переносить боль. И стал ждать реакции старшего агента.

Но тот не спешил и постучал в дверь только минут через пять. Профессору Кошарски пришлось превозмочь себя и встать, потому что он на ночь закрыл дверь на ключ, хотя опасений, что его выкрадут из этого здания, не испытывал. Просто привычка сработала. А теперь добраться до двери было тяжело. Тем не менее, постоянно ощущая неровные действия рыболова со спиннингом, он добрался до двери и сумел повернуть ключ. Джон Джонс встал на пороге.

– Что случилось, профессор? – сразу последовал вопрос, на который можно было бы и не отвечать, поскольку поза Кошарски говорила сама за себя – рыболов как раз в этот момент разыгрался и особенно долго крутил катушку спиннинга.

– Приступ… – прохрипел Кошарски. – Сильнейший…

– Я приглашу врача.

Джонс так и не прошел в комнату, только посмотрел на профессора озабоченно и с состраданием, развернулся и вышел, демонстративно аккуратно прикрыв за собой дверь. Кошарски закрывать ее на ключ не стал и, согнувшись, придерживая живот руками, словно сдавливая боль, вернулся к кровати.

Ждать пришлось долго. Наконец в коридоре послышались громкие шаги. Судя по звукам, шел один человек, но явно не старший агент, который ходил неслышно, как кошка на охоте. В дверь постучали и сразу открыли ее. Кошарски поднял измученные глаза. Пришел Джонс, и с ним молодой, но весь седой майор.

– Профессор, – сказал старший агент, – к сожалению, врач базы в настоящее время находится даже не в Кракове, а в Варшаве. Поехал по семейным делам. И помощь вам оказать некому. Вот единственное, что я могу вам предложить. Майор Пфайфер когда-то закончил медицинский факультет, но медицинской практики не имеет. И сам сомневается в своей возможности помочь вам. Однако он отвезет вас на своей машине даже не в Мехув, где хорошего врача найти проблематично, а сразу в Краков. Там у него есть знакомый врач в хорошей клинике. Там вас обследуют. Я прошу вас очень постараться встать на ноги хотя бы к завтрашнему утру. Хорошо бы вам сегодня обрести хотя бы частичную работоспособность. Но, боюсь, это не получится. Моя вина! Я не учел, что больному язвой трудно перенести такой длительный перелет, к тому же нарушать диету.

– Да, – сказал майор Пфайфер. – Обострение, очевидно, явилось следствием нарушения диеты. Организм привык к расписанию, образовались условные рефлексы, и в определенные часы он выделяет желудочный сок, а перерабатывать желудочному соку в пустом желудке было нечего. Вот сок и разъел вашу язву, профессор. Так нельзя. Больной сам должен чувствовать ответственность за собственное здоровье и не полагаться на то, что старший агент Джонс накормит вас.

– Я и не подозревал, что последствия могут быть такими, – в оправдание себе сказал старший агент. – Привык ориентироваться на здоровых людей.

Майор положил на лоб профессора сухую ладонь:

– Да, у вас в дополнение ко всему сильный жар. Нужно немедленно ехать. Собирайтесь…

– Надеюсь, жар у вас не вследствие работы над проектом «Жара», – не вовремя пошутил Джонс.

– Да, мне очень жарко. Я буду готов через пять минут, – желчно и почти с ненавистью пообещал Кошарски. – Мне нужно хотя бы одеться.

– Мы подождем вас в моей комнате, – сказал Джонс и вместе с майором вышел.

Одеваться профессору было трудно, потому что рыболов, кажется, решил уже вытаскивать блесну вместе с рыбой и крутил катушку спиннинга без остановки…

ГЛАВА ПЯТАЯ

За ночь трижды приходил подполковник Хайрулла, каждый раз докладывал об очередном полученном сообщении. В четвертый раз пришел уже утром. Вообще-то он мог бы не мешать полковнику Харуну Самарканди спать, прийти только один раз, утром, и сразу сказать, что можно начинать работать. Но Хайрулла, видимо, хотел показать свою активность и осведомленность, свои связи и возможности, то есть продемонстрировать командиру группы необходимость в таком помощнике, и потому излишне суетился. И этим сильно отличался от людей Самарканди. Сам полковник приучил своих бойцов мыслить автономно и самостоятельно и докладывать не промежуточные результаты, а только конечный факт. И лишь в случаях, когда требовалось волевое решение или опыт командира, полковника тревожили.

Хайрулла не говорил, откуда к нему поступают сведения, но, если уж он проговорился, что сотрудничает со старшим агентом ЦРУ Джоном Джонсом, то сведения, судя по характеру и по степени оперативности, явно шли от него. Да и кто, кроме Джонса, мог знать, что у профессора Кошарски язвенная болезнь, и, более того, кто, кроме Джонса, имел возможность незаметно подсунуть профессору препараты, обостряющие эту болезнь, а вскоре доставить на руки талибам и антидот, препарат обезвреживающий. Ясно было, что старший агент ЦРУ активно работает и включается в собственную операцию полностью, считая, что задействует свою агентуру среди движения «Талибан», в то время, когда сами талибы были уверены, что используют старшего агента в своих интересах. Хорошо, что на данном этапе совмещались и во времени, и в необходимости действий две операции официально противостоящих, а в действительности сотрудничающих сторон. Но пользу в этом случае может извлечь только одна сторона – та, которая более трезво оценивает ситуацию и на завершающем этапе будет вести себя в соответствии со своими, а не с чужими планами.

Но данные, нельзя было не признать, Хайрулла получал ценные. И вовремя поступило предупреждение о вероятной скорой поездке профессора в Краков к врачу. Причем старший агент Джонс даже предупредил, что повезет Кошарски майор Пфайфер на своей машине «Джип Коммандер». Майор, в отличие от Кошарски, подлежал уничтожению. При этом требовалось забрать у него из специального чехла на поясе связку ключей, среди которых должен быть большой сейфовый ключ. Это ключ от камеры хранения, в которой, вероятно, вскоре будет храниться комплекс «Гранит» и чертежи к нему.

Полковник Харун Самарканди, несмотря на то что хорошо подготовил своих людей и мог во всем на них полагаться, все боевые операции предпочитал возглавлять сам. Он просто любил боевые операции и потому желал принимать в них обязательное участие.

– Сколько человек возьмем, господин полковник? – поинтересовался Хайрулла.

– У тебя двое помощников?

– Вообще-то трое, но один сейчас занят в нашем деле и находится в районе, где планируют испытывать комплекс перед аукционом. Там частный спортивный аэродром, и он работает на этом аэродроме.