Американец - Роже Борниш
Человек с острым профилем, наконец, застыл на месте и нарушил молчание:
— Разговор шел о Батталиа?
— Не совсем так, коп! Не надо мне приписывать то, чего я не говорила! Эти парни не говорили о Батталиа.
Джек Брайнд застыл напротив нее, наморщив лоб: — Я не понимаю вашей сдержанности, — с металлом в голосе сказал он. — С сержантом вы были более разговорчивы… Вы что, боитесь чего-то?
Джун Бикмен, с недоумением глядя на подмигивание сержанта Даймонда, помедлив секунду, ответила:
— Я сказала все, что знала, коп… Правда, сержант? И не понимаю, зачем вы меня сюда вызвали. Я предпочитаю не впутываться в эти истории. Вам-то наплевать на то, что меня однажды найдут распятой на Мак Даугал-стрит. Вы-то мне не будете делать искусственное дыхание. К тому же, это и не понадобится. Вы подойдете поближе, достанете блокнотик и спросите, есть ли свидетели. Их, естественно, не будет. Тогда вы запишете: «Убийца не установлен», спрячете блокнотик в карман. И привет Джун! Роббинс был хороший парень, вот я и позвонила его напарнику. А сейчас я больше не хочу иметь к этому отношения…
Джек Брайнд вновь зашагал по комнате. Кондиционер гремел все сильнее, а свежести в комнате все меньше и меньше. Брайнд, в рубашке без пиджака потел почти так же, как и толстая Джун. Он устал, одежда измята, под мышкой болтается пустая кобура… Брайнд вытаскивает стул, с размаху ставит его перед Джун и садится на него верхом.
— Подведем итоги, — говорит он. — Если я ошибусь, поправьте меня. Вас это тоже касается, сержант.
— … Итак, в тот вечер вы должны были встретиться с агентом Роббинсом в 8.30 вечера в баре «Луна». Он задерживался. В ожидании его вы садитесь у стойки бара. Когда вам приносят ваш бурбон, на часах без четверти девять.
— Нет, коп, девять часов. И тут я услышала сводку новостей… История с «кадиллаком» и все прочее… Бедный Роббинс…
— Так. Вы поражены сообщением. Уже собираетесь уйти, когда входят два итальянца и садятся рядом с вами. Один из них, тот, который поменьше, похоже, слегка пьян. Другой, высокий, — вы его знаете — это Американец.
— Нет, — отрезала Джун, нахмурив брови. — Я не говорила такого. Я его почти не знаю. Он красивый парень, это точно, и однажды я спросила о нем у Кармелиты Морелли, она такая рыжая, работает в Маленькой Италии. Она мне сказала, что это парень с Сицилии, очень приятный мальчик. Она, вроде, слышала, что его зовут Мессина, Рокко Мессина, но ему нравится, чтобы его называли Рокки.
Маленькая Италия! Джек Брайнд слишком хорошо знает этот квартальчик, затесавшийся в Гринвич-Виллэдж, Сохо и Чайна-таун. Там пахнет кофе и пиццой. Разноцветное белье сохнет прямо на улице, как где-нибудь в Неаполе, Генуе или в Палермо, на балконах, выходящих на старые залитые солнцем улочки. Эмигранты селятся там уже больше века, привозя с собой в скудном багаже дедовские традиции, их уклад жизни, кодекс чести, семьи и молчания. В этом мире, населенном горячими и страстными людьми, голос крови сильнее, чем сила денег. Мафиози чувствуют там себя как дома, их уважают и защищают.
Джек Брайнд внимательно смотрит на Джун. Он находит в ней что-то животное, она совсем не в его вкусе. Она действительно слишком глупа, чтобы врать? Или только прикидывается? Он продолжает:
— В этот момент вы зафиксировали разговор…
Джун Бикмен дернулась на стуле, который жалобно заскрипел под ее массой.
— Я ничего не фиксирую, коп! Я слушаю. Это не одно и тоже! Вы что, хотите окунуть меня в дерьмо? Я сидела к ним спиной и слушала просто так, поскольку бедняга Роббинс больше не придет, и у меня было свободное время…
Она немного передохнула. Все-таки он ей нравился, этот Роббинс…
— Я сидела к ним спиной. Тот, что поменьше, залпом выдул двойной скотч. Он мне показался еще более пьяным, чем сначала… Он так верещал: «Не хотел говорить, скотина, тогда мы его связали как следует и подвесили в холодильник, оставили там на часок. И все без толку. Молчит, гад. Тогда ему врезали ледорубом. Постарались как следует. Все равно молчит. Даже, когда щипцами вырвали веки…»
Джун перевела дух. Даймонд отвел глаза от ее грудей, еще более соблазнительных от капелек пота.
— … Я, — продолжала она, — конечно, перепугалась. У меня от страха задница прилипла к стулу. А этот маленький все смеялся…
Старший инспектор раздраженно пожал плечами:
— Продолжайте!
— Этот еще сказал: «Он заорал, когда мы стали мотопилой ему обрезать пальцы, но ничего не сказал. Да, это был крутой парень! Мы его прикончили в машине. Такой был хруст, когда я ему расколол бейсбольной битой черепушку. Да, я уж постарался… А этот придурок Джимми, который прикрывал нас сзади в «бьюике», тут как долбанет нас! Ну, шум, могут появиться свидетели… Но хорошо, что никто не вышел… Мы и не думали, что легаш включит зажигание… Джо поставил эту штуку для компаньона этой сволочи. Мы ему позвонили, чтобы он приехал за подарком… Был бы двойной удар. Потому что он-то у него ничего не брал. Только вот…
Джун снова остановилась:
— Вот и все, что я знаю, коп. Я это и передала сержанту.
Майк Даймонд снова мысленно пережил эту кошмарную сцену. Ведь он тоже мог остаться навсегда… С бьющимся сердцем он сквозь красную пелену видел, как приехал следователь для установления причины смерти… Суета санитаров, собиравших в пластиковые мешки окровавленные останки Батталиа и Роббинса и наклеивающих опознавательные этикетки.
Фотографы из отдела установления личности перещелкали все вокруг, но на обугленном покореженном «кадиллаке» не осталось никаких следов. Когда на следующее утро после бессонной ночи в санчасти полиции Майк появился на службе, ему передали записку от Джун. Не сразу он решился идти на назначенную Джун встречу. Потом, в память о Роббинсе, все-таки пошел туда. Будучи образцовым полицейским, Майк доложил обо всей полученной информации. В день убийства дежурил старший инспектор Джек Брайнд. Он
