Опасный попутчик - Сергей Иванович Зверев
Стянув пальто и шляпу, попутчик уселся на мягкий диванчик и поинтересовался:
— Из комсомольского актива будете?
— А как же! — крякнул я удовлетворенно.
Ну что, с гордостью отмечаю — пока маскировка удается на славу. Дурашливо-возвышенное выражение на лице просто сигнализировало — перед вами активный профессиональный комсомолец.
— В Москву вот обком комсомола послал, — продолжил я бодро. — Готовимся к семнадцатому съезду партии. Весь комсомол ждет путеводного направления от наших рулевых. Событие ведь предстоит великого мирового значения. Всем готовиться надо.
— Это верно, — кивнул благосклонно собеседник.
У него были ласковые умные глаза, широкие скулы и до синевы выбритый массивный подбородок. Внешне и всем стилем поведения он вызывал расположение и симпатию. Годков ему было, наверное, тридцать пять, а может, и больше — трудно определить возраст у таких вот ухоженных, не знавших тяжелого физического труда.
— На наших глазах делается история, — добавил он.
Мне показалось, что в этих его словах прозвучали нотки, которые обычно легко вибрируют, когда в сказанное вкладывают двойное значение.
Нетрудно догадаться, что сильно не любит он наши съезды. И нас не любит. А еще — его душат эмоции. Прорываются они, как тот злой оценивающий взгляд, которым он обдал окружающий мир у камеры хранения. Эх, надо ему было в свое время побольше над собой работать. А теперь уже поздно пить минералку, когда почки отказали.
Все же я горжусь, как мы быстро провернули дельце. Доставили в милицию для выяснения личности упитанного и важного чиновного гражданина, имевшего плацкарту в это самое купе. Сотрудники транспортного ОГПУ тут же переписали его билет на меня. Заодно в отделе милиции для солидности я получил завалявшийся там бесхозный чемодан, набитый тряпками. Потому как без чемодана в поезд не положено. Это все равно что написать себе на лбу: «Я из ОГПУ! Меня к тебе подвели!» В общем, все сделать успели, и в купе я очутился за пару минут до Француза.
— А мы по торговой части. В одной архангельской снабженческой конторе… Голод отступает. Торговля развивается. Открывается простор для знатоков своего дела. А я такой. С хорошей школой кооперативной торговли… Кстати, меня Александром Николаевичем зовут, — он протянул мне руку.
Рукопожатие у нас вышло крепким, но без излишеств и демонстрации молодецкой силушки — именно такое, как положено между воспитанными людьми.
— Я тоже Саша, — обозначился и я.
— А по отчеству?
— Александр Сергеевич… Вы наверняка скажете — как Пушкин.
— Не скрою. Была такая мысль.
— Так меня это не смущает. Наоборот, горжусь…
В общем, зацепились мы языками легко и непринужденно. Мило так, по-соседски. Хорошо было бы в такой располагающей обстановке довести шпиона до Москвы и там передать под контроль местных коллег. Телеграммы соответствующие уже туда ушли. А еще лучше самому посмотреть, как будут развиваться дальнейшие события. Но к этому меня вряд ли допустят. Сделал свое дело и отойди в сторону — у нас так принято.
Уютно стучали колеса. Мелькали за окном станции и полустанки. Мы накупили у разносчиков прессы свежие и не совсем свежие газеты — чтобы до конца пути хватило.
— В дипломатическом ведомстве СССР прошла встреча, посвященная установлению Советским Союзом дипломатических отношений с Северо-Американскими Соединенными Штатами, — читал вслух Александр Николаевич газету «Правда» и тут же бросался горячо комментировать данную новость: — Что, заела американцев Великая депрессия! С голодухи поползли по миру кусочек хлеба клянчить. А какие непримиримые еще недавно были — мол, коммунизм не пройдет. У нас же ныне индустриализация и подъем. Мы их нищих и голодающих инженеров всех пристроим, до единого. Да и добрая торговля с янки не помешает. Все-таки они в технике известные мастаки.
— Именно так, — соглашался я. — Историю не обманешь. Рано или поздно империалисты рухнут. А мы поднимемся. Логика исторического процесса.
— Красиво сказали, — оценивал мои слова Француз и замолкал на некоторое время.
Вычитав заметку о пуске металлургического завода «Запорожсталь» имени Орджоникидзе, он начинал упорно топить за индустриализацию, которая покажет проклятому Западу, кто на этой земле хозяин. Я, понятное дело, поддакивал, тем более собеседник говорил истинную правду. Похоже, он сам верил в свои слова и говорил искренне. Как закоренелый, но информированный враг, он не мог не понимать реального величия происходящих перемен и того, как изменят они всю мировую конфигурацию. И, как большинство его соратников, наверняка полагал, что с Советской Россией надо покончить до того, как она наберет всю свою мощь и станет неприступной.
В наших разговорах, часто опускавшихся до легкой фривольности, я как бы по секрету озвучивал скабрезные сплетни про комсомольские дела, благо подобной информации по роду службы было полно. Значительную часть комсомольского актива, с учетом его молодости, как электромагнитом тянуло к гулянкам и разврату, за что молодежь постоянно чистили и партийные товарищи, и мы. Один агитационный пароход «Богоборец» вспомнить, который стольких нервов стоил и ОГПУ, и обкому ВКП(б).
По ходу поездки я даже как-то расслабился. И лениво присматривал за клиентом. Моя задача в этом и состояла, и обязанность была, в общем-то, необременительная. Через одно купе расположилась моя подстраховка. Это на крайний случай. Если я как-то проколюсь и ситуация выйдет из-под контроля. Но пока я предпосылок к такому развитию событий не видел. В общем, не работа, а сплошной отдых.
Незаметно подкралась ночь. Проводник принес белье и самолично расстелил его. Все ж это мягкий вагон, для важных персон, а не сидячее место в третьем классе.
— Отлучусь-ка на минутку в укромное место. — Я отложил газету «Труд» и поднялся из-за столика.
Француз понимающе кивнул. А я отправился в туалет, около которого на сей раз никто не толкался. Так что я спокойно смог умыться перед сном и полюбоваться в мутном зеркале на свою наивную физиономию.
А когда вернулся в купе, то шкурой ощутил, как в воздухе запахло электричеством. Хотя внешне ничего не изменилось.
— Ну что, будем спать? — спросил я.
— Нет ничего лучше доброго сна под стук колес, — улыбнулся Француз. — Только давайте закроем окно.
В узкую щелку приоткрытого окна пробивался прохладный воздух. Топить в вагоне стали слабее, и лучше его прикрыть накрепко, чтобы не замерзнуть ночью.
— Вы не подсобите? А то моих силенок не хватает, — извиняющимся тоном произнес попутчик.
Насчет нехватки его силенок что-то сомневаюсь. Но окна в вагонах и правда настолько тугие, что совладать с ними только спортсмены и могут.
— Сейчас сделаем! — с молодецким энтузиазмом воскликнул я.
Придвинулся к окну, чтобы закрыть его могучим рывком.
Тесное все-таки купе. Трудно
