Виктор Нарожный - Любой ценой
Выползающие из леса пограничники с любопытством поглядывали в сторону спорщиков. И во взглядах этих, Зуев читал скрытую насмешку. Настроение его окончательно испортилось. Мало того, что группа осталась без связи, так ещё и виноватым, похоже, бойцы считают именно его, Зуева.
-Ну, погоди, - нахохлился лейтенант и чуть было не пригрозил радисту кулаком. – Вот вернёмся на заставу, ты у меня попляшешь.
О том, каким будет наказание для проштрафившегося сержанта, Зуев сообщить не успел. Внезапно он понял, что ни Ивушкин, ни остальные пограничники, больше не обращают внимания на своего командира. Взгляды их намертво приковало что-то, прячущееся за спиной лейтенанта. А опущенные было стволы автоматов, снова хищно нацелились в сторону гор.
Зуеву стало не по себе. Он медленно обернулся и замер, не веря собственным глазам. К пограничникам, неторопливым шагом, направлялся какой-то чеченец. В камуфляже, с поднятыми над головой руками и с зажатым в кулаке, грязно – белым платком.
-Не стрелять! – так, словно он, а не Зуев, был здесь главным, приказал чеченец. – Я без оружия!
Подойдя вплотную к пограничникам, он остановился и, цепко окинув их взглядом, спросил у лейтенанта:
-Ты командир?
Зуев невольно кивнул.
-Что ж, поздравляю, - скривился в досадливой улыбке чеченец. – Задание ты сорвал мне блестяще…
*****
Где-то над ночными горами протрещал вертолёт. Саади вынырнул из полудрёмы и обеспокоено поднял голову. А в памяти мгновенно всплыла, врезавшаяся на всю жизнь, картина: он, беспомощно жмущийся к холодной скале и хищно зависшая над ним туша бронированного «Ми-24». Видение было настолько реалистичным, что Омар даже поперхнулся от ворвавшегося в нос запаха метелла и сгоревшего топлива.
Гул вертолёта медленно растаял в ночи, но сон так и не вернулся. Омар поискал глазами Максуда и увидел его, сидящим на камне с зажатой в кулак сигаретой.
-Что, тоже не спится? – спросил афганец, поднимаясь на ноги и подходя ближе.
-Вертолёт, - кивнул в звёздное небо Саади.
-Федералы войска перебрасывают. Боюсь, что завтра, к обеду, эти горы превратятся в гигантскую мышеловку. Времени на раздумья больше нет. Нужно решать: или возвращаться в Грузию, или искать надёжное убежище и ждать, когда разблокируют район.
Саади вздохнул. Решать… Самое тяжёлое в этой жизни – это принимать решения…
-Шейх ждёт груз и мы не вправе задерживать его доставку, - сказал он. – А возвращение в Грузию отложит выполнение миссии на неопределённый срок.
-Я прекрасно понимаю всю тяжесть лежащей на тебе ответственности, - кивнул Максуд. – Однако иногда лучше проявить излишнюю осторожность, чем попасть в лапы врага.
Афганец был прав. Как ни крути, но группа «засвечена» и русские теперь из кожи вон вылезут, но постараются её отловить или, в крайнем случае, просто похоронить в этих горах. К тому же, много вопросов ставило исчезновение проводника. Хорошо, если он погиб, а если чеченец сидит сейчас в штабе кафиров и даёт показания?
-Ты говорил, что где-то поблизости лагерь одного из полевых командиров? – спросил Омар
-Да, зимняя база Хасана. Он давно воюет в этих горах и отлично научился прятаться, - в голосе Максуда скользнула ирония.
-Мы можем укрыться у него, пока кафиры не успокоятся?
-Думаю, что да. Хасан не рискнёт отказывать в гостеприимстве людям Шейха.
Саади чувствовал как бремя ответственности гнёт его плечи к земле. Да, самая тяжёлое – это принятие правильного решения.
-Мы идём к Хасану, - сказал он, после короткой паузы. – У нас ещё есть несколько дней в запасе. Надеюсь, русским скоро надоест ползать по горам, и мы сможем продолжить своё путь.
Афганец только пожал плечами.
-Будь по твоему. Но, я всё же свяжусь с Тепкоевым и дам команду на запасной вариант встречи. Уж очень меня беспокоит исчезновение проводника.
*****
Нет, сегодня все, словно сговорившись, решили испортить ему праздник! Даже этот, обросший грязью чеченец презрительно скривился, узнав о не вовремя подсевших батареях…
Лейтенант Зуев покосился на сидящего невдалеке пленника и сокрушённо вздохнул. К особистам бы его сейчас, чтобы сбили спесь с ушей. А то, смотрите, какая важная персона! Связь ему подавай, да не просто связь, а напрямую со штабом группировки.
Чеченец неподвижно сидел на стылой земле и, безучастный ко всему вокруг, пялился куда-то в сторону гор. За его спиной также недвижимо, маячила фигура часового. Зуев перестраховался. Хотя пленник и стянут по рукам и ногам солдатскими ремнями, но чем чёрт не шутит…
Возвращаться на заставу лейтенант решил завтра с утра. Бродить по горам ночью – занятие весьма вредное для здоровья. Да и бойцы, уставшие после напряжённого дня, нуждались в полноценном отдыхе… Пусть поспят, мужики, заслужили…
Знакомый рокот вертолёта заставил Зуева встрепенуться. «Вертушка»?.. Ночью?.. В горах?.. Что за чертовщина?.. Насколько лейтенант помнил, ночные полёты категорически запрещены командующим группировкой. И чтобы осмелиться нарушить такой приказ, требовались очень и очень веские причины…
Рядом зашевелились просыпающиеся солдаты. Поспешно протирая глаза, они хватали оружие и напряжённо всматривались в непроглядную черноту гор.
-«Ми-8», - с видом знатока определил сержант Ивушкин. – Нас, на таком, на заставу перевозили.
Рокот нарастал, заполняя долину вибрирующим треском лопастей.
-Вот он! – ткнул радист в сторону леса. – Ух, рисковый мужик! Над самыми верхушками прёт!
Последние слова Ивушкина утонули в грохоте винтов. Чёрный силуэт вертолёта отделился от деревьев, прошёл над головами пограничников и начал медленно снижаться. А в метре от земли завис, упруго молотя воздух лопостями. Из распахнутого люка «вертушки» посыпались молчаливые тени. На долю секунды Зуеву показалось, что он в кинотеатре, смотрит боевик из жизни спецназа. Фигурки людей с автоматами быстро и слаженно разбежались по опушке, заняли круговую оборону и лишь после этого «Ми-8» коснулся земли покрышками шасси. Вой лопастей изменил тональность и вскоре стих окончательно.
-Старший, ко мне! – властно приказал человек, выбравшийся из вертолёта последним. – Почему не отвечаете на вызовы заставы?
Опять – двадцать пять! Кажется, подсевшие батареи радиостанции будут преследовать его до гробовой доски! Зуев лихорадочно пытался сообразить, что это за «птица» пожаловала к ним в гости и как себя с нею вести. Но тут, на помощь ему пришёл пленный чеченец. Услышав голос прилетевшего, он радостно встрепенулся:
-Виталий Семёныч, я здесь!
Рванувшийся было к пленному часовой замер, напоровшись на резкий окрик «Семёныча»:
-Не сметь!
Зуев оторопело смотрел, как гость с подполковничьими погонами на плечах, подбежал к чеченцу, выхватил из чехла спецназовский нож и двумя точными взмахами рассёк его путы.
-Цел, бродяга? – спросил он, заключая пленника в объятия. - Заставил же ты нас поволноваться! Генерала, когда он узнал о бое, чуть инфаркт не хватил. Вон, - подполковник кивнул в сторону замерших по периметру вертолёта фигур, - даже спецназовцев с задания сдёрнул, отправил тебя выручать… Хорошо, хоть «маячок» в твоём телефоне работает. А то, бегали бы сейчас по всей Чечне, искали где тебя носит.
Минут десять спустя ночные гости снова загрузились в «вертушку». А «Семёныч» подошёл к Зуеву и, присвечивая фонариком, раскрыл перед его носом служебное удостоверение:
-Подполковник Блажко, Федеральная Служба Безопасности. Пленного я забираю. А вам, лейтенант, даю бесплатный совет – забудьте обо всём, что видели сегодня ночью. И бойцам своим прикажите сделать тоже самое.
-Впрочем, - добавил он чуть подумав. – Завтра послезавтра, я ещё наведаюсь на заставу. Там и порешим, что с вами делать.
И, словно смягчая зловещие слова, озорно подмигнул Зуеву.
*****
Москва
ФСБ России.
-Чёрт! Это ж надо так лопухнуться!- обычно сдержанный Синявский сегодня не походил на самого себя.
-Его величество Случай, товарищ генерал, - вздохнул, разводя руками Блажко.
-Случай, случай! Да в гробу я такие «случаи» видал! Это не «случай»,Виталий Семёнович, это наш, российский, бардак! Засекретились, идиоты, по самое не могу! Правая рука не ведает, что творит левая!
-Товарищ генерал, - обиженно вскинулся Блажко. -Вы же сами требовали максимально сузить круг посвящённых…
-Досужались, твою мать!...Какой-то желторотый лейтенант –пограничник, походя, сорвал операцию, над которой мы два года потели.