Андрей Костин - Предупреждение путешествующим в тумане

Наконец, растираюсь махровым полотенцем и одеваюсь.

Нина еще спит, и я решаю выйти на улицу — посмотреть, не наследил ли ночной гость. Не то, чтобы я был очень любопытен, просто в голове у меня некоторый сумбур, от которого хотелось бы избавиться.

Иду в прихожую, где на вешалке оставил вчера свой плащ. В коридоре полумрак — день проникает сюда сквозь небольшое и пыльное окно. У вешалки останавливаюсь в нерешительности.

Дело в том, что я ношу свой плащ уже пять лет, и мы научились довольно быстро узнавать друг друга. Потому-то я сразу догадался, что здесь что-то не так… Моего плаща не было.

Вместо него висела чужая куртка.

Я протянул к ней руку, но на мгновение раньше понял, что ткань вся промокла от ночного дождя. Снимаю куртку с вешалки и в растерянности разглядываю. Синяя, финская, лыжная… Сейчас в таких никто не ходит, а раньше были в моде.

Дождь начался, когда я был уже в доме. Значит, хозяин куртки пришел следом. Ночные шорохи получают некоторое объяснение. И еще — в принципе я не против — люди должны делиться с ближними, в том числе и одеждой. Но как-то не принято делать это заочно. Тем более что в плаще остались документы на машину, деньги, права и ключи. Такие дела…

Я понимаю, что попал в довольно нелепое положение. Кем бы ни был ночной гость и какие бы обстоятельства ни вынудили его к столь таинственным посещениям, содержимое моих карманов, точнее отсутствие его, создает массу неудобств.

Мой черный длинный плащ…

Я вешаю чужую куртку на место и бреду обратно по коридору.

Под ногой вдруг пронзительно скрипит половица.

Я припоминаю, что уже слышал этот скрип.

Нины в комнате не было, а в душевой шумела вода. Я прошел на кухню, открыл холодильник и решил внести разнообразие в меню омлетом. Поставил на плиту чайник, и как раз, когда он закипел, на кухню вошла Нина. Она сонно жмурилась и ела яблоко.

— Доброе утро, — Нина застенчиво улыбнулась.

— Уи, мадам, утро вы уже проспали.

— Неужели? — спросила она с притворным удивлением. — Хотя, наверное, вы правы.

Нина села напротив меня и подвинула к себе тарелку.

— А вы неплохо готовите…

— У меня долгая практика.

— Как это?

— В холостяцкой жизни есть единственный недостаток. Все приходится делать самому. В том числе и готовить.

— Единственный?

— Да. В остальном чувствуешь себя как до грехопадения. Я имею в виду библейский сюжет.

Нина качает головой:

— Да, жизнь одинокого мужчины гораздо привлекательнее, чем одинокой женщины. В глазах общества, во всяком случае.

— Вот как?

— Именно. Одинокий мужчина, сам себе стирающий белье, — у окружающих это вызывает только восхищение. Как и героизм холостяка, вынужденного самостоятельно варить макароны. Когда то же самое проделывает женщина, ничего особенного в этом никто не видит. Разве кто пожалеет — не позарились на бедняжку. А уж когда видят разведенного папашу, который в выходной вместо футбола и компании дружков прогуливает свое чадо, которое, к слову, остальные шесть дней живет у мамы, — тут общественность начинает путаться в соплях умиления.

— С чего это вы так сердиты?..

— Просто жалею незамужних баб. Получается, они кругом виноватые. Одна поехала отдыхать — ловит кавалеров, завела ребенка — умудрилась лечь под кого-то, не завела — норовит оставить отечество без детей, одевается нарядно — выставляется напоказ, наоборот — синий чулок, выдра и мужик в юбке.

— Ну а замужние? — я рассмеялся. — Им-то полегче?

— Через месяц после свадьбы муж вдруг понимает, что ты вкалываешь на работе так же, как и он, если не больше, а по вечерам валишься с ног от усталости. И до него доходит, что розовая мечта о вкусных ужинах из трех блюд, сказках Шахерезады и прочих прелестях разбивается о действительность. И тогда в один прекрасный день ты замечаешь следы чужой пудры у него на рубашке, подозрительно долгие разговоры по телефону с неизвестным абонентом, которого муж почему-то называет Иван Иванычем и при этом предательски краснеет. А потом из-за пустячного конфликта вдруг уходит из дома… Может, рано или поздно он поймает свою мечту за подол, но ты-то становишься снова одинокой бабой…

Бессонова замолкает и несколько минут сосредоточенно ест. А я исподтишка наблюдаю за ней.

У нее крылатые брови и переменчивые глаза. Еще вчера они казались серыми, а сейчас я замечаю, что они уже зеленые с золотистыми искорками. Выступающие скулы, длинные блестящие ресницы, капризные губы и роскошные темно-русые волосы…

За кофе я решаюсь:

— Нина, как вы думаете, ваш муж…

— Вам интересно, не сбежал ли он? — ресницы ее вздрагивают. — Если и сбежал, то до первых заморозков. На нем была легкая куртка, а что-нибудь потеплее он вряд ли сможет купить с первой зарплаты. Со второй тоже.

Тогда я рассказываю, что увидел на вешалке.

— Значит, — она прикусывает губу, — он оказался хитрее…

Мне неловко. Мужья иногда сбегают от своих жен, и тут я, конечно, ни при чем. Но делается это, как правило, с меньшей помпой. Во всяком случае, быть свидетелем довольно тягостно.

Потом мы вместе идем к вешалке.

— Я еще вчера заметила — на вас был плащ — совсем как у Бессонова. Он ведь скоро должен был в него влезть — погода… Недавно перевесила к себе в шкаф — хотела пуговицу пришить, да забыла. Вот он и перепутал. Он рассеянный, может сразу не спохватиться…

— Ничего, подождем до понедельника, — бодро говорю я, с трудом подавляя раздражение.

Дурацкое положение. Нина хочет что-то ответить, но, вижу, не может подобрать слова. Уж не извиниться ли она собирается за своего сбежавшего мужа?

Никогда не допускайте в сердце жалость — вы становитесь рабом тех, кого пожалели. Сочувствие — еще куда ни шло…

Зазвонил телефон.

— Вас, — зовет меня Нина. — Звонит Эдгар.

— Привет, — говорю я.

— Здравствуй, — вежливо отвечает Эдгар. — Слушай, у меня в шкафу стоят два отличных удилища со шведской леской…

— Так-так, развивай свою мысль.

— Конечно, теперь не самое удачное время для рыбалки, но я знаю прекрасный пляж и заводь, где в тихих омутах кое-что водится.

— Так чего же мы ждем?

— Это я и хотел спросить.

— Считай, что уже спросил. Где встретимся?

— Слушай, у тебя из окна видна церковь с золотыми куполами? Над рекой?

— Угу.

— Там и встретимся. Кстати, не забудь накопать червей.

— А ты малый не промах…

Когда я вернулся на кухню, Нины там уже не было, а возле моей тарелки лежал ключ. Я не стал больше задерживаться. Только натянул на себя оставшиеся в сумке теплые вещи.

Всегда стараюсь увильнуть от проблем, когда они возникают. Хотя бы на часок. Путеводной звездой мне были золотые купола церквушки.

За пустырем асфальт кончился, под будущее полотно был насыпан толстый слой гравия, и стояли большие оранжевые дорожные машины. От них пахло натруженным металлом и мазутом. За машинами притулился домик с резными наличниками, клумбой отцветших роз и ухоженным палисадником.

Я вспомнил просьбу Эдгара и остановился. В самом углу огорода, у забора, на рыхлой черной земле, лежал многообещающий серый лист шифера.

На крылечке сидела старушка лет под сто и с удовольствием уплетала морковку:

— Сударыня, — спросил я, — вы не позволили бы мне заглянуть вон под тот кусок шифера? Мы с другом собрались на рыбалку, и чего нам не хватает — так это наживки. Хороших дождевых червей. Уверен, я найду их именно там.

— Молодой человек, — она подняла голову, — сразу видно, что в вас романтики и отваги хватит на десятерых. Только неисправимый романтик мог обратиться к такой старой мегере, как я, со слова «сударыня»… Что же касается отваги — не тревожьте прах бедного существа…

— С нами крестная сила! Как такое может быть?

— Да-да, моя бедная серая кошка… Наверное, съела отравленную мышь. Соседи травили… — она нахохлилась и стала похожей на поблекшую моль.

— Какая грустная история, — я подпустил дрожи в голосе.

— И не говорите, — старушка встрепенулась и улыбнулась. — Хотите морковку?

— Благодарю вас, надо спешить. Меня ждет товарищ. Кроме того — долг чести. Пресловутые черви.

— Тогда выпейте хотя бы молока, а я пока принесу лопату. Думаю, вы найдете то, что надо, на моих грядках.

— Но там что-то растет?

— Пустое. Вы мне симпатичны больше тех чахлых огурцов, которые здесь так и не появились.

…Дальше дорога на рандеву петляла по заброшен ному полю среди пожухлых трав, потом стала взбираться на косогор, нырнула в тень деревьев и вывела к обрыву. Там, под старыми березами, ждал Эдгар. Он сидел на узловатом, выступающем из земли корне и курил сигарету. Рядом лежали чехол с удилищами и рюкзак.