Сергей Донской - Арктическое вторжение
Называлось это здание Белым домом, и находилось оно в Вашингтоне по известному всем американцам адресу: Пенсильвания-авеню, 1600. Чтобы не путать свою столицу с одноименным штатом, они снабдили ее приставкой «Ди-Си», подразумевая округ Колумбия или District of Columbia.
В свое время Вашингтон Ди-Си был спроектирован французским архитектором таким образом, чтобы затмить блестящие европейские столицы и стать красивейшим городом Америки. Богатым воображением француз не отличался. В соответствии с его замыслом, у американцев получился просторный, зеленый и очень имперский город, чем-то смахивающий на предвоенный Берлин или Москву сороковых годов прошлого века. Небоскребов здесь нет, поскольку закон запрещает возводить строения выше купола здания конгресса на Капитолийском холме. Оно считается одним из символов США, а потому вокруг холма постоянно бродят толпы туристов.
Приезжих на улицах гораздо больше, чем коренных вашингтонцев, которые проживают за чертой города, а приезжают сюда только на работу. Пока они вкалывают в своих офисах как проклятые, туристы неспешно прохаживаются по бесплатным столичным музеям, украдкой щупают картины в Национальной галерее, фотографируются на фоне библиотеки конгресса или мемориала ветеранам Вьетнама. Разумеется, каждый считает своим долгом побывать у подножия 170-метрового мраморного обелиска, символизирующего сверхчеловеческую стойкость первого американского президента.
Почтительно, словно в храме или Мавзолее В.И. Ленина, экскурсоводы рассказывают всевозможные истории из жизни Джорджа Вашингтона, среди которых особой популярностью пользуется байка про его самодельные деревянные зубы. Вероятно, она была придумана для того, чтобы подчеркнуть спартанскую неприхотливость Вашингтона, потому что его настоящие зубные протезы, хранящиеся в балтиморском Музее стоматологии, вырезаны из слоновой кости и снабжены специальными золотыми пружинками. Крепления эти причиняли сильные неудобства герою войны за независимость, и, скорее всего, его неулыбчивость была вызвана именно болями в деснах, а не какой-то особой суровостью.
Но разве хочется думать о подобных пустяках, когда поднимаешься лифтом на вершину мемориала Джорджа Вашингтона и там, со смотровой площадки, озираешь город, названный в его честь, и легендарный Белый дом на зеленой лужайке. Сверху он кажется маленьким, и туристы, снующие вокруг, напоминают муравьев, облепивших кусок сахара.
Точно такая же картина открылась любопытному взору тем ноябрьским утром, когда Вашингтон постепенно согревался в лучах солнца после первых ночных заморозков. Туристы, переваривая съеденные за завтраком пончики, блинчики, тосты и традиционные яичницы с беконом, собрались перед входом в Белый дом. Каждому хотелось увидеть президента или даже сфотографироваться с ним в обнимку, но, разумеется, таких счастливчиков не оказалось. Приходилось довольствоваться историями, которые пересказывали гиды, да снимками знаменитого здания.
Описанное в проспектах как «особняк в палладианском стиле», оно не поражало взоры пышностью или особым изяществом форм. Просто большой шестиэтажный дом белого цвета, окруженный густой зеленью. Экскурсанты охали и ахали, переходя из Восточной комнаты в Зеленую, потом в Красную или в Столовую для торжественных приемов. Даже Овальный кабинет – святая святых и официальное рабочее место президента – временами открывал свои двери для посетителей. Находилось немало желающих осмотреть помещение, в котором «большой папочка» Билл обучал практикантку Монику азам качественного орального англосаксонского секса. К сожалению любознательных, экскурсантов пускали сюда нечасто. Да и вообще президенты после скандала с испачканным платьем Моники перестали резвиться в Овальном кабинете, используя его сугубо по назначению.
Эта комната в западном крыле Белого дома действительно имела форму сплюснутого круга, диаметр которого в самой широкой части составлял примерно одиннадцать метров. Очень высокий, со стенами цвета топленых сливок и ковром, изображающим президентскую печать, Овальный кабинет золотился от солнечного света, вливавшегося в три окна, выходящих на юг. Дверь в сад была слегка приоткрыта, позволяя наслаждаться свежим воздухом и запахом роз, впервые посаженных еще при президенте Кеннеди. Нынешний президент, Джонатан Хусейн Браун-младший, в глубине души считал себя его преемником и делал вид, что наслаждается розовым ароматом.
Его самолюбие приятно щекотали замечания репортеров о наличии общих черт между ним и Кеннеди. Хотя это сходство обнаруживалось не столько в умении решать политические и социальные проблемы, сколько в манере одеваться. «Все начинается с малого» – как любил приговаривать один из имиджмейкеров Брауна. «Прежде чем стать большим политиком, Джон Ф. Кеннеди запомнился нации неповторимым стилем. После того как он явился на собственную инаугурацию без цилиндра, все мужчины страны отказались от этого головного убора».
«В таком случае, – сказал однажды Браун, – мне следовало появиться на инаугурации без штанов».
Разумеется, это была всего лишь шутка, потому что к своему гардеробу сорок четвертый президент Соединенных Штатов относился крайне щепетильно и, даже прогуливаясь с любимой собакой Бо, одевался так, будто собирался на прием. Благодаря ему в моду вновь вошли строгие однобортные костюмы и классические джемперы. Даже многие темнокожие тинейджеры сменили свои широкие джинсы и бейсболки на деловые брюки и рубашки с галстуками; ну а публика посолидней бросилась обзаводиться тысячедолларовыми костюмами «Харт Шаффнер Маркс», сшитыми по мерке Джонатана Брауна. Всем хотелось носить пиджаки с такими же мягкими линиями плеч и удлиненные брюки, лежащие на ботинках элегантными складками.
Модельеры, не сговариваясь, объявили, что 47-летний Джонатан Браун обладает практически идеальной модельной фигурой. Донателла Версаче даже создала посвященную ему уникальную коллекцию.
Этим погожим осенним утром Браун надел темно-синий костюм, одноцветный бордовый галстук, завязанный характерным узким узлом, белую сорочку и черные туфли. Традиционного значка в виде американского флага Браун не носил с тех пор, как однажды публично заявил, что этот символ был дискредитирован предыдущей администрацией. На его запястье поблескивал браслет с серебряной гравировкой, который преподнесла ему мать погибшего в Ираке солдата. Другую руку украшал стильный хронограф «Джорг Грэй 6500», подаренный Брауну секретной службой. Произведенный в Китае, он стоил всего двести баксов, что выглядело скромно и демократично, ведь часы этой марки мог позволить себе каждый рядовой американец.
Вполне довольный собой и своим внешним видом, Браун сидел за большим письменным столом спиной к окнам, и тень его, более темная, чем он сам, падала на разложенные бумаги. Прямо напротив него размещался камин, у которого любил сиживать Кеннеди. Но 35-й президент вряд ли узнал бы кабинет, если бы решил полюбоваться своим прежним рабочим местом с того света. За минувшие годы здесь многое изменилось. Подобно всем своим предшественникам, Джонатан Браун тоже велел изменить интерьер в соответствии со своими вкусами и предпочтениями. Были вынесены из кабинета и возвращены своему законному обладателю, Джорджу Бушу-младшему, фарфоровые тарелки. Их место на полках заняли четыре керамических сосуда, позаимствованные по распоряжению Брауна из Музея американских индейцев. Вместо бюста Уинстона Черчилля появилась голова чернокожего правозащитника Мартина Лютера Кинга, а дополнением к ней служила программа его знаменитой мартовской речи 1963 года «У меня есть мечта».
У Брауна тоже была мечта, даже не одна.
Вопреки расхожему мнению американской прессы, мечта эта не имела никакого отношения к техническому прогрессу. Да, по распоряжению Брауна Овальный кабинет пополнился технической литературой и моделями всевозможных изобретений, которые сотрудники администрации одолжили у Национального музея американской истории. Однако с таким же успехом можно было судить о пристрастиях президента, например, по вазе с яблоками и коробке конфет «M&Ms». Или по полотнам импрессионистов на стенах кабинета.
По правде говоря, Браун был равнодушен и к картинам, и к сладостям. На первом месте для него стояла собственная семья. Фотографий родных и близких было в кабинете так много, что, не умещаясь на письменном столе, они заняли почетное место на специальной полке за левым плечом Брауна. По большей части цветные, в красивых рамочках, некоторые под стеклом, чтобы защитить драгоценные снимки от мух, которые безнаказанно проникали даже в святая святых американской политики.
Примерно четверть фотокарточек была посвящена детству юного Джонатана на Гавайях, в Кении и Индонезии. Память о студенческих годах запечатлели групповые снимки в Западном колледже Лос-Анджелеса и Колумбийском университете. Но центральные места экспозиции были отведены жене Брауна, Мишелин, а также двум дочерям, в которых он души не чаял, – Малше и Сашии.
