Леонид Словин - Пауки
Я прошел на должность советника по безопасности банка единогласно.
Мой друг Рембо, президент охранно-сыскной ассоциации «Лайнс», узнал о моем назначении почти одновременно со мной.
Он поздравил меня по телефону из Бангкока, где находился по делам:
— …Хотя жалею, что не мог тебя вовремя отговорить…
— О чем ты?
— Что хорошего? Банк под крышей…
— А какой банк — без нее?!
Он попытался осторожно охладить мой пыл:
—Вроде пера жар-птицы! «Ради счастья своего не бери себе его!»
В первый день работы у входа в банк я лоб в лоб столкнулся с одним из банковских секьюрити. Он выходил мне навстречу. До обеда было еще далеко.
— Что случилось?
— Я сейчас…
— Вы знаете меня?
Накануне я был представлен Камалом Салахетдиновым и президентом Лукашовой личному составу.
Секьюрити был из прапорщиков. К фамильярности с офицерами ему было не привыкать.
— Ты — босс по безопасности. Новая метла.
— Дежурный в курсе, что вы ушли?
—Да там Юрка стоит!
Юрка, как выяснилось, работал электриком.
—Я на одну минуту в супер, командир. Тут рядом…
В службе безопасности банка господствовала вольница.
— Меня послал начальник кредитного управления. За сигаретами.
— Так вы тут за холуя, выходит?
Он обиделся:
— Куплю и приду.
Электрик Юрка на входе даже не взглянул в мою сторону: он разговаривал с женщиной-оператором, вышедшей покурить.
Я прошел к дежурному.
Тот узнал меня. Поднялся:
—Здравия желаю.
—Наберите телефон начальника кредитного управления.
Трубку снял Вячеслав. Я с самого начала не намеревался быть удобным. В дальнейшем это могло лишь повредить.
— Вы сняли с поста секьюрити, послали за сигаретами.
— Да, я так сделал.
— Прекрасно. Если такое повторится, мне нет смысла приступать к работе. Можете передать президенту банка…
— До супермаркета тут два шага…
— Это мое категорическое условие. Либо оно принимается…
Начальник кредитного управления сдался:
—Принимаю…
В таком же духе я объяснился с дежурным и провинившимся прапорщиком.
Дежурный согласился со мной.
У прапорщика на этот счет оказалось свое мнение.
На следующий день мы расстались.
Я произвел реорганизацию системы безопасности.
Доставшемуся мне в наследство заместителю, бывшему сотруднику Управления охраны КГБ СССР, я оставил организацию пропускного режима и охрану банковских ценностей.
Главное и трудное взял себе — проверку добросовестности предполагаемых партнеров, инкассацию и обеспечение тайны переговоров.
Рембо оказался прав, предупреждая меня.
«Независимость», как коммерческий банк, полностью был подчинен крыше.
Проверка надежности будущих дебиторов велась тут чисто формально.
За всем следила крыша.
Всякий, обращавшийся за кредитом, в прямом смысле клал свою голову против получаемых денег.
К неудовольствию председателя совета директоров, мне удалось добиться отмены нескольких кредитов как крайне рискованных, обеспеченных одним лишь ручательством бандитов.
Камал Салахетдинов ни разу не дал мне открыто понять, что недоволен такой деятельностью, направленной на постепенную легитимацию банка в кредитной сфере.
Я заметил, что некоторые сделки готовятся в обход меня…
Мы руководствовались совсем разными жизненными принципами.
У меня было плоское ментовское понятие о мире и морали.
Я был рабом собственного слова и вследствие этого, как не раз убеждался, весьма прямолинеен, однобок, легко просчитываем.
Проведший на зоне не один год председатель совета директоров был сложнее, противоречивее.
Простил ли мне Камал Салахетдинов, вор по своей прежней жизни и психологии, мое ментовское прошлое?!
Мы ни разу с ним не выпили. Не переломили памирской лепешки, которые ему доставляли из ресторана.
Если определение стратегии банка лежало непосредственно на председателе совета директоров Камале Салахетдинове, то Лукашова, как президент, отвечала за представительство и взаимоотношения с клиентами.
Лукашова оказалась совсем неплохим человеком, если бы не неровность характера и потрясающая боязнь ответственности.
Каждый крупный кредит, который мы выдавали, приводил ее в состояние стресса, который тут же вызывал напряжение у всего персонала.
В банке был собран весь спектр городских девиц, которых любой московский пацан видит в детстве в своем дворе, сидит с ними рядом в школе, лазит вместе в подвал…
Помощница президента Наташа со всеми чудесно ладила.
Она и начальник кредитного управления Вячеслав, каждый по-своему, действовали на президента банка странно успокаивающе. Притом что, успокоившись после очередной крупной сделки, Лукашова отыгрывалась на своих приближенных — орала, вела себя по-хамски, чтобы потом каяться, терзаться, просить прощения, а через неделю-другую повторить все сначала.
К чести Вячеслава и помощницы, они никогда на нее серьезно не обижались, по крайней мере, не подавали виду.
В хорошие минуты Лукашова просила называть ее по имени, просто Катя. Она любила физическую работу, могла взять тряпку, вымыть окна в кабинете своей Наташи. Заботилась об интерьере помещений.
У нее оказался неплохой вкус.
По стене моего кабинета вилась нитка искусственного плюща, стекавшего с изображения щита, символа охраны.
В собственных ее внутренних апартаментах было тоже много цветов, в обшитом буком простенке висели городские пейзажи и изображения лошадей, выполненные художницей Катей Уваровой, ее тезкой.
Тема «Кредит фирме „Алькад“ возникла неожиданно.
Я запомнил тот день.
Я сопровождал Лукашову в качестве личного телохранителя.
В ресторане ЦДЛ нас ждала встреча с одним из тех, на кого потом мне предстояло получить заказ в Израиль…
Плотный высокий человек с крепким лбом, маленькими ушами. Разных оттенков глаза…
Мне уже приходилось видеть эти глаза, лоб, уши.
— Окунь, — шепнул начальник кредитного управления. — Президент компании «Экологическая продукция „Алькад“…
Тут же у столика он представил нас друг другу.
Окунь не узнал меня.
Между тем я знал даже и его фамилию.
После увольнения из конторы в качестве частного охранника я недолго нес службу у входа в отель на Арбате.
Была пора неопределенности, неясного будущего.
Отель значился частным, но в отношении соотечественников в нем еще действовали старые советс shy;кие инструкции…
ЧП произошло в мое первое дежурство.
Вновь прибывших было несколько, они приехали компанией. Я впервые увидел по-настоящему богатых молодых накачанных бизнесменов, тех, кого уже называли новыми русскими.
Их было несколько человек.
У всех имелись брони на номера.
Крепкозадый, плотный, с маленькими ушами и чуточку разными глазами, Окунь показался мне круче и опаснее других.
С ним разговаривал не я, а мой напарник, знавший здешние порядки. Я занимался с уголовного вида мужиком, которого все называли Пастором. У него было бледное прозрачное лицо с покрасневшими крыльями носа и веками.
Пастор заказал номер на двоих:
—Я с женой…
Через несколько минут после вселения ко мне вниз, в офис охраны, спустилась администратор:
— Там клиент наверху. Вы пропустили. У него нет свидетельства о браке! Паспорта на разные фамилии.
— Он священнослужитель… — вмешался мой более опытный напарник. — Пастор!
— Тем более! Им запрещено жениться… Срочно решайте. Иначе штраф наложат на вас.
— Он тут с Окунем!
—Ничего не знаю! Платить придется новому секьюрити!
Штраф составлял треть моей зарплаты. Я быстро поднялся в номер:
—Где Пастор?
Полнотелая полураздетая девица стояла посреди номера.
На ней был прозрачный бюстгальтер и пояс с болтавшимися резинками. В номере пахло дорогими духами.
— Сюда нельзя… — Она сделала шаг ко мне, пытаясь закрыть дверь. — Он переодевается!
— Перебьется!
Я прошел внутрь, открыл дверь во вторую комнату. Пастор действительно стоял в плавках.
—Ты что ж мне фанеру вешаешь… Ты с кем приехал! С женой?!
Пастор был ушлый, опытный жук. Он улыбнулся:
—Сейчас решим. Администратор просто хочет на лапу. Я знаю ее! Сейчас разберемся…
Через несколько минут в офисе появился крепкозадый плотный Окунь с разноцветными глазами.
За ним чувствовалась сила. Без лишних телодвижений и суеты он навел порядок. Действовал-де от имени какого-то крупного авторитета — тогда я впервые услышал эту фамилию, звучавшую, как ирландская…
—…Человек О'Брайена. Не поднимай шум…
Инцидент разрешился в секунду. Кому-то сунули, кого-то напугали.
Я сел за свой иерусалимский компьютер и тут же поднялся. Бесполезно делать вид, что ничего не случилось. Труп не мог уйти из квартиры сам!
