Илья Деревянко - Пропуск в ад
— У меня гемофилия, — хладнокровно сообщил он. — Если продырявите плечи — до допроса не доживу. Попробуйте взять голыми руками, если не боитесь. — Он внезапно направил сигарету мне в лицо. Я рефлекторно отклонился. Послышался негромкий щелчок, и вылетевшая из «сигареты» игла вонзилась в шею одному из прыщавых. Закатив глаза, тот рухнул на пол.
— Мощное успокоительное, — все так же холодно пояснил Лисянский. — Когда животное на съемках выходит из-под контроля…
Бац! — его ступня неожиданно врезалась в грудь Сибирцеву. Майора отшвырнуло назад.
— Разберись с оставшимися двумя, — бросил я Косте и ядовито-ласково обратился к Могиле: — Ну-с, гемофильный терминатор ты наш, иди к папочке! Кровь обещаю не пускать, но потроха отобью.
— Размечтался, фраер дешевый, — презрительно скривился он. — Таких, как ты, я десятками в стойло ставил… Кий-я-я-я!!! — высоко подпрыгнув, он попытался садануть мне ботинком в переносицу. Мягким блоком, переходящим в захват, я увел атакующую конечность вниз по часовой стрелке. Перевернувшись в воздухе, Лисянский приземлился на четвереньки, получил от меня ногой под ребра, с хрипом откатился к столу, с грехом пополам поднялся и принял каратистскую стойку. Лицо его из надменно-презрительного превратилось в жалкое, перекошенное от боли и… страха.
— Ну и чего ты понтовался, придурок? — искренне удивился я. — «Десятками… в стойло»… Да куда тебе! Тоже мне, супервоин! Заурядная киука-шинкай.[4] Максимум — коричневый пояс. Слушай, тебе правда потроха отбить или сам сдашься, здоровье побережешь?!
Вместо ответа Могила вновь попытался атаковать (вот ведь упрямый дятел!), нарвался на прямой встречный в подбородок и потерял сознание. Перевернув его лицом вниз, я защелкнул на широких кистях самозатягивающиеся наручники, сноровисто обыскал одежду, обнаружил связку ключей, сунул ее к себе в карман и осмотрелся по сторонам. Давешней красотки в помещении не было. В дальней стене виднелась распахнутая настежь дверь. В вольере с возбужденными козлом и павианом жались к решетке лысый с прыщавым. Четвероногие порно-звезды рвались с цепей, норовя дотянуться до них.
— Разобрался, изолировал, — перехватив мой взгляд, лаконично пояснил Сибирцев.
— Ни-и-и-на-а-а-ада!!! — хором верещали оба ублюдка. — Цепи непрочные. Вы-пус-ти-те-е!!! Они же нас вместо той бабы!..
— Женщина когда ушла? — не обращая на них внимания, спросил я товарища.
— Не знаю, — пожал плечами Костя. — Наверное, пока я этих в вольер закидывал.
— Ну, пойдем тогда. — Я подобрал с пола видеокамеру, убедился, что она не пострадала при падении, повесил на плечо и обратился к Сибирцеву: — Тащи наверх нашего каратиста, а я пойду первым — подстрахую. Если там еще один пост, то попадем как куры в ощип…
Поднявшись по длинной каменной лестнице, мы очутились на заднем дворе клуба. Никакого поста там не оказалось. В небе мерцала россыпь звезд, бледно светила луна. Из окон «Альфы-К…» доносились пьяные вопли, игривые взвизгивания шлюх и обрывки непотребного пения волосатого «барда». Там вовсю продолжалось веселье. Посреди двора стояли два одинаковых черных «Мерседеса».
— Который твой? — спросил Сибирцев очнувшегося Лисянского, с силой потянув наручники вверх.
— Об-ба-а-а! — болезненно простонал пленник. — Но левый… немного… барахлит. Хва-а-атит!
— Сигнализация? — будто не слыша его, продолжал Костя.
— Отключена! Мои тачки зде-есь никто-о-о не посмеет тронуть… Отпусти-и-и-и!
Я сделал знак напарнику. Тот немного ослабил давление.
— Где ключи от правого? — Я поднес связку к глазам Могилы.
— Вот. — За отсутствием рук он ткнул в нужный ключ носом.
— Отлично, — улыбнулся я. — Давай прокатимся в одно уютное местечко!..
Глава 4
«Уютное местечко» представляло собой старинное, заброшенное кладбище самоубийц за чертой города. Облюбовали мы его в процессе подготовки операции, исходя из следующих соображений:
1. Кладбище издавна пользовалось дурной репутацией, а потому никто, даже бомжи и пьяницы предпочитали сюда не соваться. Ни днем, ни тем более ночью.
2. Удобство проезда. Оно находилось в пятнадцати с половиной километрах от кольцевой дороги, метрах в пятистах от Ленинградского шоссе. То есть нам не приходилось петлять по улицам Н-ска.
3. Поскольку кладбище заброшенное, никем не посещаемое, то тут и схороним господина Лисянского, ежели вдруг помрет при наркодопросе…
Затормозив у ветхой полуразвалившейся ограды, я первым вышел из машины. Следом вывалился Могила, грубо вытолкнутый Сибирцевым. Затем появился сам Костя, пошарил в кустах и достал оттуда две заранее приготовленные лопаты.
— Это зачем? — голос «крутого» заметно дрогнул.
— А ты угадай, — подмигнул я.
Костя зловеще ухмыльнулся. По телу Лисянского прошла длинная судорога, губы затряслись. Лицо превратилось в маску безмолвного ужаса.
— Топай, — пихнул его в спину я. — И не бзди… пока. Если будешь себя хорошо вести, лопаты, возможно, и не понадобятся.
Приободренный таким образом пленник понуро зашагал среди осевших, неухоженных могил без крестов. Первым шел Сибирцев, выбирая удобную площадку (или полянку). За ним сгорбленный Лисянский и в арьергарде — ваш покорный слуга. Вокруг стояла мертвая тишина. Простите за избитое выражение, но тишина действительно была мертвой: ни криков ночных птиц, ни звуков, ни шорохов… Словом, ничего! Только легкий шелест наших шагов по неровной тропинке. Повсюду, окруженные прошлогодним бурьяном, росли старые, корявые деревья. В бледном свете луны они отбрасывали странные, шевелящиеся тени, похожие на чудищ из кошмарных снов. В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Сильно пахло гнилью и плесенью. Короче, местечко было то еще! Даже у такого толстокожего типа, как я, нет-нет да пробегали по спине мурашки. Как потом признался Костя — у него тоже. А Лисянского вовсе колотил зверский озноб. Время от времени авторитет жалобно всхлипывал и пускал носом пузыри. Дошел, голубчик, до кондиции!..
— Здесь, — объявил, наконец, Сибирцев, указывая на большую поваленную плиту из серого гранита. На ней виднелась полустертая надпись: «Палтусов Вальдемар Изяславович. 1885–1910 гг. Жертва несчастной любви».
— Присаживайся, — велел я пленнику, содрал с него водолазку, достал из кармана заранее заготовленный шприц с пентоналом натрия и деловито осведомился: — У тебя сердечко в порядке? Не барахлит?!
— Н-нет, — выдавил он.
— Вот и ладушки, — улыбнулся я, загоняя шприц в вену. — Авось поживешь еще. На нарах, разумеется…
Спустя положенный промежуток времени препарат подействовал. На лице допрашиваемого выступил пот, глаза затуманились, приобрели отсутствующее выражение. Могила начал охотно отвечать на любые, заданные ему вопросы, и мы с Костей, образно выражаясь, сели в лужу!..
За период с 1991 года по нынешнее число Могила без запинки сознался в оптовой и розничной торговле наркотиками, в похищениях людей, в зверских пытках (порой со смертельным исходом), в киднепинге, шантаже, сутенерстве, в продаже русских девушек в азиатские бордели, в черном риелторстве, в крупных регулярных взятках милицейским и гражданским чинам всех уровней (далее следовал их полный перечень с именами, фамилиями, должностями), в давней, небескорыстной дружбе с неким известным госдеятелем либерального толка (вот основная причина его непотопляемости!) и т. д. и т. п. А также в восьмидесяти девяти убийствах, совершенных как лично, так и чужими руками. Однако ни к ликвидации «Окуня», ни к убийству Малышева с дочерью он не имел ни малейшего отношения. Связей с иностранными разведками не поддерживал и, следовательно, оказался вовсе не тем современным Мариарти, которого мы искали. Кстати, на момент гибели Малышевых Лисянский имел железное алиби, поскольку именно в тот день и час занимался съемками очередного порнофильма с участием загадочной доброволицы и дрессированных животных. Об этой стороне его «бизнеса» стоит рассказать более подробно. (Со временем поймете почему. — Д. К.) Итак, допрос проводил Сибирцев, а я снимал происходящее на трофейную видеокамеру.
Сибирцев: Кто те женщины, которых терзают козлы и обезьяны в твоих порнофильмах?
Лисянский: Понятия не имею. Я знаком только с поставщиком.
Сибирцев: Как его зовут?
Лисянский: Владлен Артурович.
Сибирцев: Фамилия?
Лисянский: Не знаю.
Сибирцев: А кто он вообще, по жизни?
Лисянский: Точно не скажу. Вроде бы коммерсант. То ли владелец, то ли совладелец, то ли зам. начальника одной частной фирмы.
Сибирцев: Название? Род деятельности фирмы?
Лисянский: Он не говорил, а я не спрашивал. Какая мне, собственно, разница?
