Михаил Серегин - Честное слово вора
– А кого они захватили? И где теперь заложник? – спросил тот же голос.
– Заложник в ходе спецоперации был освобожден и переправлен в безопасное место, – еще более значительно заявил подполковник. – Больше я вам про него ничего сказать не могу, уж не обессудьте, сами понимаете почему, чай, не маленькие.
Подполковник был неплохим психологом и прекрасно знал один почти беспроигрышный прием общения с толпой. Если хочешь объяснить что-то, что с трудом поддается объяснению, нет ничего лучше, чем с доверительным видом сказать нечто вроде: «Ну, что я вам рассказываю, вы это и сами не хуже меня понимаете» – после этого никто не захочет продолжать эту тему, опасаясь показаться глупее прочих.
В этот раз все получилось именно так и больше про несуществующего заложника никто не спрашивал, хотя было совершенно непонятно, почему его личность и местонахождение окутаны такой тайной. Зато, наконец растолкав соседей, в первый ряд пробилась толстая склочная бабка из восемнадцатой квартиры – та самая, что была ужасно оскорблена тем, что на нее не обратили должного внимания. Не тратя времени попусту, она сразу же набросилась на подполковника с обвинениями и страшными угрозами, практически теми же самыми, что высказывала его подчиненному.
– Женщина, успокойтесь, – спокойно и чуть брезгливо ответил подполковник, дождавшись, когда она на секунду умолкнет, чтобы перевести дух. – При проведении спецопераций ордер не обязателен, а поскольку вам, насколько я понимаю, не причинили никакого ущерба, то и жаловаться совершенно не на что.
Бабка не успокоилась и продолжала кричать о моральном ущербе, неуважении к старости и своих заслугах, но больше подполковник на нее внимания не обращал. Еще кто-то из жильцов спросил у подполковника о том, что сталось с бандитами: тот стал многословно объяснять, что двое из них пытались оказать вооруженное сопротивление и были убиты, а один задержан и доставлен в ближайшее отделение. Потом из толпы спросили, какое именно сопротивление оказывали бандиты, а также чего именно они требовали и много ли милиционеров участвовало в задержании.
На некоторые вопросы подполковник отвечал, от некоторых уклонялся, а в целом было очень похоже на то, что он чего-то ждет и именно поэтому до сих пор не отказался от участия в этой импровизированной пресс-конференции. Непонятно было только, чего именно он ждет. Быть может, кого-то из своих людей с докладом?
В самый разгар разговора из подъезда показался еще один камуфляжник в маске «ночь». Спокойным и уверенным шагом он прошел мимо двоих таких же, стоящих у подъезда, даже сделал два шага по направлению к подполковнику, как будто хотел о чем-то доложить, но тут, словно вспомнив что-то важное, свернул к одной из машин. Его силуэт на мгновение мелькнул в свете фар и тут же растворился в ночной темноте. Никто не обратил на него ни малейшего внимания – слишком много последние полчаса маячило около подъезда таких безликих фигур, чтобы глазеть на очередную, ведущую себя к тому же совершенно естественно. Никто не обратил внимания и на то, что скрывшийся за машинами человек в камуфляже оттуда уже не появился, словно его и не было.
Глава 5
Генерал Коробов сидел за столом в своем кабинете, опустив подбородок на сплетенные в замок руки и глядя на дверь. Как всегда, перед тем как приняться за какое-нибудь важное дело, он позволил себе на несколько минут расслабиться и сейчас сознательно старался думать не о проблемах, решать которые ему предстояло, а о чем-нибудь постороннем и малозначительном. «Не мешало бы новую дверь поставить, эта уже совсем неприличная стала», – мелькнула у него в голове неожиданная мысль.
Дверь кабинета начальника службы криминальной милиции Магаданской области и в самом деле не меняли уже лет десять, а то и побольше. Она помнила и предыдущего хозяина этого кабинета, ушедшего на повышение и получившего кабинет пороскошнее, и его предшественника, ушедшего со своего поста на пенсию, а может быть, и более ранние времена.
Взгляд генерала сместился с двери и пробежал по всему кабинету. Обстановка была казенная и неуютная, вдоль одной из стен стояли несколько разномастных обшарпанных шкафов с различными бумагами, справочниками и многочисленными изданиями российских законов: у второй стены находились несколько стульев, на которых обычно сидели подчиненные Коробова во время совещаний. Половина этих стульев были такими, что вынеси их сейчас на помойку, так и не польстится никто.
Взгляд Коробова дошел до его собственного стола: несколько телефонов, компьютер далеко не последней модели и матричный принтер; потом поднялся к потолку, который давно уже пора было белить; скользнул по стенам; задержался на подоконнике с полузасохшей геранью. Выкидывать цветочек было жалко, а нормально заботиться о нем он постоянно забывал.
«Надо бы обстановку подновить и ремонт нормальный сделать, – продолжил свою мысль генерал. – А то живу, как при царе Горохе…» Такие мысли посещали его уже не первый раз, но только мыслями до сих пор все и ограничивалось. И дело было не в том, что не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Возможность устроить в своем кабинете хоть евроремонт у полковника была, не пришлось бы даже слишком сильно напрягаться, но дело было в том, что в отличие от большинства своих коллег Коробов не считал благоустройство своего рабочего места делом по-настоящему важным, и руки у него до этого постоянно не доходили. Поэтому единственным действительно современным предметом обстановки в его кабинете был стоявший у него за спиной сейф, в котором полковник хранил наиболее важные и секретные документы и все прочие вещи, требовавшие особо тщательного присмотра.
«Ладно, это не к спеху, вот разберусь с важными делами, тогда и ремонтом можно будет заняться», – традиционно завершил свои мысли о благоустройстве кабинета Коробов, снял трубку с внутреннего телефона и набрал короткий номер:
– Синякин? Да, я… Зайди ко мне в кабинет… Ну, не то чтобы совсем срочно. Ты что сейчас делаешь? Ясно. Ну, вот допишешь и приходи… Тебе, кстати, документы по Степанову приносили? Ознакомился? Ну, вот и отлично. В общем, я тебя жду.
Коробов положил трубку и решительным движением придвинул к себе толстую картонную папку, лежавшую на краю стола. На ней была наклеена полоска бумаги, на которой красовалась лаконичная надпись: «Степанов Николай Иванович (Коля Колыма)». Коробов открыл папку и глянул на первый лист.
Так… Родился в семьдесят первом году, четвертый ребенок в неполной семье, отец от них ушел, когда ему было восемь лет, мать детей содержала очень плохо…
Ясно, в общем, вполне обычная история. У подавляющего большинства блатных было такое же или почти такое же трудное детство, которое заставляло их очень рано взрослеть и самим добывать себе средства к существованию. Значит, и Коле с очень раннего возраста приходилось заботиться о себе самому, и это наверняка наложило на его характер соответствующий отпечаток. Он привык рассчитывать только на свои силы, стал жестоким и недоверчивым. Что ж, такие обычно и становятся авторитетами в уголовном мире, ничего удивительного.
Так, что там дальше? Мореходное училище, после него работал гарпунером на китобойном судне. Ого! Серьезная профессия. Значит, кроме всего прочего, он смел и очень силен физически – слабаков и хлюпиков среди гарпунеров нет и быть не может. Впрочем, проработал он совсем недолго – чуть больше полутора лет, – потом началась его уголовная карьера.
Так-так, это уже интереснее. Коробов внимательно вчитался в написанное.
Всего у Коли Колымы до сих пор было четыре ходки, все четыре от звонка до звонка, все четыре за кражи.
И правда, образцовый вор. Надо же, встречаются еще такие. И кражи все очень характерные. Начал, как и подавляющее большинство воров, с мелочи, за которую и получил всего полтора года; следующая уже серьезней – соучастие в краже недельной выручки из крупного магазина. Здесь он уже работал не один; ну да, правильно, пока срок мотал, успел свести знакомство с опытными ворами. А последние два срока за кассы: одна – крупного завода, а вторая – ресторана. Недурно, что и говорить.
Так, дальше…
Это официальная информация, а что там с оперативной, полученной из неофициальных источников? Ага… В зонах был в полной отрицаловке, ни на какое сотрудничество с администрацией никогда не шел, репутацией обладает совершенно незапятнанной, во всяком случае, «косяков» за ним не замечено. Правдоискатель, ревнитель блатных понятий и традиций, обладает обостренным чувством справедливости, которое не боится проявлять даже тогда, когда это представляет для него серьезную опасность.
В этом месте в папку было вложено три рукописных листа, на которых неизвестный информатор подробно описывал, как во время своей второй ходки Коля Колыма заступился за какого-то незнакомого ему зэка, мотавшего первый срок, на которого от скуки наехали три кавказца и хотели его по беспределу опустить. Дело кончилось серьезной дракой, из которой Колыма вышел с двумя сломанными ребрами и рассеченной головой. Но он ушел с места драки сам, а кавказцев унесли.
