Андрей Орлов - Экипаж. Предельный угол атаки
– А задняя скорость для чего? – возразил Серега. – Пардон, мадам, обознался, я к вашей соседке…
– И как это у тебя получается? – с досадой осведомился Витька.
Серега снял маску, искоса глянул на Карпатова. Командир не возражал – мели уж, Емеля.
– Запомни, сынок, и детям с внуками передай. Бабы тоже люди. Бабы тоже хотят. – Довольный говорун откинулся в кресле, можно подумать, изрек глубокую мысль.
– Ну, не знаю, – разочарованно протянул Витька. – Я на Нинку сколько потратил!.. А толку? И так ухаживал, и эдак, и жениться предлагал. А чем закончилось?
– И прожили они долгую семейную сцену. – Глотов хмыкнул.
– Без обид? – Серега усмехнулся. – Ты же знаешь, я твою Нинку долго не уламывал. И в косяки не упиралась, когда в койку тащил. Ну, не мог я смотреть на ее мучения с тобой.
– Конечно, ты же красавец у нас писаный, – буркнул заалевший Витька. – Девица ты наша красная.
Команда грохнула хохотом.
– Ну, не красавец я, конечно, – важно изрек Серега. – Но никому еще не был противен. Понимаешь, Витек, я разгильдяй по жизни, а ты серьезный, основательный и дико положительный мужчина. Ты их грузишь под завязку. Я предлагаю секс и быстро разбежаться, чтобы больше не встречаться. Если увидимся, ничего страшного – еще раз разбежимся. А ты им судьбу преподносишь. Чуешь разницу между судьбой и удовольствием на скорую руку? Вот они и тянут, взвешивают… – Он вскочил.
– Сядь! – сказал Карпатов.
Серега послушно плюхнулся на место.
– Существует мнение, что женщину хлебом не корми, а дай создать семью, – заметил Глотов. – Замуж они хотят.
– Хотят, – согласился Серега. – Но секс и тяжелая семейная жизнь – две разницы. Там легкий кайф, а тут целая вечность. А новое поколение выбирает пепси.
– А еще прокладки, средства от прыщей, кариеса и накипи, – буркнул Глотов.
– Ага. – Серега заржал. – Одобряю, Витек, твое стремление создать семью. Ты же сирота… оно психологически понятно. У тебя отца-матери никогда не бывало.
– Есть отец. – Витька уставился в пол. – Владимир Иванович…
– Это да, – согласился Серега. – Командир нам всем отец родной. Особенно вон Вакуленке. Не, мужики, вы не сечете. – Серега снова вскочил. – Вот покупаешь ты часы, Витек. Или машину. Ты их, блин, перебираешь, присматриваешься, что-то спрашиваешь у продавца, уйму времени загубишь, пока купишь. Потому что надолго. А батон колбасы…
– Ты сидеть можешь? – вздохнул Карпатов, посмотрев на часы.
Сорок минут в воздухе. Пролетели Иран.
– Да не могу я! – разозлился Серега. – Задница устает. Не уставала бы, я стал бы писателем.
Машина вошла в зону турбулентности. Пилоты терпеливо и привычно ждали, пока закончится тряска. Самолет немного снизился. Под ним расстилался марсианский пейзаж: голая каменистая земля, невысокие горы, от которых убегали цепочки отрогов, сухие прокаленные осыпи. С севера приближалась фиолетовая туча.
– Тоска, мужики. – Серега глянул в иллюминатор. – Афганистан, чтоб его!.. Как тут люди живут?
– В Афганистане я пока невесту не искал, – задумчиво пробормотал Витька.
– Здесь нет невест, – подал голос Карпатов.
Он пристально глядел перед собой, сжимая штурвал. В голову командира экипажа снова забирались дурные предчувствия.
– Местные барышни, конечно, специфичные, – вещал Глотов. – Впрочем, была у меня тут одна, чего уж греха таить. Валя из особого отдела. – Маска меланхолии улеглась на маловыразительное лицо штурмана.
– Когда? – удивился Витька.
– Давно. – Глотов вздохнул. – Двенадцать лет назад, в восемьдесят третьем. Ты еще в трусы мочился. Поймали меня по пьяному делу, доставили в особый отдел, а там эта нимфа. Ранили Валюшу через полгода, из «Мухи» по штабу засадили. Народу тогда полегло – страсть. Но вроде ничего, оклемалась, замуж вышла в девяностом. А меня забыла. Всех забыла. Заново жизнь начинала. Так бывает, медики называют такое состояние транзисторной глобальной амнезией.
– Ты шо, воевав тут? – не сообразил Вакуленко.
– Нет. – Глотов помотал головой. – Свиней выращивал да на танцы бегал. Эх!.. – Он вновь прилип к стеклу. – Забросили здесь все, запустили. А ведь при наших, если разобраться, не только воевали. Тысячи тракторов сюда привезли поля пахать, земельную реформу проводили, мелиорацией занимались, пустыни обводняли.
– Зачем мы в Афганистан полезли? – Серега пожал плечами. – Своих проблем, что ли, не было? Бабок уйму вбили. Запустили эту мульку про интернациональный долг.
– Это не мулька. – Глотов напрягся. – Мы свой долг тут выполняли.
– Солдатский – да, – согласился Серега. – Но интернациональный… Перед кем, позвольте спросить? Ты же воевал, знаешь, кто такие афганцы. У них один Аллах на уме, а твой социализм им глубоко по барабану.
– Да, возможно, – неохотно признал Глотов. – Неверными нас считали. Бросались на танки с голыми руками, умирали за Аллаха. Им головы запудрили. Мол, смерть в бою служит пропуском в рай, а там уже ждут каждого семьдесят две девственницы, море жрачки, вечное блаженство. Для них и русского убить почетно, и самому копыта отбросить. Убьешь врага в бою – станешь гази, воином ислама, прикончат тебя – будешь шахидом, мучеником за веру. Вот и лезли под пули, а потом их родственники клялись нас убивать, потому что кровная месть у них. Но не все такие. Были прекрасные парни с абсолютно нормальным пониманием жизни.
– Серега прав, не стоило влезать в эту мясорубку, – заявил Карпатов. – Сколько наших полегло! А по поводу того, зачем ввели войска… Не постичь нам великие тайны Кремля, коллеги. Одни считают, что вторжение в Афган было первой ласточкой. За ней рывок к Персидскому заливу и Индийскому океану. Другие думают, что мы охраняли нашу Среднюю Азию от вторжения дикого ислама, третьи – что у нас вообще никаких планов не было, просто воспользовались моментом и прибрали то, что плохо лежало.
Беда пришла внезапно. Мимо лобового стекла с оглушительным ревом пронеслось гладкое тело истребителя, ушло в фиолетовую тучу.
– А? Шо? – Вакуленко вытянул цыплячью шею.
– Черная кошка дорогу перелетела, – заявил Глотов и машинально хмыкнул.
– Сколько всего неожиданного. – Витька икнул. – А ведь ничто не предвещало чудес!..
– Вроде наш, – неуверенно заметил Серега.
– Какой, к дьяволу, наш, – со злостью проговорил Карпатов. – Откуда в Афганистане наши истребители? Шесть лет, слава Аллаху, как вышли… – Он не сдержался и заорал, багровея: – Совсем они там охренели?! Какой у них эшелон?!
– Товарищ командир! Владимир Иванович! Вас! – Витька побледнел, стащил наушники, протянул Карпатову.
– Жена звонит, – неуверенно пошутил Глотов. – Соскучилась.
Карпатов нацепил наушники, уже догадываясь, что не услышит ничего приятного.
Сквозь треск помех прорезался голос диспетчера, твердящего на ломаном английском:
– Борт четырнадцать двадцать семь, приказываю вам посадить самолет. Борт четырнадцать двадцать семь, приказываю вам посадить самолет…
Он усмирил нахлынувшую панику, резко повернулся к штурману Глотову и спросил:
– Где мы, Сашка?
– Кандагар, Владимир Иванович.
Столица одноименной провинции. Ну и хрень!..
– Сожалею, но мы не можем посадить самолет, – ответил по-английски Карпатов. – Мы следуем в другой аэропорт.
Снова, разрывая барабанные перепонки, мимо пронесся истребитель, но теперь не скрылся в облаках, а проделал дугу и пристроился к левому борту транспортника. Самолеты летели рядом, была видна потертая советская символика на фюзеляже, улыбающаяся физиономия пилота. Летчику было немного за сорок, он обладал располагающей внешностью, улыбался широко и добродушно.
– Говорю же, наши, – неуверенно сказал Серега.
– Хренаши, – зло отозвался Карпатов. – Из прошлого вылезли.
Витька икнул и заявил:
– А я читал, бывают такие дыры в пространственно-временном континууме. Летишь, летишь, и – хлобысть! – ты уже в другом времени.
– Командир, а шо мы веземо? – спохватился Вакуленко.
– Володя, здравствуй. – Эфирные помехи пропали, и голос пилота истребителя прозвучал в наушниках до изумления четко.
Карпатов видел, как тот приветливо помахал рукой.
– Адель? – спросил он неуверенно.
– Рад, что узнал.
– А это что за крендель? – изумился Серега.
– Старый знакомец, – шепнул Карпатов. – Вместе учились в Вологодском училище. Афганец. В то время их много училось у нас. Приятелями почти были. Способный малый.
– Приказываю посадить самолет для досмотра, – снова затрещал в наушниках афганский диспетчер. – В случае неподчинения вы будете посажены принудительно. – Он коверкал английские слова, возникало такое ощущение, что зачитывал по бумажке.
