Максим Шахов - В прицеле – Олимпиада
— Ну, как тут? — небрежно спросил он дежурного. — Премьер-министр еще не приезжал?
Тот при приближении начальства вытянулся и козырнул своей ладонью-лопатой.
— Никак нет! Да что вы, товарищ вице… генерал!
— А кто после нас приезжал?
— Да был какой-то хмырь на «Хаммере». Аш три.
— В смысле — «Хаммер — эйч три»?
— Ну да, махонький.
— Понятно. Продолжайте нести службу, старший прапорщик. Вас, кстати, как звать?
— Мыкола. Николай то есть, — снова козырнул он ладонью-лопатой.
— В машинах хорошо разбираешься.
— А то! Я и водитель, и механик — высший класс. Прима-люкс!
— Эх, Мыкола, — вздохнул Старостин. — Кабы ты в людях так разбирался, я бы тебя к себе в отдел взял.
— Лейтенантом?
Старостин немного замялся. Врать он не любил.
— Ага… младшим лейтенантом.
— Да хоть самым младшим! Возьмите, будь ласка! Товарищ вице-маршал, да я вас… я вам…
Старостин окончательно смутился:
— Ну ладно. Поглядим.
И направился к спортзалу. У входа, рядом с «Субурбаном» Поручика, приткнулся черный лакированный «Хаммер» с затемненными стеклами. Это была модель «Н-3», уменьшенная копия военного внедорожника, предназначенная для езды по городу. Машина с кучей недостатков, но страшно престижная. Генерал-полковник Ковригов, издалека определив, куда направился его заместитель, заторопился туда же. В двери спортзала они вошли вместе.
— Где у вас тут зал борьбы? — спросил Старостин.
— Вон, направо по коридору, — указал Ковригов. — А почему ты думаешь, что он?..
— Интуиция, — отрезал Старостин.
Из-за двери борцовского зала послышался звучный шлепок, словно упало что-то увесистое. Потом раздались голоса.
— Вазари!
— Нет, максимум — юко. Давай в стойку.
Это был диалог людей, сосредоточенных на важном деле. Старостину вспомнились старые добрые времена, когда пенсионеры на бульварах и в скверах имели обыкновение собираться, дабы сгонять партейку в шахматы или домино. При этом игра обычно сопровождалась оживленными разговорами.
— А мы вашу пешечку съедим.
— А мы рокирнемся.
— Дуплюсь.
— Рыба!
— Шах и мат!
И здесь текст был похожий.
— А как вам «окури-аси-харай» — подсечку в темп шагов? Битте шён!
Бум! Последовал мягкий, но звучный удар тяжелого предмета о гулкий помост.
— Данке бардзо! А не угодно получить «о-сото-гари» — отхватик?
Послышалась громкая возня, затем восклицание:
— Отвечаю «о-сото-гаэси»!
Голос был уверенным, чуть хрипловатым и хорошо знакомым. Его можно было часто слышать с экрана телевизора.
Раздался шум, изобличающий падение как минимум двух тел. За ним последовал негромкий смех довольного человека.
— Будем считать — «хикивака», ничья! — предложил голос, хорошо знакомый россиянам.
— А если удушающий в стойке? За одноименные отвороты? — Старостин узнал в говорившем Поручика.
Вице-адмирал, конечно, не мог ждать, пока тот примется душить премьер-министра и экс-президента страны одноименными отворотами. Впрочем, разноименными тоже. И вошел в зал.
Пол помещения покрывали зеленые прямоугольники борцовского ковра-татами, образуя квадрат десять на десять метров. Посреди квадрата пыхтели двое в белых рубчатых дзюдоистских кимоно с черными поясами, вцепившись друг другу в отвороты курток.
Тот, что помоложе, как будто и в самом деле собирался задушить того, что постарше. Но это оказалось непросто. Тот вывернулся, перехватил своего более молодого противника за рукав и потянул на бросок. Но дзюдо не самбо. В его руках осталась только куртка, а ее обладатель сосиской выскользнул из своей оболочки.
— Согласен на ничью, — сообщил молодой.
Старостин кивнул на него Ковригову:
— Вот это Поручик. Который командиров и начальников фильтрует и в строгости держит. Я тебе про него говорил.
— А как он относится к главам государства и правительства? — с заметным беспокойством поинтересовался Ковригов.
— Не волнуйся, — утешил его Старостин. — Их он любит. Прямо души не чает. Да ты сам посмотри.
И в самом деле, Поручик хоть и попытался только что на их глазах, прямо в стойке, задушить премьер-министра страны Правдина, теперь обращался с ним весьма бережно и дружелюбно. Глава правительства платил ему тем же.
— Молодец! — радостно сказал Правдин. — Давно я так не потел. Ладно, пошли, сполоснемся.
Ковригов сунулся было к премьер-министру:
— Василий Васильевич! А мы вас…
Но тот только отмахнулся:
— Потом.
И направился следом за Поручиком в душ. Помещение было оборудовано двумя рядами кабинок. Недавние противники и тут заняли кабинки напротив друг друга.
— Ну что, поиграем в контрастные процедуры? — предложил Правдин.
Голицын кивнул. Они с друзьями часто так развлекались после тренировки. Для этого использовались две душевые кабины — лучше одна напротив другой, как сейчас. Сначала оба соревнующихся включали теплую воду. Постояв под ней некоторое время, один немного прибавлял горячей воды, а другой — холодной. И менялись кабинками. Потом тот, что был в горячей, делал ее еще немного горячее, а тот, что в прохладной, — немного холоднее. И снова менялись местами. Спустя несколько минут из одного душа лился едва ли не кипяток, а из другого — ледяной водопад. Проигрывал тот, кто не выдерживал первым.
Помывка сопровождалась громкими восклицаниями. Вспоминали тренеров.
— А ты Михалыча застал? — спрашивал Правдин.
— Из московского «Динамо»? А как же! Молоток был старик, — соглашался Поручик.
— Еще до московской Олимпиады, — вспоминал Правдин, — из Западной Германии два фирменных татами привезли для чемпионата Союза в Киеве. Так Михалыч их перехватил и у себя в зале постелил. Заныкал. Мы когда из Ленинграда в Москву приезжали, всегда на «Динамо» тренировались.
Поручик тоже предался воспоминаниям:
— А еще про Михалыча говорили, что на соревнованиях он привозит своих борцов за пять минут до конца взвешивания, за минуту до схватки начинает их обучать передней подножке, а во время схватки все время норовит выбежать на татами и проделать ее сам.
— Точно! — рассмеялся премьер. — А ты давно его не видел? Он сейчас в Красной Поляне банный комплекс строит для спортсменов. Там у него и финская сауна, и японская офуро, и русская баня, и турецкая…
Тут Ковригов не удержался, постучал в дверь душевой и сунул голову.
— Василий Васильевич, а мы вас обыскались! — осторожно напомнил он о своем существовании.
От кабинки с горячей водой валил пар, от холодной — чуть не ледышки разлетались. Но Правдин и Поручик, казалось, испытывали сущее райское блаженство. И ни один из них, похоже, не собирался уступать.
— Сейчас выходим. Ну что, снова хикивака? — послышался сквозь шум воды голос премьера.
Поручик и тут не стал возражать и снова согласился на ничью.
Через минуту они вышли из душевой и направились в раздевалку. Старостин с Ковриговым опять вынуждены были деликатно расположиться при дверях. Наконец, посвежевший и слегка раскрасневшийся Правдин предстал перед ними.
— А мы тут с Денисом Васильевичем размялись немного, — пояснил он. — Техничный паренек. И сильный. Запросто мог меня в стойке удушить захватом за одноименные.
Ковригов насупился:
— Да кто же ему разрешит душить главу правительства, да еще в стойке… Разве можно?
Но Правдин отмахнулся:
— Можно, еще как. Это же дзюдо — победа умом. Чувствую, пожалел он меня.
— Что есть, то есть, — пробормотал Седой. — Добрый он, даже слишком. Я ему часто говорю, что доброта его погубит. Только все без толку. Он же у нас двухпроцентник.
Правдин не понял. Старостину пришлось ему разъяснить:
— Дело в том, что если спецподразделение более двух месяцев не выходит из близкого боевого контакта, то девяносто восемь процентов его личного состава сходит с ума. Это статистика. Резать глотки, стрелять в упор и ходить по трупам непросто. Но, как правило, до этого не доходит. Так долго наши спецы не воюют, это вам не окопные сидельцы.
— А кто же составляет те два процента, которые не сходят с ума? — осторожно поинтересовался премьер-министр.
Старостин зевнул:
— Психопаты. То есть те, у которых уже до этого мозги были набекрень. В обычной мирной жизни такие люди представляют серьезную опасность для окружающих, но в подобной боевой ситуации становятся главной ударной силой подразделения, подлинными героями. Больше того, чем больше в составе подразделения таких двухпроцентников, тем больше у него шансов на победу.
— Так вы хотите сказать, что ваш Поручик психопат? — Премьер-министр поежился.
Вот так борешься с человеком, думаешь — нормальный. А он и вправду задушить может.
