Валерий Рощин - Марш обреченных
Рядом с кроватью что-то упало, покатилось. Включив небольшую лампу в изголовье, увидел бутылку с остатками водки. Пнув ее, плетусь на кухню к водопроводному крану – во рту и в горле сухо, в брюхе горит…
После демобилизации такое случалось часто: во сне я будто разговариваю с собственной совестью. Точнее, оглашаю обвинительную речь. А та, загнанная в угол прямыми и бьющими наотмашь фразами, оправдывается.
– Меня угораздило родиться и жить в удивительной стране! Ей вечно чего-то не хватает, и вечно находится раздражитель – вне границ или в собственной утробе. Она постоянно ищет врагов и с кем-то воюет! – рублю наотмашь.
А совесть еле слышно отвечает:
– Ну, ты же сам говорил: когда в руках власть – нечем взяться за ум.
– Мне не до шуток.
– Понимаю. Тем не менее ты – часть этой страны. И ты один из тех, кто считает ее великой. А великая держава не может жить со всеми в мире – это аксиома. Кроме того… ты никогда не произносил этого вслух, но всегда был уверен: автократические режимы обязаны иметь внешнего врага, чтобы крепла поддержка изнутри. И это – тоже незыблемое правило.
– Слишком много правил для простого офицера морской пехоты. И слишком заумно. Но я всегда был на ее стороне и помогал в любых начинаниях. Прошел все горячие точки, побывал в плену, заполучил две контузии, четыре пули и два осколка. И ни разу не усомнился в ее правоте! Почему же она меня ненавидит и относится как к пасынку – как к лишнему рту в семье?!
– Не будь мелочным, ведь государству некогда заниматься каждым в отдельности.
– Я ощущаю себя отработанным материалом. Мной воспользовались: отняли лучшие годы, лишили сил, выжали до капли всю кровь и выбросили на свалку – за высокий забор. И теперь я могу себе позволить только одно: взирать сквозь щелку забора на блеск и великолепие жизни, построенной за мой счет. Я надеялся, что родина излечит мою израненную душу, даст глотнуть свежего воздуха и сменит пропитанный пóтом мундир на свеженькую гражданскую сорочку. А на самом деле мне вкололи сильное обезболивающее и обрядили в смирительную рубашку…
Странные диалоги с виртуальной совестью могли продолжаться часами. Они утихали, когда воспаленная память, выпущенная сном на свободу, внезапно подбрасывала давно позабытый сюжет; или разгорались снова и мучили до пробуждения. И так происходило почти каждую ночь.
Напившись воды и вернувшись в комнату, останавливаюсь посреди комнаты.
– Есть такое слово «НАДО»! Ключевое слово в любом подвиге. Или глупости.
Я нахожу наш единственный с Ириной сотовый телефон – старенький, с быстро садившимся аккумулятором. Кажется, на счету еще остаются какие-то деньги. Затем вынимаю из бумажника визитку, на которой строгим шрифтом выведено «Барков Станислав Львович, полковник» и трясущимися пальцами набираю номер…
Тщетно. Данные на раздумье сутки минули, и новый знакомец на звонки не отвечал.
– Сука, – бросаю аппарат на стул, – всего-то и просрочил два часа. Ну и овощ тебе в помощь!..
Ощупываю левую сторону груди, прислушиваюсь к сердцу…
Потом допиваю содержимое бутылки и, рухнув на подушку, забываюсь мертвецким сном.
* * *А рано утром я никак не желаю просыпаться. Кажется, меня долго расталкивала мать, потом плеснула из чайника холодной водой. Лишь после этого я продираю глаза и ошарашенно лепечу:
– Опять, что ли, дождь?
– Вставай, Аркадий! – требовательно шепчет она. – Там человек пришел и уж полчаса дожидается.
– Какой еще человек?
– А я знаю? Представительный, хорошо одетый. Вежливый!
– Да? – скребу небритую щеку. – Ладно. Щас только умоюсь. И это, мам… сооруди чайку.
В небольшой комнате, именовавшейся залом, заложив руки за спину, расхаживает Станислав Львович.
– О, проснулся? – улыбнулся он моему появлению.
– Да. С петухами сегодня не вышло, – пожимаю протянутую ладонь.
– Извини, что ночью не ответил на звонок – не мог. Решил вот утром заехать.
– А-а… откуда ты узнал, что это я звонил? И как нашел, где живу?
– Обижаешь, дружище, – смеется гость. – Или забыл, в каком ведомстве я работаю?
– Ах, да. Присаживайся. Сейчас мама нам чайку принесет.
– Мы можем здесь спокойно поговорить? Дома, кроме мамы, никого?
– Никого. Жена в клинике на обследовании. Говори без проблем.
Барков терпеливо дожидается, пока хозяйка ставит на стол две чашки чая и возвращается на кухню. Сделав первый глоток, спрашивает:
– Ты ведь согласен принять участие в операции, верно?
– Согласен.
– Отлично. Скажи, тебе нравилась профессия офицера морской пехоты?
– Еще бы! Жаль только, что она не слишком-то универсальная.
– Это как понимать?
– Предположим, летчики, моряки, химики, строители и другие узкопрофильные специалисты, уволившись из армии, могут пристроиться и на гражданке. Было бы здоровье с желанием.
– Ты прав – бывшим спецназовцам на гражданке приходится довольствоваться охраной и работой в частных структурах безопасности. Так вот, Аркадий, я предлагаю дело, напрямую связанное с хорошо знакомой тебе спецификой, но хочу предупредить: справиться одному будет невероятно сложно. Поэтому позволь сначала спросить: остались ли у тебя знакомые коллеги, столь же, мягко говоря, не устроенные в жизни?
– Конечно.
– Пожалуйста, перечисли человек пять: возраст, звание, фамилии, специальности, где проживают.
Морщу лоб, чешу затылок и начинаю вспоминать:
– Прапорщик Матвеев Сергей Павлович, возраст – пятьдесят с небольшим, живет в Ставропольском крае, отличный снайпер. Майор Куценко Борис Иванович, служил командиром роты, в год моей демобилизации перевелся заместителем командира батальона морской пехоты, надежный товарищ, мастер спорта по плаванию…
– По плаванию? – переспрашивает фээсбэшник.
– Да. Пару лет даже попадал в сборную ЦСКА.
– Отличная кандидатура. Продолжай.
– Борьке около сорока пяти; после увольнения осел где-то под Ростовом, но слышал, будто уезжал в Штаты на ПМЖ, через полгода вернулся. Давно с ним не виделись; телефон есть – могу позвонить и уточнить.
Замолкаю, пристально глядя сквозь открытое окно на залитый солнцем двор.
Полковник мягко напоминает:
– Эти люди пригодятся нам. И мы вытащим их из небытия – обещаю. Нужны еще двое.
Виновато смотрю на собеседника:
– Остальных, увы, нет в живых: кто погиб в Чечне, кто умер после дембеля, кто спился и влачит жалкое существование. Могу предложить еще одного человека, правда… В общем, это мой лучший армейский кореш – майор Супрун Илья Алексеевич. Сорок три года, в спецназ попал после Калининградского инженерного училища; незаменим в делах, касающихся мин и прочих взрывных устройств. Но дело в том, что он… Короче, он не подходит.
– Почему?
– В зоне Илюха. Попал по дурости в какой-то переплет, а точнее – просто подставили. Получил три с половиной года в колонии-поселении. Так что не подходит.
Допив чай, Станислав уверенно говорит:
– Подходит. Коли твой Супрун хороший подрывник – он нам подходит.
– А как же быть с зоной? Ждать, пока выйдет?
– Где он, говоришь, сидит?
– Под Новороссийском. Полчаса на автобусе.
– В Верхнебаканском поселке?
– Точно. Ездил я туда раза три, посылочку ему передавал.
– Вот и хорошо – обстановку уже знаешь.
– Что-то я тебя не пойму…
– Колония-поселение в Верхнебаканском несерьезная. Насколько я помню, туда направляют за примерное поведение. А рецидивистов и убийц там не держат; охраны мало – кому охота бежать, если срок два-три года?
– Ты в своем уме, Станислав? Ты хочешь, чтобы я организовал побег?! Да и согласится ли Сапа…
– Не кипятись. Я же не предлагаю брать зону штурмом и отстреливать охрану – силовые методы нужны в исключительных случаях.
Изумленно гляжу на собеседника, путаясь в догадках и мучительно отыскивая верное решение. Страсть как хочется подзаработать денег! И в то же время пугает перспектива вляпаться в серьезную авантюру и основательно увязнуть в преступной трясине.
Заметив мой взгляд, Барков смеется:
– Почему такая реакция, Аркадий? Ты ведь еще в ресторане признался, что не брезговал темными делишками.
– Какими делишками! – возмущаюсь в ответ. – Ну, подлавливал по ночам любителей легкой наживы и всяких там гопников, притворяясь пьяным.
– Факт остается фактом: рожи рихтовал, карманы чистил. Значит, нарушал закон. Верно?
– Ну, рихтовал, ну, чистил. Да разве с них много поимеешь? Всего-то пару раз и повезло…
– Расскажи об этих случаях подробнее.
– Зачем?
– Расскажи. Не стесняйся. Это нужно для дела.
Помедлив, я все же повествую о давней схватке с тремя бандюганами, один из которых оказался лидером преступной группировки и имел при себе немалую сумму в баксах. А потом в красках обрисовал историю ограбления банкомата и погони за молодыми парнями.
Фээсбэшника этот рассказ изрядно повеселил.
