Эльмира Нетесова - Расплата за жизнь
— Счастливая ваша жена…
— Счастливая? Вряд ли! — подумалось Сашке. И вспомнилась Люся…
В первый год их совместной жизни улыбка не сходила с ее лица. Она была счастлива. Они любили друг друга безотчетно и светло. Они верили друг другу и жили на одном дыхании. Но не мог он рассказывать жене о своей работе. Щадил ее покой и нервы. А она чувствовала, что Сашка не хочет делиться, не доверяет или скрывает что-то. Вот тогда и прорезали высокий лоб жены первые робкие складки, горестные, как безотчетный страх по ночам. Она гнала его, а он душил… А тут некстати заметила порез на руке мужа. Спросила — отмахнулся. Ответил, что не помнит, а значит, случайно где-то задел. Она, как врач, сразу определила: порез от ножа. И здесь, выше локтя, случайным не мог быть.
Сашка даже рассердился на повторный вопрос жены. Ну не мог он ей сказать, что достал его ножом контрабандист при задержании. А на следующий день родственники «муллов» подкараулили Александра, возвращавшегося с работы. Едва отбился от них. Силы были слишком неравными. Их — семеро.
Когда Потапов вернулся домой, Люся сразу почувствовала неладное. А потом приметила на плече громадный синяк.
— Поскользнулся и упал. Ты не обращай внимания. Мне с детства не везло. Весь в синяках и шишках ходил. Добро бы дрался. Так нет! Учился по деревьям и заборам лазить, да чтобы быстрее всех других. Вот и платился ободранными коленями и задницей. Они у меня до конца школы не зажили, — попытался перевести разговор на другую тему.
— С какого забора в этот раз слетел? Чувствуется, булыжник был тяжелый.
Потапов даже вздрогнул. Жена попала, что называется, в самое «яблочко». Ему и впрямь досталось по плечу булыжником. Не сумел увернуться, поздно приметил. А жена, поняв, что правду не узнает, вздохнула тяжко. В эту ночь она ворочалась в постели до утра.
А еще через год заметил Сашка первую седину в волосах жены.
— Папа! Мама всю ночь тебя у окна ждала. Плакала, — проговорилась дочка.
— Аленка, милая, я на дежурстве был. На работе.
— Я знаю. Но мамка боится за тебя. И я — тоже… Потапов понимал: до Люси доходят слухи о задержаниях контрабандистов. Ведь иным из них приходилось обращаться к врачам. Те и поделились с женой.
Но как изменить ситуацию? Если совсем недавно «муллы» проносили в Сумгаит только наркотики, теперь потащили и оружие. Кому, для чего? Разгадка появилась вскоре. Случившиеся беспорядки готовились давно и тщательно.
— Хватит Сумгаита! Уезжаю навсегда! Вон из памяти и сердца! Заживу на новом месте с семьей. Все заново начнем. Не будет экстремалов! Буду вовремя приходить с работы. По выходным на природу станем выезжать. Вечером футбол посмотрю по телевизору. Может, сумеем дачку построить свою, пусть маленькую. Зато детям в радость. К земле привыкнут. Люся цветы посадит. Она очень любит их. Кстати, надо купить цветы ей. Когда я их дарил ей в последний раз? Уже и забыл. Все праздники в Сумгаите проходили напряженно. Только сядешь к столу на Новый год, тут же дежурная машина под окном воет. Снова ЧП. Срочно надо ехать на работу. А в дни рожденья звонил телефон, как сумасшедший! Скорее в кабинет! Опять беда! Выручи! Помоги! Поспеши!
Кто смотрел, что время перевалило за полночь? Никто не считался с покоем и отдыхом Потапова. У чекиста нет личного времени и права на покой, покуда жив и работает.
Начальство недолюбливало Сашку за резкий, прямолинейный характер, за неумение смолчать, за то, что всегда и во всем пер буром, напролом, не считаясь с опасностью. Не умел он лавировать. А уж если взялся за дело, не пытайся вставить ему палки в колеса — помешавший платился первым.
Потапов не терпел подхалимов и осторожных. Если видел недостатки, говорил о них в глаза. Именно за это начальство старалось избегать общения с Сашкой, но, словно по иронии судьбы, чаще всех поручало ему самые сложные задания, зная заранее — этот справится лучше других. И справлялся. Молча. Не ожидая похвал и наград, не требуя для себя ничего. Хотя многие работали иначе.
Он уезжал из Сумгаита с маленьким рыжим чемоданом, похожим на усталую собачонку, привязанную к хозяину невидимой нитью духовной близости. Потапов был бессребреником. И в чемодане никогда не хранилось ничего ценного. Белье и полотенце, запасная рубашка да электробритва с расческой. Вот и все. Скудно и просто. В карманах — не более чем на дорожные расходы. Невелики запросы у человека. Так жил не сетуя, считая себя счастливым в том, что имел семью, жену, которую всегда любил. Детей, какими дорожил больше жизни.
…Вот и теперь едет на новое место. Как там сложится? Какую работу поручат? Без дела не останется. И все ж… Заново начинать придется…
— Скучаешь, служивый? — вернулся в купе старик, откашливаясь. — А я с мужиками поспорил. В тамбуре! Они кричат, мол, на хрена нам, русакам, помогать Кавказу? Пусть они сами сумеют выжить. Свободными от всего! От русских продуктов, света и тепла! Во, гады! А я им в ответ, что на Кавказе покуда еще имеются русские люди! Так что, им с голоду подыхать? А они в ответ: пускай в Россию уезжают. Всех примем! Но как уедут? На какие шиши? Ведь нынешней пенсии на отъезд не хватит! Да и квартиры нынче продать мудрено. Отдашь за гроши. Но что на них купишь в России? Вот и мучаются люди, как на чужбине. Никому не нужными стали. И свои же, россияне, понять не хотят, что, махнув рукой на Кавказ, они прежде всего от нас отреклись. А мы и так нахлебались, досыта. Всякого.
— Что делать, отец? Всем теперь придется привыкать к самостоятельности. Хотим мы того или нет. Никто нас не спросит.
— А жаль. Как жили счастливо! Как в сказке. И все оборвалось! — покачал головой дед.
— Как в дурном сне жил. Ведь четверых сыновей потерял при той жизни, о какой жалеешь! — напомнил с верхней полки старику сосед Леха.
— А что, нынче не гибнут? Еще больше. И в России. Нынче везде, куда ни ткни, того и гляди война грянет! Страшно жить. Бандитов развелось больше чем собак. Лютеет народ. Не от добра все…
— Поневоле озлобишься, когда вокруг одно воронье и ни единого голубя, — выдохнул Леха, и взяв за ручку чемодан, сдернул его с полки. — К сеструхе завалюсь. Может, хоть она от меня не откажется, не назовет дурнем, даст душе успокоиться. Единственная она у меня осталась на всем свете. Она и позвала к себе. Другие отказали во всем. Даже мать… Предпочла мне отчима. Мол, он хоть кормиться поможет. А я лишь нахлебник. Так-то вот, Сашок! Нынче державе не нужны солдаты-калеки. Выплюнула она нас! Пусть хоть тебя минует эта доля! — толкнул дверь купе то ли лбом, то ли кулаком. И не прощаясь, не оглядываясь, пошел к выходу.
— Пусть бы калеками мои дети вернулись в дом. Только бы живыми! Но почему же так не повезло нам с Ламарой? — сдавил старик хрустнувшие кулаки.
— К вам можно? — появилась в раздвинутом дверном проеме молодая женщина. Ярко подкрашенная, одета дерзко, вызывающе, она смело осмотрела попутчиков и спросила: — Какая полка свободна?
— Вон та! Верхняя! Но как на нее полезешь — в эдакой срамной одежке? У тебя что заместо юбки? Огрызок какой-то! Вся задница на дворе гуляет сама по себе! И как средь людей в таком появляться? — заскрипел старик.
Но его сын предложил соседке свои услуги, опустил лестницу, чтоб женщине было легче взобраться.
Дед, видя, как сын заюлил перед бабой, пригрозил ему:
— Ты полегше! Хвост перед ней не распускай. Не то расскажу твоей, как сопли развесил перед срамницей, она тебя враз ощиплет, как петуха. Станешь похожим на того, какого из котелка ошпаренным вынули. Все каталки об тебя, кобеля, обломает. Уж я ей не смолчу. Враз доложу про козла срамного! — ворчал досадливо, возмущаясь сыном. Тот смущенно краснел, виновато косился на женщину, словно извинялся перед нею за несдержанность отца.
Женщина не обращала внимания на слова деда, видимо, не раз слышала подобное в свой адрес.
Распихав сумки в верхнем багажнике, села к окну и, попросив у проводницы чаю, пила его неторопливо.
— Вы в Москву едете? В Ростове живете? — засыпал ее вопросами сын старика.
— Я военврач. Живу там, где нужна! Где меня ждут, — ответила сухо.
— Ну да, врач! Если она врач, я — сенатор! Или как его — президент! Да кто ж такую к больным пустит? Они ж там враз помрут от удивления и стыда за баб! — язвил дед.
— Врачи в больнице в халатах работают, из-под них ничего не видно! — вступился сын за попутчицу.
— Нас не по одежке, по результатам ценят. Чем больше выжило, тем лучше врач! — ответила деду.
— Вы по какой специализации работаете? — поинтересовался Сашка.
— Хирург! А точнее — хирург-травматолог!
— Трудная у вас работа. И где же довелось практиковать?
— В Карабахе! А до этого — в Тбилиси, в Молдавии! Короче, там, где людей опалила война. Туда нас посылают. Была в Армении. Спасали выживших после землетрясения. Хотели в Сумгаит отправить. Но там без нашей бригады управились. Теперь уж и не знаю, куда забросят.
