Операция "Ананас" - Дмитрий Ромов
Да! Дыхание было, но это была не Элла… Это была девчушка лет четырнадцати, насколько я мог разглядеть в свете луны. Вот урод. Нужно было торопиться. Скорее всего, она даже не успела рассмотреть напавшего на неё Швеца.
Я опустил девочку на траву и повернулся к оборотню. Он начал приходить в себя, закашлялся и открыл ничего не понимающие глаза. Я ощутил вдруг совершенное спокойствие. Нет, сердце всё ещё колотилось, но никакой неуверенности или нерешительности не осталось. Ни следа. Я смотрел на поверженное чудище и не видел человека. Передо мной лежал поверженный змей, червь, отвратительное насекомое, враг рода человеческого, злой демон. И хоть пистолет мой был заряжен далеко не серебряными пулями, я наклонился, приставил его к виску Швеца и, не мешкая ни мгновенья, нажал на спуск.
Раздался гром, слившийся с барабанной дробью на танцплощадке. Зверь даже не дёрнулся. Я обтёр пистолет носовым платком, вложил в его руку и, стараясь попасть в ритм музыкального сопровождения, нажал на его палец, выстреливая ещё раз. Пистолет сухо кашлянул, выплёвывая огненный сгусток в разгневанные небеса.
Всё. Теперь нужно было делать ноги. Конечно, вряд ли следственная группа поверит в самоубийство, учитывая истоптанную траву и совершенно нехарактерное положение тела, для сведения счётов с жизнью. Но пофиг, что имеем, то имеем. В конце концов, зачем им лишние проблемы, напишут, самоубийство.
Личность Швеца довольно спорная, из органов уволен за тёмные делишки, так что наличие пистолета с длинным криминальным следом вполне можно объяснить служебными злоупотреблениями. Значит, закроют вопрос и поставят жирную точку, не позволив разлиться кровавой реке, порождённой вот этим самым подонком.
Я подхватил девочку, и она застонала, зашевелилась. Не хватало только, чтобы она меня рассмотрела и заявила, что я на неё напал. Иронично бы получилось, конечно. Я вынес её на аллею и опустил на лавочку, а сам развернулся и быстро двинулся вдоль тёмной линии туй.
Ей бы, конечно, надо было оказать поддержку, вывести из парка. Представляю, как она перепугается, когда придёт в себя. Хорошо, если бы ничего не вспомнила из случившегося…
Я обернулся и увидел, как она села. Ну, и хорошо… Не дожидаясь, пока она меня заметит, я повернул на дорожку, ведущую к выходу из парка и поддал пару.
Элла стояла у киоска с мороженым, недовольно скрестив руки на груди и нетерпеливо потопывая ножкой в сандалии.
— Ну, это уже ни в какие… — гневно начала она и тут же осеклась. — Саша… Что с тобой…
Что? Даже и не знаю. Наверное, на мне лица нет. Я, вероятно бледный, как приведение, да ещё и посечённый ветками… Хотя нет, царапин быть не должно было. Меня начало колотить. Отходняк.
— Пломбир, — требовательно бросил я и стукнул по прилавку двумя монетками по двадцать копеек.
Корпулентная продавщица в белом чепце, скользнув по мне скучным взглядом, молча протянула мне два вафельных стаканчика.
— На, — подал я один Элле.
— У тебя… — ответила она, машинально принимая мороженое, — руки трясутся.
— Пошли, — кивнул я в сторону выхода.
Я весь горел, голова шла кругом, во рту было сухо и горько. Ясность и спокойствие остались в прошлом и казались чем-то немыслимым и совершенно недостижимым.
— Саша!
— Пошли! — рыкнул я и двинул в сторону выхода.
Ноги казались ватными, походка явно напоминала поступь пьяного в стельку. Элла смотрела огромными, распахнутыми глазами.
— Что случилось? — прошептала она.
— Идём скорее, — зло бросил я и откусил большой кусок мороженого.
Тут же живот подвело и меня чуть не стошнило. Я выплюнул тошнотворно-сладкий сгусток прямо на асфальт и со всей силы швырнул стаканчик в мусорную урну. Превозмогая тошноту и не оглядываясь я зашагал дальше. Нужно было дышать. Глубоко. Глубоко…
У выхода стояли такси. Элла сама подбежала к одной машине и начала говорить с водителем.
— Пьяного не повезу, — категорично заявил шеф.
— Так я не пьяный, — пожал я плечами, пытаясь взять себя в руки. — До морского вокзала подкиньте.
Он с сомнением посмотрел на меня и заломил пятак.
— Что⁈ — возмутилась Элла. — Тут ехать дольше, чем пешком идти!
— Поехали, — кивнул я, доставая деньги из кошелька. — Тише-тише, милая.
Я кивнул и нахмурился, давая понять, что не нужно спрашивать у меня, почему мы не в отель едем. Причина была в том, что в этом состоянии я слишком уж бросался в глаза, и мне не хотелось, чтобы таксист сообщил следователю, что вёз подозрительного молодого человека с такой-то внешностью по такому-то адресу.
Выйдя из машины, я сел, буквально упал на ближайшую скамейку.
— Саш, что с тобой? — испуганно спросила моя невеста. — Почему мы не в гостиницу поехали?
— Подышать надо, — ответил я. — Наверное съел что-то, как-то нехорошо стало.
— Тем более, надо скорее в номер. Там у нас медпункт есть, между прочим.
— Мне уже лучше, — кивнул я. — Правда. Падай рядышком. Посидим немного и пойдём.
В гостиницу мы вернулись, шагая вдоль пляжа. От моря шла прохлада и монотонно-успокаивающий ритмичный шум прибоя. Я успокоился, только в груди сидела горячая заноза, будто я выстрелил не в голову Швеца, а в сердце самому себе.
— Надо воды попить, — сказала Элла, когда мы вошли в гостиничный номер.
Она ловко открыла стоящую на столе бутылку «Боржоми» и наполнила гранёный стакан. Я жадно осушил его и поставил на стол.
— Что?.. — удивлённо спросила она. — Почему ты так…
Я не дал ей договорить, резко притянул к себе и впился губами в её губы. Она задрожала, и я подхватил её на руки. Сделал несколько шагов по небольшому номеру и бросил на кровать. Белое лёгкое платье задралось, показывая такие же белые кружева.
— Свет, — прошептала она. — Выключи свет.
Я сорвал с себя рубашку.
— Нет, я хочу тебя видеть.
— Что…
Мне было не до разговоров. Я набросился на неё и не дал больше сказать ни слова. Южный воздух, мороженое, «Чингисхан», тёмная сочинская ночь, луна, оборотень с выгнувшейся фигурой — всё переламывалось в огромном калейдоскопе или мясорубке. Нужно было выбросить все эти кровавые узоры из головы и заняться тем единственным, что только и имело смысл. По крайней мере, в этот момент.
Утром я встал на рассвете, умылся и быстро начал одеваться.
— Ты куда?
