Белая кровь Тавриды - Александр Александрович Тамоников

– Мы – СМЕРШ, – сказал Чистов. – Слышала такое слово?

– Нет, не слышала, – спокойно ответила женщина.

– Ну, во всяком случае, не те, кого ты ожидала увидеть, – сказал Белкин.

– Я никого не ждала, – ответила женщина. – И вас тоже не ждала. Зачем вы пришли?

– Так уж и не ждала! – усмехнулся Белкин. – А как же наш разговор через дверь? Выдала ты себя, вот что.

– Я вас не понимаю. – Голос женщины едва заметно дрогнул.

– Я говорю – ждала, – пояснил Белкин. – Оттого и вела с нами разговоры через дверь. И двери открыла по той же самой причине. И остается тебе лишь сказать, кого именно ты ждала. Ну, так кого же?

– Допустим, любовника, – усмехнулась женщина. – А что, нельзя?

– Вот как – любовника, – хмыкнул Белкин. – Это что же, того самого, которого минувшей ночью подстрелили?

– Какая вам разница? – скривилась женщина. – Того, не того…

– Значит, того, – сказал Белкин. – А то ты бы не стала о нем спрашивать через дверь. Ну и кто же он, этот любовничек? И за что его могли подстрелить?

Женщина молчала.

– Хорошо молчишь, – сказал Белкин. – Красноречиво. Но, может, ты ответишь хотя бы на этот вопрос?

И он вытащил из кармана фонарик.

– Вот, – сказал Белкин, – фонарик. Красивый, новый, а главное – немецкий. Это случайно не твой фонарик? Не тот, который ты потеряла прошлой ночью у взорванного бурта?

– Не мой, – ответила женщина и отвернулась.

– Ну да, ну да, – миролюбиво согласился Белкин. – Конечно же, не твой. Потому что где бы ты могла раздобыть такую славную вещицу?

– Что вам от меня надо? – спросила женщина и уселась на неприбранную постель. – Все ходите вокруг да около, все намекаете. Спросили бы прямо.

– Так мы прямо и спрашиваем, – сказал Чистов. – Вот сколько задали вопросов – и все прямые. Но ведь ты на них не отвечаешь. А если и отвечаешь, то врешь…

– Я говорю правду, – хмуро ответила женщина.

– Ну да, правду, – хмыкнул Белкин. – Особенно насчет любовника, которого подстрелили минувшей ночью. И хотели бы мы верить такой правде, да вот не получается. А потому мы сделаем вот что. Пошарим-ка по твоим сундукам да сусекам.

– Грабить, что ли, пришли среди ночи? – усмехнулась женщина. – Так у меня не шибко и разживетесь. Нечем у меня разжиться.

– Не грабить, а обыскивать, – поправил Чистов. – Мы советские офицеры, а не грабители.

– А кто вас знает, кто вы такие? – женщина передернула плечами. – Ворвались в дом среди ночи к одинокой женщине… – Она помолчала и спросила: – Что хоть будете искать?

– Ответы на наши вопросы, – ответил Белкин. – Коль уж ты не желаешь отвечать на них сама.

– Ищите, коль есть охота, – равнодушно ответила женщина и зевнула. – Что найдете, то ваше.

Обыск много времени не занял. Домик, в котором проживала учетчица Людмила Иванюта, был небольшим, мебели самая малость. Железная кровать, стол, три табуретки, шкафчик, полка, домотканый коврик на утоптанном глиняном полу – вот и вся обстановка. К тому же Белкин и Чистов и сами толком не знали, что они ищут. Они надеялись, что найдут какие-то доказательства, которые будут неопровержимо свидетельствовать о том, что учетчица связана с фашистскими диверсантами. Но вот как должны выглядеть эти доказательства, в каком виде они будут? Именно этого они и не знали.

Обыск не дал никаких результатов. Ничего такого, что бы намекало на связь учетчицы с диверсантами, не было. Чистов разочарованно присвистнул и сел на табурет. Белкин озадаченно потер лоб.

– Неужто ничего не нашли? – равнодушно спросила женщина, но сквозь это равнодушие сквозила откровенная издевка. – А может, вы хотите что-то у меня спросить? Ну, так спрашивайте. Если сумею, то отвечу.

Ни Белкин, ни Чистов ничего не сказали в ответ. Белкин о чем-то сосредоточенно размышлял, а Чистов рассеянным взглядом скользил по дому. В доме царила полутьма, потому что много ли света может дать керосиновая лампа? Но в общем и целом обстановка была видна. Глаза Чистова продолжали рассеянно скользить по дому. Постель, полка с посудой, шкафчик, стол, коврик на полу… Коврик… Коврик – у самой кровати. Сейчас женщина сидела на кровати, а ее ноги стояли на коврике. Оно и понятно – для того коврик и предназначен. Коврик. Коврик…

– Ну-ка! – Чистов решительно встал с табурета и подошел к женщине. – Убери ноги с коврика.

– Зачем? – спросила учетчица.

– Хочу посмотреть, что у тебя под ковриком, – пояснил Чистов. – А то ведь все посмотрели, а тут забыли.

– А что там может быть? – спокойно спросила женщина, не сделав даже малейшей попытки убрать с коврика ноги. – Ничего там нет. Голый земляной пол.

– Вот я и посмотрю! – решительно произнес Чистов.

Женщина помедлила, затем все же убрала ноги с коврика, поджала их и так, с поджатыми ногами, осталась сидеть на кровати. Чистов сдвинул коврик и наклонился.

– Ну-ка, посвети! – попросил он Белкина. – Да не лампой! У тебя же есть красивый немецкий фонарик!

В свете фонарика Чистов и Белкин не увидели ничего особенного. На первый взгляд земля под ковриком была обычная – плотно утрамбованная, твердая и такого же цвета, как и в других местах дома. Но вот если присмотреться внимательней… Чистов хмыкнул и ковырнул землю пальцами. Земля поддалась. Несколько небольших сухих комьев откатились в сторону. Создавалось такое впечатление, что в этом самом месте землю совсем недавно копали, затем утрамбовали и положили сверху коврик.

– Так… – многозначительно произнес Чистов и глянул на женщину. – Землицу-то копали, и притом совсем недавно. И что же это за раскопки? С какой такой целью?

Женщина ничего не ответила, лишь нервно передернула плечами. У Чистова был при себе финский нож, висевший в ножнах на поясе. Он вытащил нож из ножен и ковырнул им землю – раз, другой, третий. Вскоре в полу образовалось углубление. Чистов пошарил в нем рукой и вытащил сверток, обмотанный бумагой и туго перевязанный бечевкой.

– И что же это такое? – глянул Чистов на женщину.

– Не знаю, – сквозь зубы ответила она. – В первый раз вижу…

– Я так и подумал, что в первый раз, – усмехнулся Чистов. – Бывают, знаешь ли, такие случаи. Дом вроде и твой, а вот что в доме – того ты не ведаешь.

Ножом он разрезал бечевку, развернул бумагу и усмехнулся. Внутри свертка были деньги. Много денег, целых пять пачек, каждая из которых также была перевязана бечевкой.

– Вот оно как, – сказал Чистов. – Гроши… Добрые советские гроши. Много