Алистер Маклин - Золотое рандеву
Я молчал, и он попросил:
— Пожалуйста, объясните мне, что происходит. Следующие пять минут, пока я продолжал поглядывать в щелку, он засыпал меня вопросами, а я отвечал на них как можно более кратко и вразумительно. Он обладал острым, проницательным умом, чему я поначалу слегка удивился, но исключительно по собственному тугодумию: как правило, ведущим конструктором нового атомного оружия балбеса не назначат. Я решил, что подсознательно составил о нем совершенно превратное представление из-за его потешно звучащего имени и того мимолетного впечатления, которое он произвел на меня минувшей ночью. Любой человек выпучит глаза, если его связать по рукам и ногам, туго припеленать к кровати и ослепить ярким лучом фонаря. Через пять минут он знал уже о последних событиях ровно столько, сколько и я. Он не узнал только одного, что должно было произойти дальше: у меня не хватило духу ему рассказать. Он сообщал мне подробности своего похищения, когда появились Каррерас и его спутник.
Они поставили на место батенсы, закрепили брезент и, не задерживаясь, двинулись к носу. Это означало, как я полагал, что приведение в боевую готовность адских механизмов двух вспомогательных бомб завершено. Я развернул клеенку с фонаря, осмотрел кладовку, подобрал несколько инструментов и погасил фонарь.
— Порядок, — сообщил я Кэролайну. — Можно двигаться.
— Куда? — предложение выйти из кладовки не вызвало у него особого энтузиазма, но после всего им пережитого я не мог его в этом винить.
— Обратно в трюм. Поторопитесь. У нас не так много времени.
Спустя две минуты, со всей возможной тщательностью поправив батенсы и брезент у себя над головой, мы были уже на дне трюма. Я мог и не беспокоиться об инструментах, Каррерас оставил все свои, разбросав их вокруг. Вполне понятно, что он не позаботился захватить их с собой — ему они больше уже понадобиться не могли.
Передав фонарь Кэролайну, я подобрал подходящую отвертку и взялся за крышку гроба с бронзовой табличкой.
— Что вы собираетесь делать? — нервно осведомился Кэролайн.
— Сами видите, что я делаю.
— Бога ради, будьте осторожны. Механизм взведен.
— Итак, он взведен. И до каких пор он не взорвется?
— До семи утра. Но он страшно ненадежный, страшно ненадежный. Чертовски ненадежная штука. Господи, Картер, я-то знаю! — с лицом, искаженным волнением, он схватил меня дрожащей рукой. — Разработка этой бомбы не была еще закончена, когда ее украли. Взрыватель у нее экспериментальный — не отработанный. Испытания показали, что пружина прерывателя слабовата. Так-то «Твистер» совершенно безопасен, но когда его приводят в боеготовность, этот прерыватель включается в цепь.
— Ну и..?
— Удар, вибрация, падение — да все, что угодно, — может растянуть эту пружину и замкнуть цепь взрывателя. Через пятнадцать секунд взорвется бомба.
До сих пор я не замечал, что в трюме значительно теплее, чем было на палубе. На лбу у меня выступил пот, и я механически, но без особого успеха, попытался вытереть его насквозь мокрым рукавом.
— Вы говорили об этом Каррерасу? — тепло, видимо, повлияло и на мой голос, ставший неожиданно похожим на хриплое карканье.
— Говорил. Он не слушал. Мне кажется, Каррерас слегка помешанный. И даже больше, чем слегка. Он ни за что не хочет упустить своего шанса. Он плотно закутал «Твистер» в тряпки и одеяла, чтобы избежать ударов. Несколько долгих секунд я пристально смотрел на него, но, говоря откровенно, толком его и не видел, затем принялся за следующий шуруп. Он пошел значительно туже предыдущего, но, возможно, так мне показалось просто потому, что я резко ослабил нажим на отвертку. Тем не менее через три минуты все шурупы были выкручены. С превеликой тщательностью я снял крышку, поставил ее рядом на бок, отогнул одеяла и добрался до «Твистера». Он выглядел еще более зловещим, чем раньше.
Выпрямившись, забрал у Кэролайна фонарь и зачем-то уточнил и без того известный факт:
— Заряжена?
— Естественно.
— Вот вам инструменты. Разряжайте проклятую игрушку.
Он уставился на меня неожиданно утратившими всякое выражение глазами.
— Так вот для чего мы здесь.
— А для чего же еще? Разве это не очевидно? Давайте по быстрому.
— Этого нельзя сделать.
— Этого нельзя сделать? — я весьма невежливо схватил его за руку. — Слушай, приятель. Ты зарядил эту чертову игрушку. Сделай теперь наоборот и всех делов. — Невозможно, — обреченность в голосе. — Когда механизм взведен, он запирается в этом положении. Ключом. Ключ в кармане у Каррераса.
Глава 11
Суббота. 1.00-2.15.
Слабость в левой ноге, что-то вроде паралича, внезапно поразила меня, и я вынужден был опуститься на перегородку и ухватиться руками за трап. Я пялил глаза на «Твистера». Довольно долго пялил на него наполнявшиеся слезами глаза, затем встряхнулся и посмотрел на доктора Кэролайна.
— Не могли бы вы это повторить? Он повторил:
— Мне чертовски жаль, Картер, но все обстоит именно так. Без ключа невозможно снова сделать «Твистер» безопасным. А ключ у Каррераса.
Я перебрал в уме все пришедшие мне в голову решения этой новой задачи и отверг их все. При кажущемся разнообразии их роднило одно — полнейшая неосуществимость. Я знал, что нужно было теперь делать, что единственно можно было теперь делать. Устало осведомился:
— Знаете ли вы, доктор Кэролайн, что приговорили к верной смерти сорок человек?
— Что я сделал?
— Ладно, не вы, а Каррерас. Положив в карман этот ключ, он подписал смертный приговор себе и своим людям. Это все равно, что рвануть рубильник электрического стула. А что, собственно, я переживаю? Такие негодяи, как Каррерас и его компания, ничего кроме кары не заслуживают. Что касается лорда Декстера, то у него такого добра навалом. Он всегда может построить другой «Кампари».
— О чем вы говорите, Картер? — на его лице отражалось смятение, больше, чем смятение — страх. — С вами все в порядке, Картер?
— Конечно, в порядке, — раздраженно ответил я. — Все постоянно задают одни и те же глупые вопросы. — Я нагнулся, поднял захваченную из кладовки портативную лебедку «Халтрак» и устало выпрямился. — Приступим, доктор. Поможете мне управиться с этой штуковиной.
— С какой штуковиной управиться? — он великолепно понимал, о чем я веду речь, но страх не позволял ему в это поверить.
— С «Твистером», естественно, — нетерпеливо уточнил я. — Хочу подтащить его к левому борту и спрятать там под брезентом у перегородки.
— Вы в своем уме? — прошептал он. — Вы что, совсем тронулись? Разве вы не слышали, что я говорил? Чем вы собираетесь поднимать его из гроба? Любой толчок, самый легкий удар… и…
— Вы будете мне помогать? Он покачал головой, вздрогнул и отвернулся.
Я зацепил лебедку за ступеньку лестницы над головой, спустил нижний блок почти до уровня «Твистера», поднял трос и двинулся к хвосту бомбы. Когда низко над ней склонился, вдруг услышал позади себя торопливые шаги, и пара рук соединилась в мертвом захвате у меня на груди, пара рук, от отчаяния и страха обретшая невероятную силу. Я попытался освободиться, но это было так же невозможно, как сбросить с себя щупальца спрута. Я стал топать ногой, стараясь попасть ему по пальцам каблуком, но лишь разбил себе пятку — запамятовал, что был босиком.
— А ну отпусти! — воскликнул я в ярости. — Соображаешь, что делаешь?
— Я не позволю вам сделать это. Я не позволю вам сделать это! — он пыхтел, как кипящий чайник. Вдруг ставший низким и хриплым голос выдавал полнейшее смятение. — Я не позволю вам убить нас всех!
Существует категория людей, с которыми в определенных ситуациях бесполезно спорить. Это была именно такая ситуация, а Кэролайн — именно такой человек. Я чуть повернулся и изо всех сил откинулся назад. Судя по его хриплому, с присвистом, выдоху, он весьма плотно приложился спиной к борту. Мгновенное ослабление захвата, рывок — и я свободен. Подняв большую свайку, в свете фонаря продемонстрировал ее ему.
— Мне не хочется ею пользоваться. Но в следующий раз придется. Обещаю. Да перестаньте вы дрожать хотя бы на то время, чтобы осознать, что я пытаюсь спасти наши жизни, а не угробить их. Неужели вы не понимаете, что в любой момент кто-нибудь наверху может заинтересоваться незакрепленным брезентом?
Он стоял неподвижно, сгорбившись и вперив глаза в пол. Я повернулся, взял фонарик в зубы, положил бухту троса на край гроба и нагнулся, чтобы поднять хвост «Твистера». Вернее, попытаться поднять. Он весил тонну. Во всяком случае для меня, ибо сам уж не знаю по какой из причин, я пребывал не в лучшей своей форме. Удалось поднять его дюйма на три, но совершенно нельзя было представить себе, как удержать его в таком положении хотя бы пару секунд. Вдруг позади послышались шаги и какое-то всхлипывание. Я напрягся, собрался с силами, чтобы отразить новое нападение, и облегченно вздохнул, когда Кэролайн прошел мимо меня, нагнулся и зацепил петлю за хвост «Твистера». Вдвоем мы сподобились передвинуть петлю приблизительно на середину бомбы. Ни один из нас при этом не сказал ни слова.
