Михаил Серегин - Облава на волка
– Холодно, – проронил Щукин.
– А?
– Холодно, говорю, – повторил Николай, – водка стынет.
– А-а…
Ляжечка взял в руку свой стакан, поднес было его ко рту, но потом, мотнув головой, поднялся и, возвышаясь над столом, словно старинный грузный комод, торжественно произнес, четко проговаривая каждое слово:
– За успех операции, – и одним глотком засадил содержимое стакана себе в глотку.
– Ура, товарищи, – добавил Николай и тоже выпил.
Проглотив водку, Ляжечка сморщился, ткнулся носом в пропотевший рукав куртки и коротко рыкнул, как растревоженный пес. Потом выдохнул и на минуту замер, словно прислушиваясь к тому, что происходит у него в желудке.
– Еще надо выпить, – сказал он так, будто увидел где-то соответствующий знак.
Щукин кивнул.
Они разлили еще по одной, Ляжечка снова поднялся и открыл рот, явно намереваясь выдать еще один тост, но, очевидно, ничего не придумав, махнул рукой и выпил молча.
Выпил и Николай.
– Я еще одну накачу, – подумав, проговорил Ляжечка, – день сегодня хлопотный выдался и… тяжелый. А тебе нельзя. Тебе несколько часов осталось до вечера – готовься, собирайся с мыслями… Ну, что хочешь делай, короче говоря. Только держи себя в форме.
– А ты до вечера со мной торчать будешь? – поинтересовался Щукин.
– Да, – строго ответил Ляжечка, – мне так поручили.
– Тогда я, пожалуй, гулять пойду.
– Иди, – разрешил Ляжечка, – на балкон. Но не дальше…
– Значит, гулять тоже нельзя, – задумчиво проговорил Щукин.
Он пожал плечами, наклонился, поднял с пола чемодан, положил его на стол, открыл и присвистнул.
– Что? – самодовольно крякнул Ляжечка. – Много бабок? То-то… Вот что значит работать с профессионалами. Они… то есть я слов на ветер не бросаю. А ты чего делаешь? – спросил он вдруг.
– Считаю, – спокойно ответил Щукин, просматривая на свет очередную купюру.
– Ну, ты даешь! – поразился Ляжечка. – Ты чего – не веришь, что ли?
– Я никому не верю, – сказал Николай, продолжая перебирать руками денежные знаки.
Ляжечка хмыкнул и налил себе еще.
– Вот это правильно, – сказал он, – никому в жизни доверять нельзя. Даже родному брату. Я тебе рассказывал, как меня брат кинул? Ведь вторая моя отсидка как раз из-за него случилась. Я тогда пытался отмазаться от дела, которое мне мусора шили, да ничего не получилось. Братан мой родной, его Петькой звали… зовут… на очной ставке раскололся. Зеленый был, не выдержал прессовки мусорской. Я у него дома склад устроил – шмотья заграничного туда подвалил. Своя-то квартира была под завязку завалена. Как меня накрыли, у меня уже отмаз был на этот случай приготовлен железный. А мусора, уроды чертовы, Петьку прихватили и начали прессовать – откуда шмотье? Он, конечно, в несознанку, как я его и учил, – мол, купил, приятели подарили… Не для продажи, а для себя. Но мусора-то не работники собеса, их обмануть сложно, они же знают, в чем дело, да и видят, что Петька – пацан зеленый. Ну, я уже обрадовался – хоть и влетел, но сидеть не буду, и Петька вроде нормально держится. А мусора что удумали – как-то ночью нагрянули на хату к Петьке, прихватили его – и в отделение. На три дня в камеру. В одиночку. Три дня держали, без допросов, без курева, без пайки – без ничего… Тут и не такой зеленый измучается, неизвестность-то страшнее всего… А после трех дней вывели, к следаку доставили, а тот ему в лоб – давай пальчики катать будем, семерка тебе светит. Петька в слезы – за что? А они – братан твой, Толик Лажечников, уголовная кличка Ляжечка, дал показания, что ты торгуешь спекулятивным товаром, проводишь незаконные экономические операции… да еще уличен в связи с иностранными спецслужбами, которые в проданное тебе тряпье вставляют подслушивающие устройства и прекрасно теперь знают настроения нашего советского народа. Раз – статья, два – статья, три – статья… А сейчас мы тебе и четыре, и пять устроим, хочешь?! Легко! Вот времена были, – вздохнул Ляжечка, прервав свой рассказ, – сейчас полстраны занимается тем, за что раньше срока давали. Называется – бизнес. А раньше называлось – фарцовка.
– Ну и что там дальше было с твоим братом? – без всякого интереса спросил Николай, все так же пересчитывающий купюры.
– Дальше?..
Ляжечка снова вздохнул.
– А дальше ничего не было, – сказал он. – Петька тут же, в кабинете, разрыдался и сдал меня с потрохами. Да еще припомнил кое-что такое, за что мне лишний год накинули… Понял? Вот так вот, – закончил свой поучительный рассказ Ляжечка, – никому верить нельзя, даже собственному брату. Родному.
– Очень интересный рассказ, – сказал Щукин, захлопывая чемодан, – все правильно.
– Я и говорю, – наливая себе еще, повторил Ляжечка, – даже брату родному верить нельзя.
– Ага, – сказал Щукин, – все правильно – все бабки на месте. И ни одной фальшивки.
– А ты думал! – осклабился Ляжечка. – Фирма веников не вяжет…
Он хлобыстнул еще стакан, отдышался и вдруг хлопнул себя по лбу.
– Ну и дурак я! – воскликнул он. – Я же закусона целый вагон притаранил, а мы, как алкаши под детским грибочком, сидим – голую водку хлещем. Сейчас я…
Он тяжело поднялся.
– Водка-то уже кончилась, – заметил Николай.
– Да?
Ляжечка поднял бутылку на уровень глаз и посмотрел сквозь нее на свет.
– И правда, – огорчился он, – жалко. Надо бы еще… Да нельзя, наверное… Эх, черт… А как хочется… Недогон – хуже смерти…
Коротко простонав, он замолчал. С минуту в нем шла борьба долга с желанием, и наконец Ляжечка с исключительной решительностью, медально отпечатанной на лице, подошел к раковине, открыл кран, набрал полный стакан водопроводной воды и одним махом выпил.
Желание, зашипев, угасло.
– Покемарю пойду, – сообщил Ляжечка, – а ты смотри… это… не это…
– Чего – не это? – притворился непонимающим Щукин.
– Того, – ответил Ляжечка. – Между прочим, за домом тоже следят. За квартирой, где мы находимся, следят. А ты как думал – дело-то очень серьезное, бабки тут шевелятся крутые.
– Это я понимаю, – сказал Щукин, толкнув ногой чемоданчик под столом.
Ляжечка с хрустом потянулся и поднялся из-за стола. Щукин подошел к окну и стоял там неподвижно, пока из прихожей не раздался оглушительный храп.
«Он что – в прихожей, что ли, уснул»? – удивленно подумал Николай и пошел посмотреть.
В прихожей он застал следующую картину: Ляжечка, постелив себе свою кожаную куртку, спал без задних ног на самом пороге двери, как пес, охраняющий хозяйское добро.
Щукин усмехнулся и поднял с пола свои ботинки.
«Вот придурок, – подумал он, возвращаясь на кухню, – выпил и улегся сторожить. Неужели он думает, будто я настолько глуп, что попытаюсь убежать вот сейчас? За квартирой же следят – это абсолютно точно. Как я уже установил, хозяева Ляжечки – люди действительно серьезные, менты. Вот только и мышление у них сугубо ментовское. Поэтому нетрудно будет оставить их с бо-ольшим носом».
Щукин снова усмехнулся и, утвердив один свой ботинок на коленях, отодрал кусок каблука и извлек пакетик с порошком, который он вытащил из кармана Матроса. Растворив порошок в ложке с водой, Щукин подогрел получившийся раствор и сцедил его в шприц, легкомысленно брошенный Ляжечкой под диван, на котором спала Лиля.
Кстати, когда Щукин ходил за шприцем, Лиля проснулась и посмотрела на него. Николаю показалось, что взгляд ее стал более осмысленным, чем был все то время, пока она находилась в наркотическом трансе.
– Как ты? – спросил он, чтобы установить, оправилась девушка от наркотиков или еще нет, но не получил ответа.
– Подождем еще, – решил Щукин, – тем более что время у меня есть – до вечера.
Шприц с раствором зелья Матроса Николай аккуратно завернул в тряпочку и спрятал в карман. Пока он ему был не нужен, но использование его предполагалось для успешного осуществления одного из пунктов разработанного уже плана.
Теперь Николаю оставалось ждать вечера.
Глава 14
Большая черная машина иностранного производства с тонированными стеклами петляла по извилистой горной дороге. Позади нее ехал приземистый джип, очень похожий на громадную бойцовскую собаку. В иномарке, идущей первой, на заднем сиденье полулежал погруженный в дремоту Седой.
Неспокойные мысли не давали ему уснуть окончательно.
«Да, – думал он, – очень плохо, что лекарства от хандры еще не изобрели. Обычно всем людям помогает просто человеческое общение, а мне и это не помогло… Тогда в ночном кафе я так озверел, ни с того ни с сего набросился на этого фраерка – будущего прокурора – и так изметелил, что тот едва жив остался. Убил бы, если б халдей меня не оттащил. Надо бы ему какую-нибудь премию выдать, халдею-то. Пришиб бы до смерти того юриста – были бы у меня проблемы лишние. А лишние проблемы никому не нужны. Тем более мне. Тем более сейчас. И из Питера нет никаких вестей. Так и свихнуться можно. Эх, Лиля, Лиля… Где ты сейчас? Жива или нет?»
