Сергей Самаров - Кодекс разведчика
Тропилин поднял переговорное устройство, уже не опасаясь быть замеченным:
– Работаем!.. Захват!..
Группа захвата все сделала быстро и правильно. Пистолет успел выхватить только один из чеченцев. Но одновременно с этим получил удар ногой в голову. Выстрел раздался, но пуля прошелестела по безлистным ветвям дерева и ушла в небо, а на стрелявшего уже насели трое «собровцев». Двое других чеченов были сбиты с ног сразу и даже оружие достать не успели. За них это быстро сделали менты.
– Капитан Тропилин! – раздался в «переговорке» начальственный голос. – Что там у вас?
Ярослав Вячеславович посмотрел на интерполовцев и со вздохом усмехнулся.
– Захват трех вооруженных чеченцев, товарищ полковник… – невозмутимо ответил капитан. – Возможно, предотвращение террористического акта…
Ангел определил в начальственной группе человека, разговаривающего с Ярославом Вячеславовичем.
– Каких чеченцев? – Полковник Миронов не понимал, о чем речь.
– Я узнал, товарищ полковник, человека, сидевшего за рулем машины, из которой стреляли в Шторма… Здесь они, вероятно, еще в кого-то стрелять собрались…
– Не вовремя… – проворчал полковник. – В машину их… Русинова мы не спугнули? Если спугнули Русинова, тебе никто этих чеченцев не простит…
– Его здесь пока не видели, товарищ полковник… На всех наружных постах есть фотографии Русинова. При его приближении сразу доложат…
– Похоронная процессия в кладбище въезжает… Готовьтесь…
– Понял, товарищ полковник…
Чеченцев, сковав наручниками, уже сажали в машину. «Уазик» стал неторопливо выбираться с кладбища навстречу нескольким похоронным процессиям…
Выключив «переговорку», Ярослав Вячеславович досадливо рукой махнул:
– Все знают, что Русинов сюда не явится, и все друг перед другом… Комедию ломают…
– Капитан, эти парни приехали не на трамвае… – подсказал Пулат.
– Да, стоит поискать…
И он снова включил «переговорку», чтобы связаться с внешними постами…
– А нам здесь делать, пожалуй, уже нечего… – сказал Пулат и сделал жест парню на мотоцикле. – Отправимся работать в другое место…
К интерполовцам подъехали сразу два мотоциклиста…
– Думаю, еще увидимся… – непонятно было, попрощался или нет капитан Тропилин…
* * *На кладбище Ольга ехала в автобусе-катафалке, там же, где гроб везли. Но гроб загружали сзади, и сидеть, глядя на него, было невозможно. Сиденья все были поставлены так, что невозможно было назад смотреть, хотя очень хотелось постоянно оборачиваться. Оборачиваться было можно, но долго так ехать не удавалось, шея уставала.
Ольга села умышленно подальше от Аркадия Ильича, чтобы тот не мешал с матерью проститься и не срываться на усиленное сдерживание душевных порывов. Несколько раз она поднимала голову к окну и видела, как рядом с автобусом постоянно держится Андрей. Охраняет…
Но сейчас и эта охрана казалась совсем ненужной. Сейчас все те разговоры и планы, что были выстроены вместе с отцом, а потом повторены и проработаны в подробностях с остальными – сейчас все это казалось далеким и таким необязательным, скучным, словно бы уже произошедшим давным-давно…
Ольга чувствовала усталость. Нет, не физическую, какая бывает после монотонной продолжительной работы, а усталость душевную, которая привносит во все восприятие окружающего мира равнодушие и тоску, нежелание что-то делать, что-то говорить, к чему-то стремиться. И даже Аркадий Ильич вдруг стал не тем злодеем, надевшим маску доброжелательного благодетеля, а совсем обычным человеком, прохожим по жизни, которых мимо снует всегда множество… И удивление вызвал Андрей, неотрывно преследующий автобус на своем «Харлее». Не понималось, что надо ему, зачем он едет так неотрывно и рискует, не на дорогу глядя, а стремясь в окно автобуса заглянуть.
Но еще пять минут прошло, и снова настроение сменилось. Ольга увидела, как что-то рассказывает, посмеиваясь, Аркадий Ильич какому-то мужчине, сидящему рядом с ним, склоняется почти к уху собеседника, и снова вспыхнула в душе ненависть к этому человеку, снова силы появились, желание не просто защититься, а отомстить за мать, за отца, за себя, и отомстить страшно. И не физическую боль причинить, а моральную, унизить, растоптать словами, показать свое презрение, и сделать это лучше не наедине, а прилюдно, потому что прилюдный позор таких людей всегда бьет больнее…
Но она опять, из-за опасения впасть в отчаяние и натворить чего-то уже сейчас, чем сорвала бы подготовленную отцом и другими работу, начала себя искусственно сдерживать, и от этого сдерживания, как к естественному следующему этапу, снова вернулась к равнодушию и апатии, почти к безысходности… И такие перепады настроения длились долго, до тех пор, пока автобус не въехал в ворота кладбища, и вокруг не началась какая-то суета, совсем ненужная тем, кого эти люди собрались провожать…
* * *Максим Юрьевич Шторм, как и обещал брату, приехал не на кладбище, а к дому, правда, в квартиру предпочел не подниматься. Дождался внизу, когда вынесут гроб, постоял вместе со всеми рядом и не привлекал к себе постороннего внимания своим гражданским костюмом. Слишком много собралось здесь людей, не знающих друг друга, и затеряться среди них было нетрудно. Когда гроб вынесли и поставили на табуретки как раз в том месте, где была взорвана машина с Людмилой Анатольевной, Максим Юрьевич постоял рядом с гробом точно так же, как стояли другие. Кивнул брату, показывая, что он здесь, но разговаривать с ним не захотел, и аккуратно сдвинулся сначала за чужие широкие плечи, потом и вовсе за автобус. Хотелось вообще уйти, спрятаться, стать невидимым…
Гроб на улице держали недолго, быстро распахнули заднюю дверь автобуса-катафалка и по рельсам задвинули его внутрь. Стали рассаживаться. Автобусов было два. Один – катафалк, второй – простой. Но людей, желающих поехать на кладбище, оказалось намного больше. Максим Юрьевич в стороне стоял, терпеливо дожидаясь момента, когда все рассядутся и ему места не хватит. Но вдруг откуда-то сзади появился Аркадий и взял брата за локоть.
– Пойдем, пойдем, чего столбом стоишь… – И потянул к первому автобусу, где ехали только родственники и близкие друзья.
Отказаться уже возможности не было. Но хорошо, что в самом автобусе осталось только два свободных места по разные стороны от прохода. Сидеть рядом с Аркадием не хотелось. Вообще хотелось только спать…
Вернувшись вчера с работы, Максим Юрьевич внутренне весь дрожал – так на него подействовало посещение двух интерполовцев. Еще бы не подействовать! Они сказали ему, что пришел, кажется, конец его карьере, но пообещали, что жизни конец не пришел… Хотя бы это утешало… Правда, это было сказано не в категоричной форме. Вроде бы при хорошем поведении они и пожалеть могут, и сострадание проявить, и не разглашат известные им сведения… При этом дали Максиму Юрьевичу возможность самому написать рапорт. То есть совершить явку с повинной…
Накопившаяся усталость последних дней усугубляла напряженное состояние…
Стараясь избежать разговоров с женой и с головой под подушку спрятаться от ее занудства, Максим Юрьевич сослался на «нечеловеческую усталость», даже ужинать не стал и сразу забрался в постель, строго-настрого наказав будить его только при особо важных звонках. Свои охранные функции Люся знала и любила, и всегда стремилась оправдать доверие.
В этот раз звонками не донимали, уснуть тем не менее Максим Юрьевич никак не мог. Он сам чувствовал, что находится на грани психического срыва и даже видел какой-то выход в том, чтобы улечься в больницу, именно в нервное отделение, если даже не в психическое… Это хоть как-то оправдало бы его, а если не оправдало, то хотя бы отдалило момент развязки ситуации. Но он был уверен, что еще есть возможность положение исправить, только не знал, как это сделать. Но сделать что-то было необходимо, сделать, а не ждать в больнице, когда события развернутся сами и сомнут его самого, скомкают его карьеру и превратят из старшего советника юстиции в мусор…
– Люся! – позвал он жену.
Она на зов явилась чуть не бегом.
– Дай, что ли, опять твою таблетку… Даже… Давай сразу две…
Автобус, чуть задержавшись у ворот, въехал на кладбище. Максим Юрьевич почти дремал всю дорогу. Но это «почти» было для него, как показалось старшему следователю, спасительным. Задремав, он невольно расслабился, а когда расслабился, когда сбросил напряжение последних дней и перестал думать о неприятностях, вариант пришел в голову сам собой. Что может его спасти в этой ситуации? Только триумф… Победителей не судят… Значит, он должен стать победителем. Пока же победить стремится Интерпол. И Максиму Юрьевичу необходимо опередить интерполовцев, чтобы его, как победителя, не судили. Тогда многое сойдет ему с рук, на многое могут посмотреть просто как на оперативную необходимость. А если подумать как следует, то каждый факт можно преподать так, что самый непонятный и, как кажется, противоправный поступок легко можно превратить в умный ход, нацеленный на поиск главного преступника. И исходить в этом следует скорее всего от покушения… То есть необходимо задержать того чечена, друга Аркадия – Бислана, задержать Аркадия и… И, конечно, задержать еще одного преступника, о роли которого пока не догадывается никто… Именно это будет его козырной картой… Только разыграть козыря следует неторопливо и умело, чтобы потом преподнести любой упрек в виде жертвы, принесенной ради поиска именно этого человека. Потому что без него никакой положительный результат был бы невозможен…
