Владимир Колычев - Лагерный пахан
– Если точней, на ноги ему помог встать. А там он уже сам… Правильный пацан, по нашим законам живет… – скрепя сердце похвалил своего врага Трофим.
– Да я Лешку знаю, мы с ним на Куйбышевской пересылке пересекались. Правильный пацан, в натуре… Он мне маляву на тебя отписал.
Трофим затаил дыхание. Лешка мог такого написать…
– Пишет, что ты честный вор, законы наши свято соблюдаешь. И в тюрьму ты ушел чисто за короной…
– Ну, не чисто за короной, – облегченно вздохнул Трофим. – Время мое вышло, потому я здесь. Но если люди окажут доверие, то я всегда рад…
– Окажут тебе доверие, брат. Если таким босякам, как ты, доверие не оказывать, на ком тогда наш воровской закон держаться будет… Да, еще Мигунок лавье на общак засылает, – одобрительно улыбнулся Бушмен. – Чисто за тебя, но грев на всю честную братву…
– А как по-другому?
– Вот-вот. Я думал тебя здесь, в «Индии» оставить, но здесь ты подо мной будешь, а это не та маза, которая тебе нужна. На хату тебя поставим, за хатой смотреть будешь. А там на этап и на Владимир, я маляву отпишу, тебя правильно встретят… Да, гонца с мазелом встретим сами, на твой общак лавья зашлем… Лешка пацан правильный, не зря весь город на понятиях держит…
– Он мне про тебя рассказывал. Только я не понял, про какого он Бушмена говорит… Почему Бушмен?
– А перекрестили, когда короновали, сам так захотел. А ты что-то поперек имеешь? – нахмурился вор.
– Да нет, твое право…
– Мое. И закрыли тему…
Трофим пожалел, что вообще завел этот разговор. Видно, законнику не нравилось его прежнее погоняло, потому он слегка изменил его. Был Башмак, стал Бушменом… Действительно, закрывать надо тему, а не развивать ее. Как бы Башмак еще больше не обиделся, если Трофим напомнит ему, кто такие бушмены. Племя есть такое в Африке, типа папуасов…
Бушмен успокоился, прогнал по кругу бак с чифирем, а затем Трофима отправили обратно в карцер.
* * *Двести восемнадцатая камера была самой большой в тюрьме и самой многолюдной. Ни единого свободного места. Но его это ничуть не смущало.
– Здорово, братва! Я – Трофим! – с порога заявил он.
На этот раз никто не посмел вякнуть против него. Смотрящий по камере, рослый жилистый парень с большим родимым пятном на щеке, молча поднялся со своего шконаря, прогнал своего соседа и занял его место. Дождался, когда Трофим бросит на освободившуюся шконку свой матрац и сумку, назвался и без возражений передал ему общак, с которого кормилась братва этой хаты.
Местный казначей пересчитал деньги, отчитался перед новым паханом.
– Не густо, – Трофим вопросительно глянул на бывшего смотрящего. – А хата большая…
– Так это, зверья много, у них там свои расклады… – понурым движением плеча тот показал на кавказцев, скучковавшихся на дальней окраине стола.
Крепкие на вид джигиты, числом пять. Никто из них не входил в блатную масть, но, видимо, это их ничуть не смущало. Похоже, у них был свой блаткомитет.
Трофим мог бы наехать на бывшего смотрящего, спросить с него за беспредел, который творился в хате. Но это было все равно что крикнуть «гоп» перед самым прыжком. Сначала нужно было поставить в стойло кавказцев…
Наметанным глазом он вычислил вожака горного племени. Это был плотный, хорошо упитанный мужичара с орлиным носом и ястребиным взглядом. В нем чувствовалась сила. И, похоже, он ничуть не боялся Трофима. Смотрел на него с плохо скрытой вызывающей усмешкой.
Трофим уже собрался подозвать его к себе для разговора, когда к нему подошел какой-то худощавый паренек.
– Я от Бушмена, – шепнул он на ухо.
И передал ему туго свернутый жгут из стодолларовых купюр. Это была обещанная часть из тех денег, которые Мигунок загнал на тюремный общак. Да и у Трофима хватало своей наличности. За столом, на глазах у кавказцев он объединил финансы из двух источников, добавив к ним жалкую горку «деревянных» купюр. Небрежным движением руки сдвинул ворох денег под нос казначею.
– Пересчитай и запиши, – распорядился он.
И снова вперил гнетущий взгляд в старшего кавказца. А тот смотрел на деньги. В его глазах не было жадности, зато появилось смирение. Вранье, что кавказцы признают только силу. Они признают еще и деньги, вернее, людей, которые ими обладают на правах сильного…
Трофим пальцем подозвал к себе кавказца. Тот должен был признать авторитет нового смотрящего, чтобы откликнуться на столь небрежный его жест. И если он сейчас подойдет к Трофиму, значит, дело в шляпе, значит, он уже готов подчиняться…
Кавказец подошел к Трофиму – с вызовом во взгляде, с наглым разлетом бровей. Но подошел.
– Ты знаешь, кто я такой?
– Трофим ты. Тебя воры новым смотрящим поставили. А я Хаджан.
– Я такого не знаю. Потому что ты – никто. И вести себя должен – как никто. Будешь залупаться, поставлю на нож.
Трофим говорил спокойно, но вид у него был такой, как будто он в любую секунду мог выхватить заточку и вогнать ее в Хаджана.
– Накосорезишь – опустим и загоним в петушатник. Ты меня понимаешь?
– Тебя понимаю, – обреченно кивнул кавказец. – Я про тебя слышал, ты сказал – ты сделал… Да и зачем нам воевать, правда?
Трофим не ответил. Не для того он позвал Хаджана, чтобы гонять с ним порожняки. Да и не до того ему было, чтобы базары разводить. Он видел, что прежний смотрящий развел в хате бардак, и ему не терпелось поскорей навести здесь порядок…
Часть третья
2002 год
Глава 16
Появление в зоне законного вора – событие, важность которого трудно переоценить. Для лагерной администрации – это всегда головная боль, да и для смотрящего он может стать геморроем.
Нового вора ждали. «Хозяин» узнал о его прибытии из своих ментовских источников, но лагерный пахан еще раньше получил от уважаемых людей постановочную маляву. И как только пришел этап, прямо из карантина выдернул законника к себе в хату…
Трофим просматривал списки вновь прибывших «пассажиров», когда конвоир доставил гостя. И продолжал изучать их даже тогда, когда за ним закрылась дверь. Пауза не должна была превысить двух-трех секунд, но, когда Трофим собирался поднять глаза, чтобы обратить взор на гостя, он заметил в списках знакомую фамилию. Шмаков. Шмаков Викентий Вячеславович… Он давно ничему в этой жизни не удивлялся, но сейчас его брови изумленно поползли вверх.
Впрочем, он быстро взял себя в руки. Перевел взгляд на гостя. Выдавил из себя радушную улыбку, но из-за стола не поднялся.
Он не знал этого вора. Слышал о нем от его «крестных», но видел впервые. Это был молодой мужчина, лет тридцати, может, чуть больше. Рослый, крупный – похоже, когда-то он крепко качался, но, видно, с возрастом охладел к железу, оброс жирком. Но все равно он выглядел внушительно. Грубые и мощные черты сурового лица, могучие скошенные плечи, сильные руки. Взгляд резкий, колючий.
– Ну, здравствуй, Маслак… – Трофим жестом показал ему, что он может сесть за стол.
Но руки ему не подал.
– Здорово, коль не шутишь, – новоявленный законник уверенно сел на стул, одобрительным взглядом обвел камеру. – Неплохо здесь.
Трофим лишь усмехнулся в ответ. Не по камере надо судить, как обстоят дела на зоне. Он еще раньше должен был понять, что смотрящий конкретно держит здесь масть. Зона особого режима на то так и называется, что здесь не забалуешь. И если конвоир доставил заключенного из карантина в камеру к пахану без санкции «хозяина», значит, воровская власть в зоне выше ментовской. А это, самой собой, заслуга смотрящего, но никак не кума с его кодлой…
Да и камера сама по себе тоже о многом говорила. Здесь тоже все в полном порядке. Обои на стенах, деревянный пол, кое-какая мебель, холодильник, телевизор. Даже вентиляция есть… Такую роскошь в зоне могут позволить только очень уважаемому вору. А «хозяин» Трофима уважал. И боялся. Достаточно было одного его слова, чтобы зона взбунтовалась. А Трофим умел «размораживать» зоны…
– Ну, чем богаты, тем и рады, – замысловато улыбнулся Трофим.
Маслак едва заметно усмехнулся, глянув на стол. Не накрыта для него поляна, но он и не должен был на нее рассчитывать. Вот если бы Трофим хорошо его знал, тогда, пожалуйста, а так – сначала разобраться надо, что это за вор такой…
– А ты как жил, когда смотрящим был? – с подвохом спросил Трофим.
– Я?.. – замялся Маслак. – Не был я смотрящим.
– Не смотрел за зоной?
– Нет.
– Наверное, за бараком смотрел? Или за промкой, да?
– Нет… Правильным пацаном был.
– Так, погоди, а когда ты срок мотал?
– Давно еще, по малолетке. Три года от звонка от звонка! – гордо расправил плечи Маслак.
– А какую статью разматывал?
– Чувака одного на гоп-стоп взяли…
– И три года, от звонка до звонка?
– Да!
– Всего три года. И на малолетке… А короновали тебя на воле, я так понимаю…
– Да… Ты же знаешь, кто меня короновал. Уважаемые люди меня короновали.
