Борис Седов - Пленница
— А я уверен в обратном, — отрезал Моча. — Не сегодня, так завтра; не завтра, так послезавтра; не послезавтра, так через месяц, но, имея такую возможность, ты когда-нибудь не устоишь перед соблазном отправить письмо. А тебе уже объяснили, что может произойти, если о твоем проживании здесь пронюхают мусора. Так что ни о каком модеме разговор больше не заводи.
Вторым занятием, которому девочка отдалась с не меньшим энтузиазмом, являлось овладение искусством карате-шотакан и боевого у-шу. Здесь в качестве учебного материала использовались несколько обучающих видеокассет, а в качестве спарринг-партнеров — специальный каучуковый манекен, установленный на жесткой пружине, и несколько макивар.
— Ты что, хочешь стать похожей на Джеки Чана? — однажды, когда прошло уже более года Тамариной жизни в его подвале, спросил Монучар.
— Это комедиант. — Тамара отдыхала, сидя на шпагате напротив кресла, в котором расслабленно потягивал вино генацвале. Локти она оперла о пол, подбородок положила на сцепленные в замок ладошки. Длинные черные волосы рассыпались по плечам. Обнаженные груди касались паркета. — Комедиант, и не более. Если уж и хотеть быть похожей на кого-нибудь из киноактеров, так это на Чака Норриса. Но я женщина. Поэтому буду равняться на Синтию Ротрок.
— Синтия Ротрок, — усмехнулся Моча, — вот смотрю я на твою боевую гимнастику и, признаться, всерьез начинаю бояться, что когда-нибудь на месте этого резинового болванчика могу оказаться я.
— Могу. Без проблем, — на полном серьезе ответила девочка. — Но ты же знаешь, что этого никогда не произойдет.
Тренировки по карате и у-шу ежедневно растягивались не менее чем на четыре часа. Тамара уже успешно управилась со школьной программой за восьмой класс, даже сама себе «сдала выпускные экзамены». И сразу «начала обучение в девятом», рассчитывая закончить его к Новому, 1994-му, году. Сдублированные штатовские фильмы она давно смотрела без малейшего напряжения, понимая все до последнего слова. В дополнение к этому начала потихонечку осваивать и французский, заказала Монучару видеокассету с курсом для начинающих.
— С такими успехами ты через два года сможешь смело сдавать документы в МГИМО, — заметил грузин.
«Какие документы?!! — поразилась Тамара. — Что он несет?!! Откуда у меня могут быть документы?!!»
— Я предпочла бы Сорбонну, — холодно заметила она. — Только я сомневаюсь, что кто-нибудь возьмется оплатить мое обучение.
— А меня ты что же, совсем не принимаешь в расчет?
— Нет, генацвале. Не принимаю. Если уж ты не способен выкроить для меня хотя бы два часа в день, то откуда ж ты выкроишь для меня сто тысяч «зеленых»? Или сколько там стоит это проклятое обучение?
Монучар тогда в ответ ничего не сказал. И промолчала Тамара. У нее не было никакого желания затевать склоку с грузином из-за того, что он уже давно утратил былой интерес к своей подопечной (или пленнице? или экзотической домашней зверюшке?)
«Все-таки надо выбрать момент и серьезно поговорить с генацвале, » — размышляла Тамара, но этот разговор все откладывался и откладывался. Моча по-прежнему исправно пополнял запасы трехкамерного холодильника, охотно откликался на просьбы раздобыть то одно, то другое, всегда был ровен и предупредителен, раза два-три в неделю по несколько часов проводил в своем любимом кресле, наблюдая за Тамариными тренировками, раз в неделю занимался с Тамарой любовью. И однажды она вдруг поняла, что на данный момент ничего другого ей от Монучара и не требуется. Ее все устраивает. Кроме разве что одного — абсолютной туманности перспектив на будущее.
На шестнадцатилетие Моча приволок ей в подарок большой чемодан, до отказа набитый всевозможным тряпьем, упакованным в целлофановые пакетики и картонные коробочки с прославленными лейблами — «Кристиан Диор», «Пьер Карден», «Валентини»…
— Зачем все это? — рассмеялась Тамара, разглядывая почти невесомые вечерние платья и аккуратные туфельки на высоком каблуке. — Здесь мне вполне хватает халата и дюжины трусиков. Или ты решил меня вывести в свет?
— Пока еще рано. — Монучар достал из чемодана две видеокассеты, бросил их на компьютерный столик.
«Основы этикета», — прочитала на одной из них Тамара. « Governess in VHS »[8], — прочитала она на другой.
— Просто я хочу, чтобы ты была готова показаться на людях.
— Я смотрю телевизор и фильмы…
— Этого недостаточно. Правильно есть устрицы и носить вечерние туалеты — это искусство, которому надо учиться.
— Я «за»! — радостно заблестели глаза у Тамары. — Я готова пройти курс этих… хм… основ этикета.
С этого дня Тамара установила для себя жесткое правило. Утром несколько часов тренировки, потом душ, после которого она устраивалась за трюмо и приводила в порядок прическу, тщательно накладывала макияж, делала маникюр. Погом выбирала на вечер платье и туфли. И с этого момента старалась постоянно наблюдать за собой со стороны. Какое у нее сейчас выражение лица? Какая осанка? Какая походка даже за те несколько метров, что она простучала высокими каблучками по паркету до холодильника и обратно?
И уже через десять дней Монучар, неожиданно решивший пригласить свою подопечную к себе наверх и встретить Новый, 1994-й год с ней вдвоем, на исходе праздничной ночи не удержался от восторженной похвалы.
— Поздравляю. Ты держишься как настоящая леди.
— Благодарю, Монучар, — слегка склонила набок головку Тамара.
Не исключено, что в ту новогоднюю ночь Монучар, действительно, разглядел в своей «домашней зверюшке» нечто большее, чем просто живое существо, требующее ухода и хорошего обращения.
Как бы там ни было, но с 1 января 1994 года Монучар стал опять, как и прежде, появляться в «подвальных апартаментах» почти каждый вечер.
Тщательно накрашенная, наряженная в облегающее фигуру вечернее платье, Тамара встречала своего генацвале легкой улыбкой и холодным поцелуем в колючую от вечерней щетины щеку. Моча устраивался в своем любимом кресле, зажигал установленные в высоком подсвечнике на журнальном столике свечи. Тамара доставала из шкафчика бутылку вина для него, а для себя переливала в графин из пакетика сок. Доставала из холодильника ведерко со льдом и корзиночку с фруктами. И, придерживая узкий подол платья от Пьера Кардена, скромно пристраивалась на уголке своего кресла. Плотно сдвинув коленки, обтянутые чулками.
Все! Эффектные стрип-шоу с тренажером вместо пилонаи показательные выступления по боевому у-шу исчерпали себя!
…Когда, выдержав генацвале на голодном пайке две недели, Тамара все же легла с ним в постель, он, прежде чем прикоснуться к ней, прошептал:
— Помнишь, когда ты только еще у меня появилась, я напророчил тебе, что ты станешь или знаменитой писательницей, или актрисой, или самой отъявленной бестией в мире?
— Помню.
— Не знаю, как насчет писательницы или актрисы, но в третьем ты явно преуспеваешь.
Генацвале стал просто душкой. Он вдруг обнаружил, что о Тамаре можно не только заботиться и выполнять ее скромные просьбы, за ней, оказывается, еще можно ухаживать. Было всё… За исключением разговора о Тамарином будущем. Монучар упорно обходил этот вопрос стороной. Тамара же терпеливо ждала, когда генацвале наконец первым коснется этой темы.
Но прошел месяц… еще один месяц… миновала зима, наступила весна.
Тамара заканчивала программу десятого класса.
Монучар молчал.
В середине апреля она торжественно объявила:
— Все, со средним образованием вроде покончено! Остается лишь сдать экзамены!
И при этом подумала:
«Вот теперь, дорогой, уже никак не отвертишься. Готовься выпускать птичку на волю, птичке надо продолжать образование. Пора обсудить вопрос: где продолжать? Где жить? И как жить? С какими документами? Под какой фамилией — вымышленной или своей? И не пора ли уже вплотную заняться Светланой Петровной и дядькой Игнатом?»
По ее просьбе Моча несколько раз аккуратно наводил справки о житье-бытье этой парочки, которая, провернув свое черное дело, против всех ожиданий не распалась, а продолжала обитать в квартире на Красноселке. При этом судьба дядюшке и домоправительнице явно благоволила. Первый, как сообщал Монучар, уже два года как не берет в рот спиртного, зарегистрировал фирму, купил грузовик, нанял продавцов и довольно успешно торгует по всему Пушкину яйцами и «ножками Буша». Светлана Петровна, взяв старт с должности рядовой инспектрисы РОНО, умудрилась стремительно вскарабкаться по служебной лестнице, достичь ее верхних ступенек и теперь занимает весьма тепленькое местечко в районной администрации.
«А не пора ли свергнуть этих уродов с вершин, на которые они взгромоздились, и посмотреть, с каким грохотом они покатятся вниз? — подумала Тамара, выслушав отчет Монучара. — Пора! — решила она. — Я уже набралась достаточно сил, чтобы устроить им преисподнюю. Мне для этого не хватает только свободы. И когда же проклятый грузин наконец соизволит завести разговор о моей дальнейшей судьбе?!!»
