Олег Алякринский - Я — вор в законе: Общак
Сапрыкин для вида витиевато покаялся за свое внезапное исчезновение из Москвы и долгое молчание, сославшись на необходимость «запутать следы». Он признался, что сейчас находится в Будапеште и собирается в Нью-Йорк по важному делу, которое могло бы заинтересовать также и Евгения Николаевича лично — именно лично, а не как крупного чиновника Министерства внутренних дел. Сделав многозначительную паузу, Сапрыкин как бы доверительно сообщил Урусову, что его миссии в Нью-Йорке могут помешать люди, которые случайно сели ему на хвост в Венгрии…
— Мне нужна ваша протекция, Евгений Николаевич. Если я смогу беспрепятственно получить то, что я ищу, я готов буду отблагодарить вас.
Урусов сразу узнал Сапрыкина, но в силу врожденной хитрости решил на всякий случай разыграть спектакль.
Раз после стольких месяцев молчания Сапрыкин вдруг объявился, да еще позвонил из-за границы, значит, у него и впрямь возникла острая нужда в генерал-полковнике Урусове. Значит, из этой нужды можно будет извлечь немалую выгоду. «На ловца и зверь бежит», — подумал генерал. И как только Александр Иванович упомянул про «дело», Евгений Николаевич сразу просек, в чем суть этого «дела». Но тем не менее, затеяв свою любимую игру в дурика, спросил:
— Так в чем состоит ваша просьба? Чем я могу вам помочь?
— У вас есть возможность обеспечить мне охрану в Нью-Йорке?
— Какого рода охрану? — продолжал валять дурака Урусов.
— Вооруженную! — Сапрыкин махнул рукой на конспирацию. Даже если его и слушают в этом отеле — все равно отступать некуда. Его обложили со всех сторон, как загнанного волка. Выбора у него нет. — Мне требуется вооруженная охрана от группы людей, которые меня шантажируют и готовы на все… Вы меня понимаете, Евгений Николаевич, на все!
— У меня есть такие люди, — коротко возвестил Урусов после долгой паузы. — И в настоящее время они находятся как раз в Нью-Йорке на спецзадании.
Он прямо-таки ухом ощутил, как губы Сапрыкина расползлись в довольной улыбке.
— Вы меня просто поражаете, Евгений Николаевич! С вами можно иметь дело! — с искренним восхищением воскликнул Сапрыкин. _
— Можно! И сколько на кону, Александр Иванович? — Урусов сразу взял быка за рога.
— Пять мил…лионов, — помявшись, ответил Сапрыкин. — Вы же знаете…
— Ну, тогда за охрану я бы попросил десять процентов от сделки. Нормальные комиссионные, как вы считаете?
— Да это же целых полмиллиона долларов! — с деланным возмущением воскликнул Александр Иванович.
— Это всего лишь полмиллиона долларов, — презрительно среагировал его собеседник.
Сапрыкин крякнул как бы с досады и, подумав: «Эк я тебя, простака, обвел вокруг пальца», — выдохнул:
— Ну что с вами делать… Ваша взяла, Евгений Николаевич. По рукам! Я буду жить в отеле «Астор-Хаус». Пусть ваши люди там меня найдут… Они получат аванс.
Оба остались крайне довольны состоявшимся разговором. Сапрыкин — тем, что сумел вроде бы облапошить падкого на зелень ментовского генерала, а Урусов — тем, что ему удалось раскрутить проныру Сапрыкина на пол-лимона баксов. Он набрал номер сотового Алешки Кортикова, чтобы дать ему очередное задание. Но после двадцатого звонка понял, что Леха не возьмет трубку.
По их уговору, Кортиков должен был всегда держать сотовый под рукой, чтобы постоянно находиться на связи с шефом. Но раз его сотовый не отвечает, похоже, в Нью-Йорке сложилась нештатная ситуация. У Евгения Николаевича не возникло даже и тени сомнения, что Алексей пренебрег своими обязанностями и забыл или потерял мобильник. Нет, там действительно произошло что-то очень серьезное…
Что же могло случиться?
Глава 26
Московские заказчики не надули: все получилось так, как и было обговорено. Джокер дождался, когда уже в сумерках груженный свежеобструганными бревнами КРАЗ-лесовоз тронется, и, пригнувшись, короткими перебежками рванул к нему, юркнул под колеса и прилепился снизу к заднему мосту. Уже после того, как могучий КРАЗ с прицепом покинул территорию зоны и прополз с километр по ухабистой лесной дороге, Джокер разомкнул занемевшие руки и ноги й глухо шмякнулся на сырую землю. Сразу вжался башкой и туловищем в колено, точно боялся, что шоферюга приметит потерю и поднимет хай. Да напрасно: он-то знал, что и с водилой тоже есть уговор, но все равно решил схорониться — так, на всякий случай. Береженого Бог бережет. Когда рев лесовоза растаял за поворотом, Джокер встал, отряхнулся и первым делом нащупал за пазухой сверток, который ему оставили в подсобке. Там лежали одежда, деньги, ксива и билет на поезд. Он вытянул мятый паспорт, раскрыл его и при виде своей физиономии, аккуратно вклеенной взамен старой, усмехнулся. «Нилов Сергей Николаевич», — прочитал он каллиграфическую надпись. Родился 5 декабря 1973 года в Мытищах. Годится… Джокер быстро спрятался за куст, переоделся в припасенную для него одежонку. Свою тюремную робу закопал под кустом, тщательно присыпав место, пожухлой прошлогодней листвой. Потом он спрятал паспорт во внутренний карман и пересчитал деньги. Пять тысяч потертыми сотнями, как. и договаривались. Что ж, и тут все без обмана. До шоссе лесом оставалось пройти километра два.
Дальше по трассе топать пришлось недолго. Заслышав позади себя гудение двигателя, Джокер остановился на обочине и махнул рукой. Это был старенький автофургон — вроде тех, в которых раз в неделю развозят из райцентра продукты по отдаленным деревням. Автофургон притормозил, движок кашлянул и заглох. Правая дверца отворилась. Джокер воспринял это как приглашение и влез в теплое нутро кабины. За баранкой сидел сухощавый мужичок в поношенной кепчонке.
— Чо-то ты, мил человек, припозднился, — весело начал шоферюга так, словно они расстались только сегодня утром. — Смотри-ка, уже смеркается — как же это ты забрался в такую глухомань? Тут места небезопасные.
— Знаю, братан, — в тон ему ответил Джокер. — Я в колонии был, племяша проведывал. Ему пятерик дали. Два уже оттянул. Вот свиданку разрешили.
— М-да? — с сомнением заметил мужичок, заводя мотор. — Так сегодня вроде пятница — свиданий нет.
Джокер мысленно выругался: вот, блин, ну хули лепишь, коли не знаешь! Уж ему ли, Джокеру, не знать, по каким дням в ИТУ-7659 свидания дают?
— Да нет, там по пятницам как раз и дают, дядя. В банный день. — И, желая перевести разговор в. более безопасное русло, добавил: — Ты куда, путь держишь?
— А тебе куда? — беззаботно поинтересовался сухощавый водила.
— Мне бы в город попасть, а там уж я на поезд сяду — и домой. В Калугу, — на всякий случай соврал Джокер.
— А как же ты, мил человек, из Калуги до Перми ехал без багажа, даже без чемоданишки? — сощурился дока-водитель.
— Слушай, дядя, ты что, в угро по совместительству служишь? Почему я тебе докладывать должен? — недовольно отрезал Джокер. — Я в камере хранения на вокзале оставил свой баул. Понял? Не тащить же его сюда через лес.
Водитель хмыкнул и сдвинул кепчонку на затылок.
— Да я ничего, что мне… Так просто спросил, а ты, я гляжу, осерчал. Чудно!
В кабине воцарилась напряженная тишина. Джокер лениво посматривал в окно на проносящиеся мимо деревеньки. Вскоре показались пригороды.
— Это уже Пермь? — с затаенной радостью спросил он.
— Ну! Пермь она и есть Пермь, — с энтузиазмом отозвался водитель. — Тебе куда? Мне к вокзалу далековато. Могу тебя на автобусной конечной скинуть.
— Ну давай на автобусной, — спокойно согласился Джокер. — Оттуда я сам доберусь.
До Москвы Жорик Джокер доехал без особых приключений. Зайдя в купе, он хмуро поприветствовал попутчиков — трех молодых кавказцев в одинаковых тренировочных костюмах, которые везли туго набитые клетчатые пластиковые сумки, — и, не долго рассусоливая, через пять минут уже завалился на верхнюю полку лицом к стенке. Ему даже не верилось, что побег из колонии осуществится так легко и быстро. Видать, организовано все было на высшем уровне — иначе бы он, конечно, таким дуриком не ушел. «Интересно, — думал Джокер сквозь полудрему, — кому в столице понадобились мои услуги?» И в голове у него возникали заманчивые идеи…
Он довольно часто бывал в Москве и раньше. Первый раз еще в детстве, в двенадцатилетнем возрасте, когда вместе с классом приехал туда во время зимних каникул из родного Саратова на экскурсию, а потом уже четыре года назад, когда нелегкая занесла его в Люберцы. Там он осел на пару лет, закорешился с бывшим «любером» Венькой Битюгом, гладиатором одного из люберецких авторитетов, и как-то в разговоре с ним сболтнул, что с пятидесяти метров бьет без промаха из пистолета и из винтовки. Венька сначала не поверил, но, когда Жорик продемонстрировал ему свое умение в пригородном лесочке, зауважал, его и даже представил единственному местному законному вору по кличке Кабан. Кабану-Жорик приглянулся, и тот дал ему возможность «показать себя». Битюг сговорил своего нового другана грабануть пару сберкасс на московских окраинах: Кабану тогда срочно были нужны бабки для какого-то дела. Вооружившись двумя «тэтэшниками», они в течение трех недель бомбанули пять сберкасс в Орехово-Борисово и Марьино — правда, и бабок насобирали нехило: что-то около ста пятидесяти кусков… Кабан лично поблагодарил Джокера и пообещал замолвить о нем словечко «кому надо». И не обманул. Его дела пошли в гору. Джокера начали брать в бригаду на выбивание бабок. Потом стали доверять даже перевозку денег в спортивных сумках, вроде той, с которой он сейчас ехал в Москву. Это продолжалось два года. Но после того как Кабана и Веньку-Битюга пристрелили на каком-то толковище, ему приказали залечь на дно и выждать время, чтобы и его не «зачистили». Он слинял в Электросталь и осел там, благо бабок для безбедной жизни ему уже хватало. Но после полугола затишья Джокер закис: ему показалось, что о нем забыли, и решил напомнить братве о себе и сам заняться выгодным промыслом. Он рванул в Москву, облюбовал себе сберкассу в кирпичной башне недалеко от метро «Аэропорт», пару дней покрутился возле нее, а на третий, прихватив свой ТТ, отправился на дело. Но на этот раз вышла осечка: операторша, толстая тетка в вязаном свитере, не испугалась наведенного на нее ствола и подняла тревогу. Тут же привалили менты, началась перестрелка, Джокер ранил одного сержанта, но, слава богу, легко, в плечо, его. повязали, судили и дали семь строгого, а потом скостили до пяти. Так Жора и попал первый раз в пермскую колонию, где отсидел чуть меньше половины срока. Когда ему все там надоело, решил бежать. Ему повезло. Он свалил с лесоповала и, зацепившись за вагон узкоколейки, умудрился чудом проскочить мимо зазевавшегося конвоя. На воле погулять пришлось недолго. Покружившись то там, то сям, он снова оказался в Москве. Со случайными пацанами принял участие в двух квартирных ограблениях. В третий раз налетели на мокруху: мент оказался любитель видео. Бабок в доме не нашли, а вот видеокассет хоть жопой ешь. Они с подельником тогда разгорячились чегой-то и придушили того мента. Да оно, наверное, и правильно, чего зря свидетеля оставлять. Чтобы не нарываться на лишнюю головную боль, Джокер тогда свалил к себе в Верхневолжск. А там, как самый последний мудак, попался по-глупому на полной ерунде: по пьяному делу два ящика водки поперли. Ужрались, а их возьми и сцапай. Ему, как беглому, сразу предъяву, и назад, почти в те же родные пермские места, в карантин, с обещаниями срок годика на три увеличить. Не знали, мудаки, что за ним теперь еще несколько дел водится, причем с мокрухой. Теперь Джокер готовился к третьему визиту в столицу — и по всему выходило, его на сей раз в Москве ожидало что-то очень серьезное.
