Расстрельный список - Сергей Иванович Зверев
– Стараемся, – скромно потупился я.
Мы расположились в тяжелых креслах. Нам были предложены сигары, коньяк, пара настоек. Ординарец, убрав журналы, накрыл низкий столик.
Разговор начался несколько необычно. Мороз кивнул на книгу «Украина и современность»:
– Вижу, что вы уже ознакомились со словами Деникина. Нелицеприятная правда о нашем отечестве… Господа, хочу сразу изложить свою позицию и расставить все акценты. Независимость Украины – это вредная утопия.
– Даже так? – приподнял я бровь.
– В Киеве с семнадцатого по двадцатый год власть менялась четырнадцать раз! Наш народ хаотичен. Он не способен самостоятельно образовать крепкую государственность.
Петлюровец, поскольку фактически Мороз слово в слово повторял его мысли, отозвался вполне искренне:
– Это правда. Хотя и горькая.
– Украина может жить только под чьим-то протекторатом. Притом протекторатом жестким. Порой кровавым. Сразу доведу до ваших ушей конфиденциальное: принято решение – Украине с Россией вместе не быть. Кем принято? Теми людьми, которые дирижируют оркестром в цивилизованной части нашей планеты.
При упоминании цивилизованной части планеты голос Мороза невольно завибрировал – подобострастно и торжественно. Сам он еще не стал частью «цивилизованного человечества», но уже готов ему рабски служить, послушно бросая в топку жизни своих соплеменников. Нормальное мышление колониального вождя.
– И что это значит для нас? – осведомился Петлюровец.
– А это означает варианты. Как вы считаете, какое из государств будет там хозяином?
– Польша? – заинтересовался я.
– Единственный разумный вариант, не находите ли? – с видом успешного коммивояжера, втюхивающего домохозяйкам швейные машинки «Зингер», улыбнулся Мороз.
– То есть собственной свободной страны нам не видать? – возмутился я. – Тогда в чем смысл биться в кровь?
– Смысл? – Мороз посмотрел на меня как на неразумного подростка. – Власть? Так управлять территорией непосредственно все же будем мы. Притом с гетманской булавой, гимном «Ще не вмерла Украина» и прочими приятными украинскому сердцу излишествами. Или будут править большевики. Вас что больше устраивает?
– С Советами нам не по пути, – твердо отчеканил я.
– Точно. Тут самое удивительное в том, что большевики нам сильно помогли. Сами того не желая, выковали оружие против себя. Прирезали Украине земли. Проводимая ими коренизация всколыхнула все застарелые боли, желания, аппетиты и галичан, и прочих малороссов. И мы эти козыри используем. – Мороз помял сигару и отложил ее, торжественно объявив: – Начинается новое перекраивание границ. Опять благословенный Запад сходится в борьбе с варварским Востоком. Европа против России. Прогресс против дикости. И через Украину идет тот разлом, который похоронит рано или поздно варваров. Важен первый шаг.
– Восстание? – спросил я.
– Именно! Все, конечно, сразу не откусим. Но потесниться большевикам придется. А дальше… Ох, дальше, – мечтательно протянул он. – Меч, кровь, возмездие… В общем, плод созрел. И теперь вопрос о вас. Вы хотите в этом саду быть огородниками или удобрением?
– Огородниками, – решительно произнес Петлюровец. – Борцами с сельхозвредителями. Против большевиков не то, что с поляками. С чертом с рогами в союз готов вступить.
– Только вопрос, какая доля плодов причитается нам? – прозвучал моими устами практичный голос разума.
– Значительная. Долю во властных структурах, территории, которые будут переданы под ваше управление, мы еще обсудим. Но не обидим. Мы не конкуренты, а союзники, – благодушно улыбнулся Мороз.
– Хотелось бы верить, – кивнул я. – Чтобы потом снова бучу не поднимать.
– Не придется, – заверил Мороз. – Слово чести.
«Если она у тебя осталась», – подумал я…
Глава 8
После беседы с Морозом нам отвели по крохотной комнате в двухэтажном флигеле около квадратного искусственного пруда, в котором плавали три жирные, наглые и крикливые утки. Я заселился на втором этаже, а Петлюровец на первом.
– Будем дружить домами, – усмехнулся я.
До нас довели, что барское обслуживание закончилось, никто больше еду «в нумера» носить не будет, а кормить нас отныне будут в столовой вместе с офицерами. Мы перезнакомились с верхушкой КСУ – с начальником штаба, разведки, тыловиками и командирами. Общались с нами доброжелательно. В целом жизнь налаживалась. Только никто не спешил нам объяснить, чего мы здесь торчим.
Однажды нам объявили, что в честь нашего сотрудничества состоится небольшой банкет во французской ресторации «В гостях у Жака». А перед этим помощник начальника штаба любезно согласился устроить нам пешую экскурсию по городу.
Я шел по первому заграничному городу, который увидел. Хотя какой заграничный? Часть той же Украины, оттяпанная в результате двухлетней польско-советской войны, проваленной фанфароном Тухачевским. Тут те же города, польские и галицийские деревни. Те же поля и огороды. Но будто волшебная линия разломила нашу исконную землю на части, и теперь здесь – заграница. И вроде как все то же, но немножко иначе. И разлом этого «иначе» с каждым годом становится все шире. Все больше отколовшиеся части единого некогда целого наполняются разным содержанием: другие суждения, другие цели, свершения, другие вещи в быту. И, главное, другой социальный строй.
Ну а если отставить в сторону эмоции и философию, то городок был как городок. Костел, дома с вычурными фасадами, бесчисленные магазинчики, парикмахерские и керосиновые лавки. Торговля. Фрукты. Мясо. Рынок. Все это напоминало наш недавний НЭП. Только порядка побольше. Все чисто, организованно. Все же Европа, а она, как этот краснобай сказал, оплот цивилизации.
Как и у нас в НЭП, было полно хорошо одетых господ и богатых домов. Легковые машины гудели клаксонами, цокали копытами конные экипажи с томными дамами. Прогуливались хорошо одетые парочки, приподнимая шляпы и здороваясь между собой. Попадались нередко и люди в военной форме без знаков различия, притом не стесняясь носили на поясах кобуры с оружием, – это определенно боевики КСУ. Полицейские при их появлении старательно смотрели в другую сторону, видимо предпочитая не связываться.
Хотя внешне здесь царило благоденствие, которое отличало Польшу и в составе Российской империи, однако за красивым фасадом текла далеко не праздная жизнь. Эксплуататоры и эксплуатируемые – вечная песня, и разница между ними была пропастью. Попадались нам на глаза и изможденные рабочие. И плохо одетые крестьяне, основательно затюканные, хотя, справедливости ради, и не так сильно, как наши со всеми зернозаготовками, раскулачиваниями и колхозами. Только есть один нюанс. Наши селяне, когда колхозы развернутся во всю мощь, расправят плечи и забудут, как быть нищими и затюканными. А местным крестьянам не светит ничего. Если, конечно, не скинут однажды со своей шеи буржуев. А скинут обязательно. Коммунизм – это неотвратимое движение истории. А баре и холопы – это прошлое, отжившее и отсыхающее.
Мы шли по старинной брусчатке. Заходили в магазины, где нас встречали подобострастные торговцы. Приятным сюрпризом явилось заявление помощника
