Михаил Нестеров - Ключевая фигура
Часто его раздумья прерывали два имени — Кости и Шамиля, реже — Султана. С мыслями о них Марковцев и уснул.
41. 16 сентября, воскресенье
— Сигареты без фильтра, как ты и просил, — Пинковский бросил на стол пачку «Примы». Как и вчера, перед следователем открытый «дипломат». Возможно, там диктофон, подумал Марковцев, но чего ради скрывать его? В больнице, к примеру, один из допросов был снят на видеокамеру.
— Я не просил — ни с фильтром, ни без фильтра. Поговорим серьезно, — предложил Сергей. — На что я могу рассчитывать, если укажу место хранения оружия с базы?
— Можешь просить все, — разрешил Гиббон. — В пределах этой тюрьмы, кроме киркомотыги, тебе дадут все.
— В пределах любой тюрьмы слухи расходятся быстро, — заметил Марк. — Сидя в Матросской Тишине, я общался, не выходя из камеры, со многими заключенными. Что, если информация, которой я обладаю, вырвется на волю? Не думали об этом?
Дверь в камеру открылась, пропуская высокого худощавого человека. Марк не сумел разглядеть его как следует, тот устроился сбоку и позади заключенного, щелкнув замками кейса и расположив его на коленях.
— Полковник Суворов, — представил незнакомца Пинковский. — Из следственного отдела ФСБ.
«Добрый и умный следователь?» — подумал Сергей, глядя на злобного Гиббона. Однако полковник обозначил себя лишь шуршанием бумаг за спиной арестованного.
— Ладно, не дури мне голову, — Пинковский приступил к решительным действиям. — Я послушал тебя, теперь ты послушай меня. У тебя дочка работает в продуктовом магазине. Не дай бог завезут в продмаг просроченные продукты — отравиться может. Вот в обмен на ее хорошее самочувствие ты и расскажи нам про место хранения оружия. Клин клином, Сергей Максимович. Ты занимался грязными делами, так что не рассчитывай на теплый прием. Я даю тебе десять минут на размышление.
Пинковский снял с руки часы, положил их перед собой и молча уставился на арестованного.
Так даже лучше, вдруг подумал Сергей. Гиббон сам упростил ему задачу. Действительно, что они могли предложить Марковцеву в этих стенах в обмен на его признания? Ничего. Даже кирки, как удачно пошутил следователь. Теперь есть за что поторговаться и к концу десятой минуты дать согласие на сотрудничество.
Выразить недовольство? Выдавить горькую усмешку? Или остаться с неподвижным лицом? Сергей обозначил тревогу беспокойным взглядом и чуть подрагивающими пальцами взял из пачки сигарету.
Гиббон самодовольно ухмыльнулся.
Марк продолжил размышления.
Вряд ли они тронут Ольгу. Следственным органам не на руку, если вдруг близкий родственник обвиняемого попадет в неприятную историю. Это тут же свяжут с давлением на подследственного. Другое дело, если имя Марковцева попадет в прессу в траурной рамке. Посредством Ольги Марку могли отомстить его подельники, но никак не спецслужбы. В этом случае такая версия пройдет бесспорно.
Марковцеву не хватало информации. В больничной палате он, кроме следователя и молчаливых медицинских работников, ни с кем не общался, радио не было. Как отсутствовало оно и в камере. Точнее, не работало.
Радио в камере не работало…
Только сейчас Сергей понял, почему оно молчало. Потому что он мог услышать о происшествии в Новоградском аэропорту, услышать свое имя в сочетании со следственным изолятором Лефортово. Дело громкое, до некоторой степени загадочное, и отдельные репортажи и комментарии к нему наверняка попадали в эфир.
Правило информации: событий нет, пока о них не сообщат в СМИ. Но якобы сломанный приемник рассказал Марку все, как если бы оказался в рабочем состоянии. И утешительный приз за наблюдательность и умение делать выводы: Ольгу они не тронут.
Впору выразить радость, облегченно выдохнуть, растянуть в улыбке губы…
— Время, — Пинковский надел часы и бросил взгляд на Суворова.
— Хорошо, я скажу, — глядя в пол, тихо произнес Марк. — Точнее, покажу. Вам придется вывезти меня на место. Без меня не найдете.
— Далеко? — оживился Гиббон.
— Раменский район.
— Надеюсь, место хранения не в производственном цехе или складе?
— Нет, обычный частный дом.
Позади арестанта щелкнули замки кейса. Полковник ФСБ встал и так же молча, как появился, исчез из камеры.
— Молодец, Марковцев, — похвалил Пинковский. — Я знал, что мы сработаемся. Сегодня отдыхай, а завтра с Утра поедем на… обозначим его местом подготовки преступления.
42. Дагестан
Дело пошло не так, как планировал Науров. Каждую минуту дагестанец ждал появления в этих местах казенных людей. Он не покажет им захоронение своего кровника Султана Амирова, действительно захоронения, ибо подвал походил на склеп, а спокойно ответит, что убил чеченца, сжег, сбросил пепел в выгребную яму.
На раненого Марковцева могли, должны навалиться, надавить сразу несколько спецслужб. Ему проще сказать правду — ту, что он знал: назвать имя заказчика, причину, которая двигала дагестанцем. Но вряд ли Марк облегчит свою участь и вряд ли усложнит жизнь Шамилю. Дагестанец не для протокола расскажет все, а следствие прикинет, обнародовать правду или похоронить ее в этих красивых местах.
Наверное, все же огласят, Шамиль предстанет перед судом, из зала же и шагнет к своей машине, чтобы два-три года жить в ладу с законом.
Мешала всему этому непредсказуемость, которую представлял из себя главный исполнитель. Если деяния Шамиля Наурова суд расценит в пару-тройку лет, то Марковцеву дадут не меньше пожизненного. Исправить ситуацию мог несчастный случай в тюрьме, где содержится преступник. И это дело правоохранительных органов. Не допустят они суда над Марком, потому как придется ужесточить наказание и самого Наурова. А это сулило волнение не только в Дагестане, а на всем Северном Кавказе. Как ни крути, а Шамиль судил кровника по закону гор и кровной мести. И неважно, кого он использовал для достижения своих целей. Прежде чем судить его, прокуроры и судьи хорошенько задумаются и прислушаются к мнению свыше. В очередной раз прозвучит призыв изучать историю Кавказа.
А Марка жаль…
Шамиль качал головой, не ведая, чем может помоч1 арестованному. Действительно, получилось буквально он использовал Сергея. А еще Константин Горохов поимел Марка. Ах, если бы не его идиотская выходка… Горохов, попади он в лапы правоохранительных органов, молчать не станет.
Каждую минуту ожидая приезда казенных личностей, Шамиль, однако, недоумевал: что-то они тянут с визитом. Дагестанец ненавидел их, имея на то вескую причину. Сын… Они хотели использовать его имя. Ради чего? Зачем они смешали его с русскими именами, с заложниками? Ведь Саид во время штурма спецназа не мог находиться вместе с ними, подтверждение тому видеокассета, о которой, кроме Шамиля, Султана Амирова и еще нескольких подонков из окружения полевого командира, не знал никто.
Шамиль не видел, как погиб Саид, но четко представлял его действия. Не из трусости, конечно, и чтобы остаться в живых, а чтобы не запятнать честного имени отца, он, сторожа заложников…
* * *…"Обложили…» Саидом овладела отрешенность, руки, держащие автомат, дрожали. И дай он сейчас очередь по пленным русским солдатам, вряд ли попал хотя бы в одного.
Низкое окно в сарае походило на экран телевизора, в нем не художественный бой, а документальная бойня. Как и откуда русские узнали о временном базировании отряда Султана Амирова, просто непостижимо. Обложили отряд не мотострелки, а, похоже, бригада особого назначения. Методично вспарывают плотную оборону, шаг за шагом сужая кольцо. Русские десантники крушат все живое и неживое из-за громкого имени Султана Амирова. Как точно и красиво прошивают трассеры наемников, как невидимо, но так же метко бьют обычные пули.
Вот ухнул неподалеку русский гранатомет, тут же рядом с сараем с заложниками вздыбилась земля, полетели в небо обломки.
Горло вздулось от напряжения, готовое выкрикнуть что есть силы: «Не стреляйте! Здесь заложники!»
Заложники…
Зародившаяся в мозгу Саида мысль подтолкнула его к решительным действиям. Он свалил на грязный пол солдата, на мгновение задержался взглядом на его связанных за спиной руках и изо всех сил ударил его прикладом в шею. Еще раз по извивающемуся телу, еще, пока заложник не перестал дергаться. Саид убивал, спасая имя своего отца.
Второй солдат умер быстро, удар пришелся точно в позвонок, на этот раз приклад не скользнул по коже, сдирая ее с шеи.
А за стеной сарая уже отчетливо слышны хриплые выкрики русских десантников.
«Успею», — подумал Саид, убивая последнего заложника.
Выглянув в окно, секунду-другую он постоял неподвижно, затем окровавленным прикладом разбил стекло и выбросил автомат. Быстро разделся, оставаясь в спортивных брюках и майке. Этого мало. Тут Саид сделал невозможную во всех смыслах вещь: кровью убитого им солдата вымазал руки, лицо… И снова мало, на теле нет ни одной ссадины. Пригодилось разбитое стекло.
