Дмитрий Дубинин - Золотой иероглиф

И теперь находящийся в пучине вод клад сторожит по указанию богов бессмертный «тако», чтобы «Капля Солнца», коль скоро она вызывает лишь смерть и страдания, вечно покоилась на дне моря». Конец цитаты. Каково?

— Впечатляет. А кто такой «тако»?

— Так раньше называли гигантских осьминогов. Спрутов.

— Приятные зверюшки, — пробормотал я, опять вспомнив хайку. — Но дело, наверное, не в них.

— Конечно. Если летопись не врет, а я, в отличие от Юдзумори, верю этой легенде, то делать нам нечего. Остров утонул. Я, признаться, подумал, что «Тодзимэ» — это его название, но теперь — сам видишь, не то.

— Делать, говоришь, нечего?

— Похоже… Смотри, что получается. Допустим, что все эти легенды и мифы знаем не только мы, но и конкуренты. Так?

— Так.

— Текст документа из омамори известен тоже всем?

— Бандитам — да. Но насчет хатамото — не могу утверждать.

— Пусть так. Это смахивает на правду. Якудза вполне могут знать больше конкурентов. Мы, видимо, тоже. Но ты в курсе, что объединяет нас с бандитами?

— Нет.

— То, что мы не знаем, что такое «Тодзимэ».

— А хатамото, выходит, это знают?

— Выходит, знают.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что нам надо объединить усилия с господином Юкинагой?

— Ни в коем случае. Хотя бы потому, что тогда нам придется объединяться и с бандитами.

— А это еще почему?

— Потому что, — Сэйго поднял указательный палец вверх, — у них тоже есть какой-то монопольный секрет, не известный ни нам, ни хатамото.

— То есть?

— Место, где затонул остров. Может быть, они там уже развернули водолазные работы.

— Даже так?

— Но я могу и ошибаться…

— «Тодзимэ» как бы вернулось, Сергей. И я почти уверен, что это нечто такое, с чем должен ассоциироваться остров… А вдруг этот остров тоже вернулся? Всплыл?

— Перефразируя кого-то из физиков, можно сказать, что эта идея достаточно безумна, а потому вполне может оказаться истиной. Что же теперь делать?

— Надо вернуться к нашему документу. Это, скорее всего, расшифровка знаков с тела дочери Танаэмона. Вдруг мы что-то пропустили?.. Подумаем снова. Потом ты продолжай искать «Тодзимэ».

— Замечательно. А ты будешь продолжать наслаждаться ночной жизнью?

— Нет. Я буду искать остров и, кажется, я знаю, кто мне в этом поможет.

Глава X

— «Нарисовал на тодзимэ линию от вершины левой возвышенности до центра живота и от ее середины отсчитал половину длины лезвия кусунгобу на заходящее солнце».

Сэйго в очередной раз прочел вслух текст по-японски и по-русски, а потом отшвырнул листок.

— Я ничего не понимаю. Пусть «Тодзимэ» — это действительно второе название того острова, что мог всплыть в начале тридцатых. Ладно, я согласен, что пират изрисовал тело своей дочки всякими точками и линиями. Пусть самурай Тамоцу и сумел их расшифровать. Но что значит «половина длины лезвия кусунгобу на заходящее солнце»?

— Это значит «на запад».

— Согласен. Длина клинка ритуального кинжала — двадцать пять сантиметров. Половина — двенадцать и пять десятых. Что за расстояние? Каков масштаб?

— Была, вероятно, карта, составленная самим Дзётиином, с указанием сторон света. Вот если бы она сохранилась вместе с текстом!

Мы сидели на крошечной терраске у Сэйго дома, куда он меня наконец пригласил, курили как два паровоза и вот уже битый час напрягали извилины над проклятым письмом. Да, пра-пра-пра… много раз прадедушка Дзётиин, и задал же ты задачку наследнику… Который, конечно, на золото и жемчужину-монстра вряд ли имеет какие-то права… Но!

Но премия! Сумма спрятанного сокровища — тридцать тысяч золотых рё. Сегодня это почти миллиард иен, то есть, больше, чем десять миллионов долларов! Плюс «Капля Солнца», которая вообще не имеет цены, вернее, рыночной стоимости. А цена у подобной вещицы весом в 15 моммэ или в двести восемьдесят каратов[11], если определять стоимость по методу 17 века, практиковавшемуся в Англии, не знавшей тогда инфляции, для алмазов и жемчуга (квадрат массы драгоценного материала в каратах), то получается около восьмидесяти тысяч фунтов стерлингов. Это для 17 века. А сколько будет сегодня? И это при совершенной уникальности жемчужины? Те же десять миллионов, решил Сэйго. Может быть, двадцать… Или тридцать?

Ну-ка, сказал я, а сколько выплатит нам на двоих японское правительство, когда мы заявим о своих правах на клад?

По японским законам, нашедший получает половину стоимости сокровища, другая же половина достается землевладельцу. Землевладельцем, скорее всего, окажется губерния Хоккайдо, администрацию которой все равно придется ставить в известность. Придется также сдать драгоценности властям, иначе тело кладоискателя, если он, конечно, не является родственником ямагути-гуми[12] или министра внутренних дел, могут обнаружить в заливе Исикару. Но тогда, сказал Сэйго, дело может повернуться так, что власти заявят, будто имеет место случайная находка: тогда нашедшему может быть выплачено за счет обнаружившегося владельца от пяти до двадцати процентов ее стоимости. Придется еще ой как много общаться с юристами. Но не надо жадничать. Сэйго сказал, что все это он возьмет на себя (тем более, что с иностранцем, который ищет клады на родных островах, власти особенно церемониться не будут), и будь он проклят, если мы не получим до конца этого года от японского правительства по меньшей мере по миллиону долларов на каждого!

Пиратский клад… Сразу возникают в памяти мрачные корсары и флибустьеры на королевской службе, грабящие суда враждебных держав, да свирепые «отморозки», как бы их назвали сейчас, плавающие под «веселым Роджером». Карибское море. Ямайка и Тортуга. Генри Морган. «Как Копли Бэнкс прикончил капитана Шарки». Одноногий Джон Сильвер… Дальше — уже персонажи из оперетт и комиксов. Но нет в этом ряду представителей Юго-Восточной Азии (за исключением разве что современных, вроде мадам Вонг), бравших корабли на абордаж у берегов Японии, Китая и Кореи — не доходили как-то подобные вещи до сознания европейцев, к коим вполне справедливо причисляют себя и россияне. А Японское море — вот оно, под самым нашим боком, тогда как острова Вест-Индии — на почти диаметрально противоположной стороне планеты.

… Сэйго положил на столик бумагу и фломастер.

— Есть вот какое предложение, — заговорил он. Сигарета запрыгала в его зубах, и пепел посыпался на белый листок. — Рисуй абстрактную фигуру — замкнутую кривую линию.

Я изобразил, сам того не желая, нечто напоминающее холерный вибрион.

— Замечательно. Теперь рисуй компас. Тоже сориентируй его как попало.

Я нарисовал две перекрещенные прямые линии и отметил стороны света.

— Но на этом, по-моему, все, — скептически заметил я.

— Конечно. Теперь будем думать дальше. Этот рисунок поможет направить наши мысли в нужном направлении. Значит, как ты уже решил, с помощью своей новой знакомой ты узнаешь об островах, которые могли подняться на поверхность моря?

— По крайней мере, я надеюсь, что это так. Если остров один, и его появление совпадет с тем моментом, что мы вычислили, вопросов будет меньше.

— А если поднялась целая гряда?

— Давай пока не будем об этом. Тем более, что у нас все равно останется по меньшей мере один вопрос, и к тому же решающий.

— Масштаб и карта?

— Именно так, Сергей.

Около пяти вечера я приехал в Саппоро. Поскольку у меня имелся путеводитель для иностранцев (читай — для англо-американцев, французов, немцев и испанцев), то было не так уж сложно ориентироваться в столице губернии Хоккайдо. Во всяком случае, сквер Маруяма я нашел скоро и, в ожидании Юмико, стал прогуливаться вокруг бронзового Будды, с усмешкой поглядывавшего на прохожих… Надо мной он, наверное, посмеивался особенно ехидно — ишь, потомок самураев, в натуре, выискался…

В голову лезли мысли о бандитах. Я был уверен в том, что якудза вряд ли оставили нас с «Серегой» в покое, и что сейчас «джентльмены удачи» просто перешли к тактике пассивного выжидания — что эти два лоха, русский и японский, предпримут дальше? Видимо, когда на «Рэттоо-мару» я пришел Сэйго на помощь, незадачливые душители доложили, что Такэути возвращается не один, а в сопровождении компаньона, причем, выяснилось, что того самого, у которого удалось выцыганить древний документ, и господам бандитам стало ужасно интересно — а вдруг эти двое приведут их прямиком к пиратскому кладу?..

— Коннити-ва, Маскаев-сан! — услышал я вдруг.

— Коннити-ва, Юмико-тян[13]! — ответил я.

Юмико даже покраснела, видимо, ей понравилось такое обращение. Сегодня она облачилась в узкий брючный костюмчик и немного поработала над лицом, чтобы, наверное, выглядеть более по-европейски. Впрочем, Юмико нравилась мне в любом виде.