Пётр Разуваев - Путь самурая
– Где Ван Линь? – рявкнул я грозно. Никакой реакции. Молчание, «неотразимый» взгляд и – подобострастная улыбка. Он ещё и глухонемой вдобавок?
– Вы меня слышите? Мне. Нужен. Месье. Ван. Линь. Мать твою так! – на всякий случай добавил я по-русски. Это подействовало. Понимающе кивнув, китаец с неожиданной ловкостью соскользнул со стула и мгновенно исчез за бамбуковой ширмой. Проводив его взглядом, я мысленно присвистнул: судя по отточенным, изящным и выверенным движениям, этот красавчик мог оказаться весьма умелым бойцом. Да и руки у парня были подходящие: даже с виду ладони твёрдые, словно выточенные из дерева. Плюс взгляд, направление которого невозможно уловить… Очень неприятное сочетание.
– Месье Дюпре? – Неслышно появившийся из-за ширмы китаец едва не застал меня врасплох.
Молча окинув незнакомца взглядом, я удовлетворённо кивнул. Именно таким и представлялся мне месье Ван Линь, бросивший вчера телефонную трубку. Лет около сорока, среднего роста, подтянутый, худощавый. Волосы аккуратно подстрижены, ухоженное лицо, почти лишённая желтоватого оттенка кожа. И совершенно бесстрастные, холодные чёрные глаза, наблюдающие за мной безо всякого выражения. Так сытый удав смотрит на глупую, беззаботно щебечущую птицу. Весёлые Боги, неужели я опять во что-то вляпался?
Молча протянув китайцу левой рукой счёт, правой я небрежно расстегнул пуговицу на пиджаке. Кобура без замка, и если сделать это прямо сейчас…
– Нет нужды доставать оружие, месье Дюпре, – холодно произнёс китаец. По-прежнему глядя мне в глаза, он спокойно разорвал счёт и аккуратно убрал клочки бумаги в карман.
– Будьте добры, следуйте за мной. Вас уже ждут.
С этими словами Ван Линь скрылся за ширмой. Окончательно заинтригованный поведением китайца, я осторожно «проследовал» за ним. Судя по всему, первоначальная догадка оказалась верна, и я действительно вступал сейчас во что-то весьма… плохо пахнущее. Совсем некстати вспомнился стальной блеск клинка Мурамасы Сэндзо, и, исчезая словно утренний туман, моё утреннее хорошее настроение помахало мне на прощание ладошкой. Шедший впереди Ван Линь распахнул какую-то дверь, я заглянул в открывшуюся за дверью комнату и…
– Елки зелёные, Андрюха, ну сколько можно тебя ждать?
– Здравствуйте, Виктор Викторович, – с грустью ответил я, разглядывая мощную фигуру бывшего генерал-майора ФСБ, а ныне почётного «покойника» Виктора Викторовича Стрекалова. – А я так надеялся, что вы умерли.
* * *– Представляешь, – рассказывал спустя полчаса Стрекалов, развалившись на изящном китайском диванчике, – сижу я в баре, потягиваю свой коктейль, а надо мной – здоровенное дерево, под которым ещё Роберт Льюис Стивенсон любил джина тяпнуть… с тоником.
– Прямо в баре дерево? – уточнил я на всякий случай.
Стрекалов широко развёл руки, словно собираясь охватить ими всю комнату:
– Вот такое, блин! Ни одна пилорама не переварит. Япошки, стервецы, когда этот отель строили, не стали его рубить, а прямо вокруг ствола стены возвели. Красиво, удобно, необычно – туристы писаются от восторга. Представляешь: до океана – сто метров, дерево это, коктейль и ни одной русской рожи на всём острове! Нет, Андрюха, мёртвый сезон на Гавайях – это сказка.
Он задумался, почесал в затылке, возвёл глаза к потолку. Наблюдая за мечтательным выражением, появившимся на его лице, я решил, что на Гавайях генералу и впрямь понравилось. Он уже минут двадцать описывал мне все прелести этого райского уголка и останавливаться, похоже, не собирался. Темнит, темнит Виктор Викторович…
– Короче, тут они меня и сцапали, – неожиданно закончил Стрекалов. – Твой приятель Эвер, между прочим. Так что накрылся мой бессрочный отпуск драной панамкой. А жаль.
Поймав его быстрый взгляд, я недоверчиво хмыкнул. Со Стрекаловым мы были знакомы много лет, и этот номер я видел уже не раз, и не два, и даже не двадцать два раза. Очень он любил прикинуться этаким деревенским валенком с большими и тёплыми ушами. К моему величайшему сожалению, за этой маской скрывался жёсткий, хитрый, умный и очень опасный профессионал. Стрекалов проработал в разведке почти сорок лет, прошёл весь путь от лейтенанта до генерал-майора, долгое время был нелегалом, служил в КГБ, ФСБ, СВР – словом, ладно скроенная овечья шкура скрывала матёрого волка, который играючи перекусывал пополам таких горе-разведчиков, как я. И была у Стрекалова ещё одна черта, многое определявшая в наших отношениях: так же, как и я, генерал не продавался. Только в отличие от меня он служил идее, которая была стара как мир: Родина превыше всего. Стрекалов беззаветно любил Россию. Не то жалкое подобие Советского Союза, которое осталось после горбачёвской перестройки, а истинную, великую Россию. Он любил эту страну даже такой, какой она была сейчас, но рисковал жизнью ради той России, о которой мечтал.
– Удивительно интересная история, – вежливо сказал я. Он кивнул.
– Я знал, что тебе понравится. Два дня репетировал. Ты вчера работал с французами?
– Осматривал местные достопримечательности, – ответил я. – Ребята из DST ошиблись. Это не тот человек.
– Знаю, – ответил Стрекалов. – Это не имеет значения. Я хочу, чтобы ты пригляделся к окружению Сиретта.
– Зачем? – удивился я. – Есть там, правда, одна милая девушка…
– С весёлыми сиськами? – усмехнулся Стрекалов. – Ну, к этой мисс лучше присматриваться лёжа. Или на ощупь.
– У меня такое ощущение, что вы всё это время за мной подглядывали, – сознался я.
– Так и есть, – согласился он. – Только не подглядывал, а приглядывал, так будет правильней. Помнишь Чэна?
– И он тоже? – удивился я. – Надо же. Никому верить нельзя. А у вас, я вижу, сложились тёплые отношения с китайцами?
– Не только с китайцами. С Кэрроллом я знаком уже лет двадцать. В своё время он выставил меня из Англии.
– Кто такой Кэрролл? – удивился я. Стрекалов расхохотался.
– Твой приятель, лорд Гренвилл. В молодости у него был оперативный псевдоним: Кэролл.
– Ага, – сказал я.
Только сейчас я осознал, почему всё это время имя Чарльза казалось мне знакомым. Чарльз Латуидж Доджсон – настоящее имя Льюиса Кэрролла. Теперь понятно, почему Рихо так развеселился.
– Так, – рассердился я. – Всё мне надоело, жизнь стала немила, и вы, генерал, мне больше не указ. Тоже хотите поймать Абу аль-Хауля? Вам-то он зачем, вы же теперь покойник, да ещё с двухлетним стажем?
– Дурак ты, Андрюха, – серьёзно сказал Стрекалов. – Ни хрена не понимаешь. Сколько лет я с тобой мучаюсь, и каждый раз одна и та же прелюдия. Пока тебя не растолкаешь, пока тебе морду пару раз не набьют, толку от тебя – как от поросёнка – сала.
– Так объясните, – буркнул я. Стрекалов усмехнулся.
– Тебе как, попроще? Тогда расклад такой: сейчас в России делят власть. Между одними ворами и другими ворами. Поскольку я официально не существую, у меня развязаны руки. В отличие от тех людей, которые думают так же, как и я, но остались в России и ни черта сделать не могут. Денег у меня достаточно. За последние десять лет из России вывезено сотни миллиардов, и мне хорошо известно, кто владеет этими счетами. Пока ещё ни одна сволочь не отказала.
– Рэкет, – констатировал я. – Вы – уголовник, генерал.
– Я – экспроприатор, – жёстко ответил Стрекалов. – Ты же знаешь: говорить с этой мразью на языке закона можно, но очень недолго. Не смогут купить – убьют. Мы начали говорить с ними на их языке, и теперь к нам прислушиваются.
– Кто это – мы?
– Ты что же, думаешь, я герой-одиночка? Угоняю машины, продаю, а деньги раздаю по детским домам? Я ещё не сошёл с ума. В России достаточно людей, которые хотят жить в стране, а не на задворках Запада. Кто-то работает там, кто-то, как я, – здесь. Никаких переворотов, никаких революций – медленное и планомерное выдавливание сволочи из верхних эшелонов власти.
– А флаг у вас есть? – поинтересовался я. – В таком деле без флага нельзя.
Стрекалов даже не поморщился.
– Тебе знакомо такое понятие: «мондиализм», Андрюша?
– От французского «мир», насколько я понимаю, – я пожал плечами. – Впервые слышу.
– Тогда заткнись и слушай, – резко ответил Стрекалов. – Больше никто тебе такого не расскажет. «Мондиализм» является одним из наиболее влиятельных направлений в политике истеблишмента Запада. Если совсем коротко, это означает постепенный переход политической власти от традиционных государственных форм, типа президентской республики, к прямому правлению Мирового правительства. То есть – к крупнейшим финансовым структурам Запада. А уж если совсем точно – Америки.
– И что в этом нового? – улыбнулся я. – Если Сержу Дюпре покажется, что ему мешает президент Франции, то Ширак будет переизбран, и на его месте окажется нужный отцу человек, даже если он будет гомосексуалистом и клятвопреступником. Уж вам-то это должно быть известно.
– Ты это знаешь. Я это знаю. Все остальные будут уверены, что смена президента произошла в рамках конституции. Реально все решения в мировой политике принимаются узкой группой людей, в руках которых сосредоточено 90 % мировых финансов. Организационно эта структура состоит из различных неправительственных организаций. Основные из них – «Council on Foreign Relations», «Trilateral Commission» и «Бильдербергский клуб». Даже в России хвостик есть – Институт системных исследований.
