Альберт Байкалов - В одном строю с победой
– Я могу посмотреть? – Антон вопросительно взглянул на Бекбулаева.
– Для этого я их и достал, – не сводя с собеседника глаз, ответил чеченец. – Эти материалы я уничтожу здесь сразу после того, как ты с ними ознакомишься. Нас будет двое, кто посвящен во все.
Несмотря на то что деньги сейчас меньше всего беспокоили Антона и больше всего волновал вопрос, какое же здание выбрали террористы для претворения в жизнь своих чудовищных замыслов, он пересчитал сначала деньги. Пусть Шамиль думает, будто он готов продать за эти зеленые бумажки душу хоть самому дьяволу.
В пакете оказалось десять тысяч долларов.
– Это не только для тебя, – дождавшись, когда Филиппов закончит считать, уточнил чеченец. – Ты не справишься один. Кого-то придется брать еще.
Спрятав деньги в карман, Антон принялся изучать фотографии и схемы.
В городок от основной трассы вела одна шоссейная дорога. Двадцать жилых домов. Несколько частей с казармами, банями, столовыми и парками военной техники. Схема была составлена скрупулезно. На въезде в гарнизон установлен шлагбаум и бетонные блоки. Красными стрелками отмечены маршруты движения военных патрулей.
Антон взял фотографию. Пятиэтажный панельный дом. Судя по постройке, ему лет пятнадцать. Обычно в период застоя такие отстраивались силами строительных батальонов, при повальном воровстве и всеобщем попустительстве. Такой может и сам развалиться.
– Посвятив в свои планы, вы приперли меня к стенке, – Антон сокрушенно вздохнул. – Надо быть полным идиотом, чтобы не догадаться, чем может обернуться отказ. Естественно, я пойду на ваши условия. Однако мне надо немного времени здесь, в Москве, чтобы определиться, кто из бывших людей Башмака будет согласен на это. Кстати, вы не сказали, сколько это будет стоить?
– По возвращении обратно, непосредственно за взрыв, сто пятьдесят тысяч долларов. Кроме этого, еще пятьдесят, если вам удастся скомпрометировать этим ФСБ. На них уже падала тень подозрений в инсценировке терактов для оправдания силовых действий на Кавказе. Плюс ко всему, за каждый труп еще по две тысячи долларов.
– Я буду должен поделить эти деньги между всеми участниками акции?
Шамиль отрицательно покачал головой:
– Они не должны остаться живыми.
– В таком случае я хотел бы просить об одном одолжении… – Антон ослабил галстук, собираясь с мыслями. – В Москве мне делать после всего нечего. Скажу честно, вас я также боюсь. Вы просто переведете половину этой суммы на счет, который я укажу за час до взрыва. Он может быть в любой точке России. Хоть это и маленькая, но все-таки гарантия моей безопасности.
– А вторую половину? – Чеченец удивленно вскинул брови.
– Когда из средств массовой информации узнаете о качестве работы, – не задумываясь, ответил Антон. – Только в этом случае счет будет открыт совершенно в другом месте, и ждать я буду не больше того времени, которое понадобится вашим людям, чтобы добраться до меня. В противном случае я знаю, как вам навредить.
Лицо чеченца сделалось каменным. Вернув ему конверт, Антон отвернулся к окну.
– Иди, – наконец проговорил Шамиль. – Но помни, если ты обманешь меня, я достану тебя где угодно и накажу. Мои возможности ты знаешь.
* * *Филиппов словно провалился сквозь землю. С момента последней встречи с ним прошло уже несколько дней. Все это время Лариса Евгеньевна, находясь под впечатлением разговора по поводу личности Масуда, не находила себе места. Уверенность в правильности своего поступка сменилась страхом одновременно с тем, как за Антоном закрылась входная дверь.
Она лишь утаила подробности первой встречи, которая произошла на квартире Масуда. Причиной тому послужило не желание скрыть один из его адресов, а банальная слабость сохранить в тайне все некрасивое. Сработал тот механизм женского эгоизма, который на протяжении веков удивлял криминалистов, – слабая половина человечества даже при выборе способа покончить с собой останавливается на таком, который не портит красоту тела, а тем более лица. Женщина всегда желает оставаться красивой, даже на смертном одре. Именно из-за этого подавляющее большинство самоубийств совершалось и совершается путем вскрытия вен, употребления ядов или передозировки лекарств.
Поначалу ей показалось неприличным посвящать мужчину в то, как она грохнулась в обморок, а потом ее, оттрахав, отправили восвояси. Просто она рассказала, что Масуд приезжал к ней домой и один раз был в офисе, где ознакомился с финансовыми документами.
Сегодняшний день она решила посвятить уборке. Была суббота. Несмотря на свое положение и возможности, Лариса никогда не пользовалась услугами домработницы. Не обремененная ничем, кроме работы, она чаще всего проводила время перед телевизором либо читала. Когда то и другое ей надоедало, она принималась за стирку и наведение порядка.
Уборка заняла более часа. Протерев пыль и пропылесосив полы, она направилась в ванную, где в машинке уже сушилось белье. Неожиданно в дверь позвонили. Лариса вздрогнула. Застыв на полпути, она прислушалась. Может быть, показалось?
Вновь позвонили. Уже более настойчиво и дольше. «Антон, понимая, что может нарваться на Масуда, обязательно бы сначала позвонил по телефону. Неужели Масуд?» Ноги, сделавшись вдруг слабыми, задрожали от напряжения.
«А если Антон, выпытав у меня все про Масуда, попытался его убить, а у него ничего не вышло, и теперь, узнав о предательстве, тот пришел отомстить!» – мелькнула в голове мысль. «А может, ее уже пришли арестовать за связь с террористом!» – обожгла другая, не менее страшная догадка.
Несколько раз вздохнув, она все-таки взяла себя в руки и подошла к дверям. Пискнул, включаясь, видеоглазок. Так и есть, последняя надежда, что пришел Антон либо кто-то из немногочисленных подруг, рухнула. У дверей, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял охранник Масуда – Сухроб.
– Слушаю тебя, – собравшись с духом, проговорила она в трубку домофона.
– Вы одна? – Сухроб приблизил свое лицо к объективу с другой стороны двери, словно пытаясь заглянуть в квартиру, отчего изображение его лица на миниатюрном экране исказилось, сделавшись смешным. – К вам гость.
Масуд никогда не поднимался на площадку первым, опасаясь присутствия у Пузыревой посторонних людей. Раньше он оправдывал это нежеланием компрометировать одинокую женщину, теперь она знала главную причину такого поведения.
Некоторое время Лариса вглядывалась в лицо Сухроба, пытаясь определить, известно ли ему о том, что она заложила его хозяина. Но лицо было, как и прежде, сосредоточенно-глуповатым.
– Одна, – нерешительно ответив, она принялась отпирать двери, уверенная в своем скором провале.
Наверняка Масуд заметит странности в ее поведении, ведь она не умеет врать.
Снизу послышались шаги. Масуд никогда не доезжал лифтом до ее этажа, выходя ниже.
– Ты не рада? – Дав чмокнуть себя в щеку, он отстранился и заглянул ей в глаза. – Что-нибудь случилось?
– Нет, – Лариса отвела взгляд в сторону. – Просто настроение с утра не очень. Ты надолго?
– Вечером уеду. – Пройдя в комнату, он сел в кресло и изучающе посмотрел на нее. – Все-таки мне кажется, что сегодня в этом доме не рады моему приходу. Ты сейчас напоминаешь замужнюю женщину, у которой в шкафу спрятался любовник.
Пузырева улыбнулась.
– А откуда тебе известно, как выглядят в таких случаях женщины? – Она немного успокоилась и взяла себя в руки.
– Я же долго жил в России. – Откинувшись на спинку кресла, он из-под полуприкрытых век некоторое время смотрел на нее, затем протянул руку: – Иди ко мне.
Лариса нерешительно подошла и, присев на его колени, положила руки на плечи.
Масуд, взяв пальцем за подбородок, приник к ее губам. Она закрыла глаза. Не оттого, что, как прежде, ей стало хорошо, а по телу вновь поплыли теплые волны. Наоборот, поцелуй показался ей безвкусным и каким-то неестественным. Она словно целовала резиновый мяч.
– Что с тобой? – Масуд заглянул ей в глаза. – Ты словно в первый раз.
«Так оно и есть, – неожиданно подумала она, – я в первый раз целуюсь с настоящим главарем террористов и изощренным убийцей, зная об этом».
– Устала просто, – сказала вслух и, отстранившись от него, обвела взглядом зал. – Видишь, все блестит. С утра корячусь.
– Найми служанку, – хмыкнул он.
– Сейчас! – Лариса освободилась от его рук и встала. – Я тогда совсем спячу в этих стенах. Как долго мы будем скрывать свои отношения? – неожиданно спросила она. – Я уже не девочка. Скоро сорок. А у меня ни семьи, ни детей… Ты приходишь, как какой-то шейх в гарем к своей наложнице, переспишь и исчезаешь. Такое отношение унижает. Мне кажется, ты давно разлюбил меня.
– Не говори глупостей. – Он поцеловал ее руку. – Я, как и прежде, люблю тебя. А что касается шейха, то будь уверена, там, в гаремах, несколько десятков женщин, а ты у меня одна.
