Чингиз Абдуллаев - День луны
Она улыбнулась. Это было первое приятное замечание, которым он наградил ее за весь день. Седой огляделся, перешел улицу на зеленый свет и пошел в сторону соседнего дома, около которого уже притормозил «БМВ». За рулем сидел Костя. В машине, кроме самого Аркадия Александровича, были и двое его помощников. Уже вернувшийся Бармин сидел на переднем сиденье, положив автомат прямо на колени и прикрыв его газетой. На заднем сиденье находились сам Аркадий Александрович и сапер-минер Эдик, нервно улыбавшийся и все время крутивший головой. Седой наклонился к машине.
— Как дела? — холодно спросил Аркадий Александрович.
— Ничего, — ответил Седой. Потом, помолчав, сказал: — Леший погиб.
— Как погиб? — встревожился Аркадий Александрович.
— Убили. На квартире у Анджея, куда мы вернулись прикончить поляка, была засада.
Мы, кажется, сумели двоих убрать, но Леший погиб.
— Ты сам видел его труп? — встревоженно спросил Аркадий Александрович. — Учти, что это очень важно. Он может нас выдать.
— Леший никогда нас не выдаст, — презрительно сказал Седой, — и живым тоже его взять нельзя. Говорю, что он убит, значит, убит.
— А остальные? — уточнил Аркадий Александрович.
— Все в порядке, — нехотя подтвердил Седой, — они уже ничего не расскажут. Там еще баба была и телохранитель Анджея. Ну Леший и их, в общем… — Говорить об убийствах не хотелось. Было отчасти стыдно и отчасти неприятно, словно он превратился в настоящего мясника, деловито перерезающего горло своим жертвам. Или в палача, равнодушного к человеческим страданиям.
— Ясно, — подвел итог Аркадий Александрович. — У нас мало времени. Через полчаса вы с Кариной должны быть в депутатской комнате в Шереметьево-1. Там передашь первую капсулу. Но только тогда передашь, когда увидишь, что самолет действительно готов. Ты меня понял?
— Не нужно повторять. Я не придурок, — зло огрызнулся Седой.
— В семнадцать тридцать самолет должен быть на взлетной полосе, — подвел итог Аркадий Александрович, — но не торопитесь с вылетом. В любом случае нам нужно задержать самолет еще хотя бы на час. По-моему, они так напуганы, что управились быстрее, чем мы думали.
— Это еще неизвестно, — рассудительно сказал Седой, — когда улетим, будет ясно.
— Возьми капсулу, — предложил Аркадий Александрович, — и будь осторожен. Очень осторожен, Седой. От твоей поездки зависит сейчас вся операция. Петя, отдай ему капсулу.
Петр Бармин открыл стальной чемоданчик, специально изготовленный для такого случая, и вытащил одну капсулу. И хотя он чуть приоткрыл чемоданчик, тем не менее Седой успел заметить, что там находилось всего две капсулы. Он протянул руку и просто забрал капсулу, словно это был обычный патрон.
— Осторожнее! — страдальчески крикнул Аркадий Александрович, испуганно взглянув на Седого. — Ты ведь должен все понимать.
Это же капсула.
— Ничего. — Он зажал капсулу в руке и только потом, вспомнив, спросил: — Что за неприятности у вас были?
— Они засекли нашу фирму. И наш домик тоже засекли. Похоже, мы все-таки не до конца просчитали их действия, Седой. Они смогли засечь мой разговор с Германией через спутники. Видимо, поняли, что в машине два телефона, и засекли обе линии связи.
— Этого не может быть, — нахмурился Седой. — Если он не звонил по этому телефону, то этого не может быть. Они ведь не могли прослушивать все сотовые мобильные телефоны Германии.
— Они это сделали, — зло заявил его собеседник, — хорошо еще, что наш друг позвонил по обычному телефону и предупредил меня.
Иначе мы бы сейчас здесь с тобой не разговаривали.
— Неужели вы не предусмотрели и такой вариант? — спросил Седой.
Аркадий Александрович довольно улыбнулся.
— А ты как думаешь? Конечно, предусмотрели. Но говорить об этом раньше времени я не хотел. Пусть будет для них сюрпризом.
— Ко мне больше ничего нет?
— Нет. Но будь осторожен. Они захотят тебя даже арестовать. Держись твердо. Заяви, что если они не пропустят тебя к самолету, то будет очень плохо. Мы взорвем оставшиеся две капсулы.
— Понятно.
— У меня с собой два сотовых телефона.
Они зарегистрированы на другие фирмы и пока чистые. Держи все время при себе свой телефон. Я позвоню и поговорю с тобой ровно в пять двадцать. Только учти, что разговор будет коротким и я сразу выброшу свой телефон в мусорный ящик, чтобы они не смогли меня засечь.
— Надеюсь, что вы так и сделаете.
— И езжайте очень осторожно. Постарайтесь не попасть в аварию.
— До свидания. — Он отвернулся и зашагал к своей машине, даже не попрощавшись.
— Хам, — сказал с презрением Аркадий Александрович, когда Седой отошел достаточно далеко и не мог его услышать.
Держа в руках капсулу, Седой перешел улицу. За спиной послышался резкий скрип тормозов. Высунувшийся из грузовика водитель яростно махал ему рукой. Седой, не оборачиваясь, шел к своей машине. За рулем сидела Карина, внимательно смотревшая на него. Он подошел к автомобилю, сел рядом с ней, захлопнул дверцу.
— Как дела? — спросила она. Вместо ответа он показал ей капсулу. Она невольно поежилась, словно в салон машины вползла ядовитая змея.
— В аэропорт Шереметьево-1, — устало сказал он. Она повернула ключ. Машина выехала из переулка. Через несколько минут он вдруг спросил: — Ты не передумала? Еще все можно отыграть назад. Ты просто выйдешь из машины, и все.
Она взглянула на него и, закусив губу, ничего не произнесла. И вдруг резко нажала на тормоза, да так резко, что он едва не разбил себе лицо. Сзади послышался отчаянный визг тормозов. Они едва избежали аварии.
— А ты хочешь, чтобы я ушла? — спросила она, глядя ему в глаза. Молчание длилось вечность. Сзади неистовствовали водители, ревели клаксоны, кричали люди.
— Нет, — наконец сказал Седой, — я не хочу, чтобы ты уходила.
Она чуть улыбнулась и снова взялась за руль. Он посмотрел на капсулу. Она была такая маленькая. Хрупкая. В ней была какая-то жидкость. Обычная жидкость, как вода из ручья в детстве. Он подумал, что можно разбить капсулу вот здесь, сейчас. Разбить ее ко всем чертям в этом огромном чужом городе, так и не ставшем ему родным.
Много лет назад он приехал сюда полный надежд и радужных планов. Теперь не оставалось ничего. Ни надежд, ни планов. Была только эта белая трубочка — капсулы и трупы…
Много трупов вокруг. Он давно перестал считать эти трупы, понимая, что ничего изменить уже нельзя. После Афганистана он не верил никому. И виновата в этом была не война.
Скорее в этом виновато было то чувство потерянности и одиночества, которое он испытал, вернувшись с войны. Может быть, Карина могла помочь ему именно тогда. Но теперь…
Теперь в руках по-прежнему была капсула, позади были трупы, а впереди была неизвестность. Он сжал зубы. Хорошо бы разбить эту капсулу прямо сейчас, с холодным отчаянием подумал он. И тогда первой жертвой этого ЗНХ станет он сам. Может, в этом и будет высшая справедливость.
Москва. 16 часов 10 минут
Полковник Борисов приехал в больницу к Панченко, когда закончили оперировать Ваганова. Врачи не давали никаких шансов на его выздоровление, утверждая, что все решится в ближайшие несколько часов. Борисов прошел в палату к Панченко, где лежал раненый офицер. Несмотря на уговоры, лечащий врач дал ему всего пять минут.
Он вошел в палату, обнаружив сидевшую рядом с раненым его молодую миловидную супругу. У нее были заплаканные, но счастливые глаза. Очевидно, она была довольна тем, что все кончилось таким образом и получивший тяжелое ранение муж тем не менее останется жив и рана не представляет серьезной опасности для жизни. Увидев вошедшего, она чуть нахмурилась. Сюда уже приезжало столько людей и из милиции, и из ФСБ.
Борисов, поняв ее состояние, улыбнулся ей вместо приветствия.
— Как хорошо, что вы здесь! — сказал он. — Не нужно уходить. У меня нет ничего секретного. Ваш муж вел себя как настоящий герой.
И вы должны об этом знать.
Это было правдой. Все солдаты в один голос говорили о мужестве Панченко, которое он проявил во время нападения террористов на воинскую колонну. Молодой супруге было приятно слышать такие слова.
— Тоже мне герой, — сказал весь перебинтованный Панченко, — поймали, как утку. Если бы отбили нападение, тогда был бы герой.
А сейчас еще нужно искать этих бандюг.
— Найдем, — успокоил его Борисов, присаживаясь рядом на стул, — обязательно найдем.
Я зашел узнать, как ваше здоровье, и заодно рассказать вашей супруге, как вы здорово действовали. Полковник Борисов. Я из штаба округа, — соврал он.
— Спасибо, товарищ полковник, — поблагодарил Панченко, — вообще-то я где-то и сам виноват. Немного не рассчитал, подставился.
Вот они меня и ранили.
— Ничего. Все заживет, все будет в порядке. Вы геройски держались, — добавил Борисов, — и рана у вас не такая опасная, как у подполковника Ваганова.
